Сердце вселенной

С жизненными трудностями все справляются по-разному: кто-то, например, сразу же рвется в бой, кто-то, напротив, подолгу откладывает решение вопроса, кто-то пытается отыскать виновника случившегося среди людей, которые не имеют к этому ровным счетом никакого отношения. У Суинь Бейфонг была своя манера. Она вообще не знала, что проблемы есть. Все в мире казалось ей прекрасно и легко, ничего не вызывало сомнений; она до такой степени любила жизнь, так глубоко, так искренне наслаждалась каждым мгновением, что ей и в голову не приходило страдать из-за чего-либо. В отличие от Лин, которая по прошествии тридцати лет так и не пришла в себя после родительского развода, Суинь абсолютно спокойно приняла уход отца из семьи. Она даже не думала о том, что папа мог быть неправ, но при этом и мама не казалась ей виноватой. Она вообще очень сильно любила мать, бесконечно гордилась этой ее серьезной, сложной и ужасно важной для всего Республиканского города работой — что не помешало ей, впрочем, присоединиться к банде грабителей и чуть ли не в первый же месяц стать любовницей главаря. Су не видела в этом ни малейшего несоответствия. Тоф занимает должность шефа полиции? борется с преступностью? вторую неделю разыскивает причастных к беспорядкам и грабежам? — о, мама всегда была такая деятельная! Банда планирует вооруженный налет на банк? правительство усилило охрану в здании? полиции велено при первых же признаках опасности открывать огонь на поражение? — как интересно, надо же, настоящее приключение! Если бы вдруг кто-нибудь подслушал эти мысли и сказал Суинь, что она противоречит самой себе, — ее недоумению не было бы предела. Какие глупости! Конечно, в этом нет решительно никакого противоречия! Разве она могла когда-нибудь предать семью? И разве она по своей воле причинила бы зло друзьям? Суинь никогда не задумывалась о том, насколько странно это выглядит: ей казалось, что все вокруг складывается просто замечательно. Правда, она не была способна найти этому рационального подтверждения, но она так чувствовала, и собственных ощущений ей было вполне достаточно. Она всегда руководствовалась именно этим. Ее жизнь была слишком полна чувствами для того, чтобы тратить время на мысли. Она вообще редко что-либо сопоставляла. Например, в детстве, когда Тоф еще не была настолько поглощена работой и иногда приглашала домой гостей, Суинь часто виделась с Хозяином Огня Зуко, и тот долго и много рассказывал о своем трагическом изгнании. Но когда собственная мать буквально вышвырнула ее из города, ни словом не обмолвившись о том, что когда-нибудь ждет ее назад, Су и в голову не пришло провести аналогию. Она, конечно, немного дулась на Тоф — скажите на милость, кто бы рассуждал об ответственности и правопорядке! — но в целом это было более похоже на очередное веселое приключение, чем на позорное изгнание. Не прошло и нескольких часов с окончания того знаменательного разговора, как Суинь Бейфонг уже поднималась на борт корабля, следующего из Республиканского города к западному побережью Царства Земли. Она на полном серьезе собиралась плыть в Гаолинь, к бабушке с дедушкой, которые просто обожали «милую крошку Су» и были готовы принять свою любимицу с распростертыми объятиями, однако где-то на середине пути ее роскошный лайнер, обладающий, как гласило описание, «отличными мореходными качествами, повышенной мощностью двигателей и высокой скоростью», нос к носу столкнулся с пиратским судном и безоговорочно сдался в плен. Капитан пиратов оказался удивительно симпатичным мужчиной. Правда, его немного портила рыжая клочковатая борода, торчащая в разные стороны забавными вихрами, но зато он так весело отдавал приказы, а его команда так слаженно перетаскивала тюки и баулы с корабля на корабль! И пока прочие пассажиры тряслись от ужаса, ожидая неминуемой гибели, Суинь уже ловко перебегала на другой борт по раскачивающимся мосткам. На следующий день капитан как-то незаметно для всех сбрил рыжую бороду и все утро смущенно сверкал на солнце голым округлым подбородком. Суинь была очень рада. У нее появились своя удобная маленькая каюта и кот. Однажды вечером ее корабль — ведь теперь это был уже ее корабль, не правда ли? — вошел в бухту вблизи небольшого торгового городка Царства Земли. Капитан отобрал лучших мастеров, чтобы те быстро произвели кренгование, а всем остальным позволил немного поразвлечься в городе перед дальним плаванием. Суинь очень давно не была на берегу и вовсе не горела желанием туда возвращаться: ее стихией была земля, но, как ни странно, во время путешествия для счастья ей вполне хватало моря за бортом и ясного солнечного неба над головой. Лишь из природного любопытства она отправилась в миловидный городок, мирно дремавший в тени белых яблоневых садов — отправилась и тут же поняла, до чего истосковалась по суше. От рождения Су Бейфонг была наделена двумя поистине удивительными качествами, которые, не представляя ничего особенного по отдельности, в сочетании создавали поразительный эффект. То были неистощимая способность восхищаться окружающим миром и сверхъестественно короткая эмоциональная память. Мудрая природа, наделив девушку пылкой восторженной душой, позаботилась и о том, чтобы эти восторги не свели ее в могилу раньше времени. Суинь обожала все: и землю, и огонь, и воду, и небо, и мать, и отца, и сестру, и Республиканский город, и Страну Огня, и Водное Племя, и Царство Земли; она совершенно искренне, горячо и беззаветно любила все, что видит, и сил на то, чтобы любить невидимое, у нее уже не оставалось. Блуждая по бескрайним водам Мо Се, она упивалась морем, ее манила неизвестность, а приключения стали истинной страстью, — но, оказавшись тут, в тихом маленьком городке, сидя под пышной сенью благоухающих яблонь, Суинь загрустила о том, что прежде, когда-то давно, было ей так близко. «Покой, — думала она, глядя на белые яблоневые цветы, бесшумно колышущиеся под легчайшими порывами ветра. — О да... Если и есть в мире покой, то он, должно быть, выглядит именно так». Нежный и невесомый, словно пушинка, цветок сорвался с ветви и, кружа, опустился на колено Суинь. Она осторожно подняла его и мягко прикоснулась губами к тонким, трепещущим от ее дыхания лепесткам. Это было нечто совершенно удивительное. Она вдруг сама словно превратилась в пылинку, одну из многих тысяч, летящих по ветру, рождающихся и умирающих в безграничной вселенной, возникающих из ниоткуда и ускользающих в никуда. Еще ни разу в жизни она не ощущала такого... умиротворения, такого блаженства, такого нерушимого единения со всем существующим на земле. За годы путешествий на пиратском корабле она пересекла четыре океана, своими глазами видела каждый из континентов и побывала едва ли не во всех портовых городах, но еще никогда в жизни мир не казался ей таким величественным и огромным, каким она увидела его здесь, в крошечном белом саду этого неизвестного городка. Вернувшись назад на корабль, она сказала капитану: — Знаешь, я никуда больше не поплыву. Скандал был такой, что даже мрачный бравый боцман, который голыми руками вязал морские узлы из бакштова и, по слухам, в юности на спор убивал акул ножом, — весь как-то разом сник, побледнел и осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, боком протиснулся в трюм, чтобы переждать грозу. Капитан неистовствовал и бушевал. Су была непреклонна. Нет, она останется здесь, она решила это раз и навсегда. Суинь Бейфонг никогда не анализировала и не рассуждала, ни в одной ситуации она не могла бы ответить, почему, — но зато она всегда знала, что и как следует делать. У нее не было той стройной беспощадной логики, которая с избытком досталась ее сестре, так что вряд ли она смогла бы что-нибудь доказать, однако вся прелесть ее жизни заключалась в том, что доказывать не было необходимости. Она знала, что права, и для ее внутреннего спокойствия, для цельности такого объяснения было вполне довольно. Никакие крики, угрозы и мольбы не способны были нарушить этого феноменального душевного равновесия. Ее не смутил даже тот факт, что в считанные минуты она утратила все те привилегии, которыми обладала на корабле, и осталась на неизвестном берегу в совершенно чужом городе — одна, без знакомых, без помощи и без гроша в кармане. Она и представления не имела о том, где находится. Ей было негде переночевать и не к кому пойти. Из одежды на ней было лишь легкое летнее платьице, да еще шелковая шаль, расписанная цветами, — очень красивая, но абсолютно бесполезная в случае, если ночи в этом городе окажутся холодны. Разумеется, все вовсе не было так безнадежно, как могло бы показаться на первый взгляд: Суинь все еще принадлежала к известному древнему роду Бейфонг, о котором наверняка слышали даже в таком захудалом городишке, она легко могла попросить помощи у главы поселения, ей дали бы ночлег, одежду, денег и помогли отправиться туда, куда она пожелала бы. Но все это было как-то... уныло. Неужели ради этого она только что по своей воле навсегда сошла с корабля, на котором провела без малого три года и могла бы прожить всю жизнь, никогда и ни в чем не зная отказа? Нет, ей нужно было нечто совсем другое. Суинь прислушалась к себе. Чего же она сейчас на самом деле хотела? Как ни странно, оказалось, что в первую очередь она хотела есть. Пройдясь по главной улочке города — такой маленькой, что неспешная прогулка из одного конца в другой не заняла и пяти минут, — Суинь отыскала скромный постоялый двор, в котором сбоку пристроился маленький уютный трактирчик. Здесь было как-то непривычно тихо; в углу оборванный мальчишка терзал плохо настроенный гучжэн, двое мужчин, у одного из которых от крыла носа до самого уха была протянута золотая цепочка, сидели за столом, вполголоса о чем-то переговариваясь. Сам хозяин трактира восседал за стойкой, задумчиво протирая миски не слишком чистым полотенцем; один край полосатой тряпицы висел у него через плечо. Суинь ласково улыбнулась ему: — Какое у вас очаровательное заведение! Скажите, есть здесь свободные комнаты? — Ну, — не слишком радушно откликнулся тот. Нимало не задетая этим суровым тоном и угрюмым взглядом из-под насупленных бровей, Су без приглашения уселась за стойку, подперла ладонью подбородок и возвела на хозяина мягкий взгляд своих лучистых изумрудных глаз. — Это просто замечательно, — сказала она. — Я бы хотела получить комнату, а еще, пожалуй, я закажу какой-нибудь суп, цыпленка с рисом и чили, яичный пирог, немного индейки, чай и... что у вас есть из сладостей? Хозяин недоверчиво окинул взглядом хрупкую и миниатюрную, как статуэтка, фигуру Су; по его флегматичному мясистому лицу было ясно, какая фраза просится ему на язык. Несколько мгновений хозяин боролся с искушением заметить, что все заказанное странной посетительницей будет весить едва ли не больше, чем она сама, однако потом врожденная угрюмость победила, и он ответил своим лишенным приятности голосом: — За все пять золотых монет. – О, какая жалость, — непритворно огорчилась Суинь. — Знаете, у меня ведь совсем нет денег. — Да? Ну тогда проваливай отсюда, — бросил он и посмотрел на нее исподлобья таким тяжелым, мрачным и леденящим душу взглядом, от которого кровь должна была застыть в жилах. Су только снова улыбнулась, нежно и с недоумением: — Почему? Такой вопрос, казалось, заставил хозяина крепко задуматься. Он отложил в сторону миску и почесал подбородок огромной волосатой пятерней. — А почему у тебя нет денег? — наконец угрюмо рявкнул он. — О! — с готовностью воскликнула Суинь. — Это долгая история. Вообще-то, у меня были деньги, и довольно много: в моей каюте остался целый сундук с... — Все так говорят, — мрачно оборвал хозяин, снова возвращаясь к натиранию мисок, которые, впрочем, от этого не становились чище. Внезапно из-за спины Суинь раздалось негромкое «хм...» и сильный, хорошо поставленный голос произнес: — Она сказала правду. Суинь обернулась: немолодой мужчина из-за соседнего столика, обладатель блестящей золотой цепочки от носа до уха, глядел на нее внимательно и выжидающе. Су одарила его ласковой благодарной улыбкой. — Ну-у? — вяло удивился хозяин. Очевидно, и словарный, и эмоциональный запас его был весьма ограничен. Мужчина встал из-за столика, подошел к Су, зачем-то осторожно провел по земле босой стопой. — И что же было дальше? — спросил он. — Ничего особенного, — она весело отмахнулась. — Корабль уплыл, и я осталась без денег. Сейчас он, должно быть, уже далеко в море... О, только бы они не собрались кого-нибудь ограбить от огорчения! — она печально всплеснула руками. — Как это будет неприятно. Повисло неловкое молчание. — «Ограбить»? — повторил мужчина, как-то странно, очень сосредоточенно переступая с ноги на ногу. — Уж не хотите ли вы сказать, что... корабль был пиратский? — Ох, да! — воскликнула Суинь, улыбаясь ему самой нежной и признательной улыбкой. — Как же я могла забыть? Конечно, я ведь совершенно ничего вам не рассказала. Простите. Я иногда бываю страшно забывчивой. Впрочем, тут нечего и рассказывать: я просто плыла к бабушке с дедушкой в Гаолинь, и тут вдруг этот фрегат... О, я уверена, вы прекрасно знаете, как это бывает — все замелькало перед глазами, и я сама не помню, как там оказалась. Снова воцарилась тишина. Хозяин, не отрывая взгляда от Суинь, рассеянно водил по дну миски полотенцем. — Ну, — наконец спросил он, не меняя взгляда и не поворачивая головы, но при этом со всей очевидностью обращаясь к босоногому мужчине, — что скажешь? Тот недоуменно покачал головой: — Чистая правда. Понятия не имею, как это может быть. — Он осторожно склонился к Су, которая к тому времени очень удобно расположилась за стойкой, и участливо, тихо спросил: — Как же вы сбежали? — Что вы такое говорите? — она взглянула на него с ласковым упреком. — Я вовсе не сбежала. Просто сказала капитану, что больше не хочу с ним плыть. — Просто сказали капитану пиратского фрегата? — медленно повторил мужчина. — И он вас отпустил? Навсегда? Послушайте... Кто вы такая? — О, — Суинь лучезарно улыбнулась, — зовите меня просто Су. К вечеру в трактир набилась толпа народу. Кажется, сбежался целый город — до того в маленьком темном зале было душно и тесно. За обе щеки уплетая новую тарелку риса с индейкой, Суинь охотно рассказывала о своих приключениях. — ...и еще огромный унаги, да-да, огромный! — громко и весело говорила она, едва успевая прожевать мясо и сделать глоток горячего вкусного вина. — Представьте себе, я просто захотела искупаться. И знаете, что случилось? Это чудовище вынырнуло прямо передо мной и набросилось! Гигантское существо. Раза в три больше корабля, а какое свирепое! Горожане поминутно охали, всплескивали руками и то и дело переводили изумленные взгляды с Су на босоногого мужчину с золотой цепью, которого, как выяснилось, звали Айвей. Тот несколько мгновений выжидал, словно решаясь на что-то, потом неизменно приподнимал брови и медленно, недоверчиво кивал, словно сам тому удивляясь. Уже позже, под утро, когда трактир стал пустеть, а те из гостей, что оставались, начинали понемногу клевать носами, Суинь выглянула на улицу подышать свежим воздухом. По розовеющему небу плыли облака, в чистом и звонком, словно хрусталь, воздухе далеко разносилось пение птиц, и белая пена цветущих садов отсвечивала в солнечных лучах светлым кораллом. — Как же здесь красиво! — горячо и искренне воскликнула Суинь. Деревянная дверца трактира за ее спиной тихо скрипнула, приотворяясь, и на пороге появился Айвей. Он вышел на улицу, медленно и внимательно переступая босыми ногами, остановился и стал задумчиво разглядывать Су. Под его пытливым взглядом она решила, что молчать будет ужасно невежливо. — Какой у вас чудесный город, — сказала она. Он наклонил голову в знак согласия. — И все такие гостеприимные, — продолжила Суинь. Айвей не отозвался. — Кажется, у вас нечасто бывают путешественники, верно? — Нечасто, — он наконец разомкнул губы и тихо, неторопливо, чеканя каждый звук, выговорил чуть ли не по слогам: — Кто. Вы. Такая. — Ах, да какая разница! — она рассмеялась и встряхнула кудрями, уже примявшимися и опавшими от трактирной духоты. — Разве вам не достаточно моего имени? — Если это настоящее имя — возможно, — медленно кивнул он. Суинь в смущении опустила взгляд: — Я говорю правду. — Сильно в этом сомневаюсь, — тихо ответил Айвей. — Видите ли, в чем проблема... Су... я могу слышать, если люди врут. Вам, может быть, кажется, что ничего не меняется, когда вы лжете, но могу вас уверить: это далеко не так. Ваше тело ведет себя абсолютно иначе, ваше сердце бьется по-другому, ваши мышцы напрягаются сильней, ваше дыхание учащается — и я каждый раз чувствую, что это происходит. — Это как сейсмозрение? — необдуманно воскликнула она и тут же прижала пальцы к губам. Айвей глянул на нее с возрастающим подозрением. — Это и есть сейсмозрение, — медленно сказал он. — Да. Откуда вам известно, как оно действует? — Обещайте, что никому не расскажете! — она умоляюще прижала руки к груди. — Я обещаю, что не передам вас властям, если вы не натворили ничего особенного, — он сурово сдвинул брови. — Итак. Кто вы и зачем приехали в этот город? — Ах, какой вы все-таки... — она недовольно топнула ногой. — Ну хорошо. Допустим, я скажу вам, что меня зовут Суинь Бейфонг... — Младшая дочь Тоф! — не удержался он, но Су так стремительно метнулась к нему и так быстро зажала ему рот ладонью, что вместо грозного «Тоф» у него вышло нечто вроде «фуф». — Прошу вас, молчите, — страстно зашептала она. — Мама с ума сойдет, если узнает, что я три года плавала на пиратском корабле. Ох, как это некстати! Она ведь отправила меня в Гаолинь как раз потому, что я ограбила банк в Республиканском городе... — Ххфффм?! — сказал Айвей. — Не выдавайте меня, — горячо продолжала Суинь. — Прошу вас, я так хочу начать новую жизнь! Вы все погубите, если расскажете обо мне... Но вы ведь будете молчать, я знаю. Вы согласны? Правда? Согласны? — Как же я отвечу, если вы душите меня изо всех сил? — спросил он, мягко отводя ее ладонь от своего лица. Радостно ахнув, она прильнула к его груди и запечатлела самый нежный благодарственный поцелуй на его щеке, не скрытой за золотой цепочкой. — Я знала, что вам можно довериться, — искренне шепнула Суинь, глядя ему в глаза. Айвей вздрогнул и отступил на шаг. — Мне... — запинаясь, проговорил он. — Думаю, мне лучше уйти. — Я вас смутила, — огорчилась Су. — О, пожалуйста, простите меня. Я постараюсь не делать так больше, обещаю. Ну же, побудьте еще немного со мной. Вы ведь теперь мой спаситель! — и она протянула ему руку, ослепительно улыбаясь. На лице Айвея на миг отразилась отчаянная мука, когда он протянул руку в ответ. Жизнь в городке текла тихо и очень мирно — порой Суинь даже удивлялась, что такое вообще может быть. Дома всегда было шумно и весело, на корабле тоже постоянно что-нибудь случалось — но тут, вдалеке от большого мира, в тишине цветущих яблоневых садов, ничего не происходило, ничего не менялось, словно само время застыло в этом заколдованном городке. Суинь казалось, что и она сама никогда уже не изменится, и это было глупо, немного страшно и ужасно смешно. Однажды в городе произошло событие, сравнимое по значимости разве что с прилетом кометы Созина: проездом из столицы прибыл бродячий цирк. Это был тот самый цирк, в котором некогда выступала знаменитая Тай Ли, и артисты вели себя так, словно были членами императорского семейства — но один из них, ясноглазый маг огня, выглядел не таким уж и неприступным. Выступать в таком маленьком скучном городке приезжие не собирались, но их упросили, и вечером состоялось самое удивительное представление, которое когда-либо видела Суинь. Оглушительно били барабаны, ревели ручные медведи, девушки в шелковых нарядах бесстрашно скользили по проволоке, натянутой над пылающей жаром ареной... Ясноглазый маг выдыхал в купол искры, подбрасывал и ловил ослепительные оранжевые огни, а потом принялся метать ножи. Сидя рядом с Айвеем на первом ряду для именитых горожан, Су глядела на то, как точно врезаются клинки в мишени, и ей казалось, что это в ее сердце попадают кинжалы, а в груди у нее бушевало такое же пламя, как недавно на этой огромной сверкающей арене. — Я думаю, нам следует уйти, — тихо сказал Айвей. — Еще немного, пожалуйста! — воскликнула она, задыхаясь и отчаянно кусая губы. — А сейча-ас! — загремел голос распорядителя. — Наш лучший номер-р! Известный во всем мире стрелок Чанг из потомственных огненных лучников Юян стрелой собьет яблоко с головы девушки! Кто-о окажет честь ассистировать знаменитому ар-ртисту? В толпе зрительниц как-то неловко зашептались. Отказывать гостям было невежливо и стыдно, но и выходить на арену, кажется, не хотелось никому. Суинь закусила губу. — Су? — беспокойно взглянул на нее Айвей. — Послушай меня. Ты ведь не думаешь, что... — Я, я хочу, пожалуйста! — не помня себя от восторга, вскрикнула она. Айвей схватил было ее за руку, но слишком поздно: вырвавшись, она промчалась по проходу, легко перемахнула через высокие ограждения и выпорхнула на сияющий манеж. Ясноглазый Чанг одарил ее долгим, оценивающим, многообещающим взглядом, на какой способны только самые искушенные придворные из высшего общества. Суинь взбила локоны, и на ее голову водрузили спелое наливное яблоко. Чанг все еще смотрел на нее, так и не отведя своих золотистых глаз, а потом вдруг молниеносно выхватил из колчана стрелу, за секунду прицелился, и в следующее же мгновение яблоко на голове Су раскололось надвое. В зале тихо ахнули. Суинь улыбнулась и смежила веки, как бы говоря: «Можно еще». На этот раз яблоко было поменьше. Чанг улыбнулся и прицелился еще раз. Но стоило только стреле сорваться с тетивы, как Суинь взмахнула ладонью, и металлический наконечник взмыл вверх, устремляясь к куполу. В зале ахнули еще раз. После представления Айвей не оставлял ее ни на секунду, крепко держал под локоть и вел за собой к выходу так, словно шатер горел, а он вытаскивал ее из пожара. — Куда мы так спешим? — недоумевала Су. — Пожалуйста, давай останемся. Здесь весело! Но он был так настойчив, будто от этого зависела чья-то жизнь. Доведя ее до дома, он чуть ли не силой втолкнул ее в комнату и не терпящим возражений тоном заявил, что ради своей собственной безопасности Суинь должна оставаться здесь до тех пор, пока он, Айвей, не разрешит ей выйти. За то недолгое время, что они были знакомы, Су уже привыкла доверять его мистическому чутью, и потому покорилась, хотя и очень неохотно. Ей было скучно одной в доме и кроме того, она ужасно тосковала: распорядитель говорил, на следующее утро цирк должен был уехать дальше. Однако горожан ждал сюрприз. Утром, и в обед, и вечером алый с золотом шатер стоял на прежнем месте. Его украшенный флагом, сверкающий в ясном лунном свете шпиль не исчез и с наступлением темноты, а в полночь, когда в городе водворилась мертвая тишина, Суинь вдруг проснулась от тихого стука в окно. — Кто тут? — с удивлением спросила она. Мирная спокойная жизнь отучила ее видеть во всем опасность, так что ей даже в голову не пришло бы заподозрить неладное. — Открывай, — шепнул незнакомый голос. Хотя этот грубоватый тембр был ей неизвестен, да и ночных гостей она не ждала, Су почувствовала вдруг, что ее сердце затрепетало. Это был он — лучник Чанг из бродячего цирка. Кто еще в этом городе мог говорить так властно и в то же время так нежно? Она распахнула окно и встретилась взглядом со взглядом ясных золотых глаз. — Твой тюремщик, надеюсь, не здесь? — небрежно спросил Чанг вместо приветствия, с легкостью гимнаста подтягиваясь до самого подоконника и перемахивая через окно. — Он мне не тюремщик, — обиделась Су. — Он просто друг. Что ты тут делаешь? — Нет, это ты что тут делаешь? — усмехнулся он. — Такие женщины не должны жить в таких городах. — По-моему, очень милый город, — она легкомысленно пожала плечами. — Вот именно, — презрительно повторил он.— Милый. Такой сытый, ленивый, скучный и добропорядочный... Что за болото! Так и клонит в сон. Признайся, тебе тут тесно. Я пришел, чтобы забрать тебя. — Забрать... — эхом повторила Суинь, чувствуя, как дрожит ее голос. — Но куда? — Пока не знаю, — он ослепительно улыбнулся. — Может быть, в Страну Огня. Или в Царство Земли. Или даже на Южный Полюс. Ты поедешь со мной? Она взглянула в его ясные золотые глаза. Две крохотные белые луны отражались в черных, как ночь, зрачках. Кажется, он что-то спросил у нее... Что? Да какая разница? Вопрос был не важен — потому что она уже знала ответ. Путешествовать с цирком оказалось неожиданно весело и легко. Впрочем, удивляться тут было нечему: Су всегда, во всем было весело и легко, даже в моменты, когда следовало бы огорчаться. Так, например, неделю спустя после отъезда бродячих артистов из города их нагнал Айвей: ездовая птица, на которой он примчался, была вся в мыле, и он тоже как будто бы весь был в мыле, глаза его дико вращались, крылья носа раздувались от гнева, и золотая цепочка из-за этого позвякивала, как бубенцы. Вид его был ужасен, но Су только расхохоталась. — Доброе утро, дорогой мой! — сказала она. — Ты здесь? Как мило. Я соскучилась. — Соскучилась? — не своим голосом прохрипел Айвей. — Ты сбежала, не сказав мне ни слова. Ты!.. — он замахнулся плетью, но рука дрогнула, и он только мучительно простонал. — Почему ты исчезла? Я думал, ты была счастлива. — Я... была... — растерянно пробормотала Суинь. Этот напор, этот поток обвинений, эта страсть, следы которой так непривычно было видеть на лице всегда спокойного и рассудительного Айвея, — все это показалось ей удивительным и непривычным. — Ну послушай, дорогой мой, — как можно ласковей произнесла она. — Разве ты не видишь: здесь есть все, что мне нужно. — Ты говорила то же самое и там, — процедил он сквозь зубы. Суинь неохотно задумалась. — Но милый, — улыбнулась она, — ты сам знаешь, это не могло продолжаться вечно. В конце концов... ах, там ведь даже не мой дом! — И что, дело только в этом? — напряженно спросил он. — Но если так, мы можем просто вернуться назад, в Республиканский город, из которого ты уехала. — Ах, нет, — грустно покачала головой Суинь. — Боюсь, это невозможно. — Хо-ро-шо, — терпеливо выговорил Айвей. — Тогда давай найдем место, которое ты сможешь считать своим домом. Построим его, если понадобится. Хочешь? Целый город для одной тебя. — О, Айвей... — прошептала она, прикладывая дрожащие руки к груди. Впервые в жизни ей говорили нечто столь невероятное! С этим не могли сравниться ни грозные морские бури, ни тихое созерцание цветущих садов, ни фантастическое жонглирование огненными шарами. Перед ее взглядом тут же, словно наяву, возникли грандиозные сияющие купола, белоснежные мостовые, каскады фонтанов на площадях... — Мой город... — выдохнула она и, чувствуя, как подкашиваются ноги, пролепетала: — О, дорогой, я мечтала об этом всю жизнь! Место для Заофу отыскали быстро. Быстро договорились с властями, быстро выкупили землю, быстро начали возводить постройки... все происходило так стремительно, что Су не успевала замечать этого. Время точно сжалось, сократилось, превратилось в концентрированную смесь из чувств, образов и ощущений. Суинь видела дома, ощетинившиеся лесами, и вот уже через минуту, словно по волшебству, перед ней блистали гладкие металлические стены. Она бежала по пыльной дороге, а в следующий миг под ее ногами лежали мраморные плиты. Сверкающая железная стена, опоясывающая Заофу, вырастала будто за мгновение. Суинь не понимала, что с ней происходит. Она не хотела понимать. Она наслаждалась этой необъяснимостью, этой невозможностью всего происходящего, и ее жизнь была слишком прекрасна, чтоб это можно было осознать. Однажды вечером, перед самым заходом солнца, Айвей взял ее за руку и сказал: — Идем со мной. Они поднялись на башню, откуда был виден весь город — еще полупустой, пыльный, раскромсанный строительными лесами, больше походящий не на обитель будущей счастливой жизни, а на плачевные руины, оставшиеся после войны... И все же он был настоящий. Суинь чувствовала его душу. Она знала его, как только мать может знать свое дитя. — Видишь те купола? — тихо сказал Айвей, подходя к ней ближе. — Смотри. Я хочу показать тебе кое-что... — он осторожно взял ее ладонь, переплел ее пальцы со своими, опустил на холодный металлический рычаг. — Тут — центр управления всем Заофу, — шепнул Айвей, сжимая ее руку. Суинь облизала пересохшие губы и сделала глубокий судорожный вдох. — Отсюда... ты можешь контролировать город... — теплое дыхание едва ощутимо колыхнуло завитки волос над шеей; стало душно, жарко и неприлично хорошо. — Если захочешь... — дрожал тихий голос возле самого уха. — Ты сможешь пустить в Заофу кого угодно. А если нет... — сильная рука сжала ее ладонь, они вместе потянули рычаг, и сверкающие на солнце купола, раскрытые, словно чаши невиданных цветов, дрогнули и медленно пришли в движение. Су закусила губу, пытаясь удержать стон, но тяжелая темная тень от смыкающихся лепестков металла приближалась к ней, и точно так же неспешно и неотвратимо что-то поднималось из глубины ее сердца. Она задрожала, вцепилась пальцами в рычаг, вскрикнула и запрокинула голову назад, падая на крепкое надежное плечо Айвея. Рычаг с тихим щелчком опустился вниз. Сияющие купола закрылись. Суинь не сразу пришла в себя. Уже давно она не чувствовала себя такой измотанной и опустошенной. Тихий ласковый голос рядом с ней бормотал: «Ты так прекрасна, Су... Моя Су...», — и ей вдруг показалось, что она очень сильно виновата. Чтобы избавиться от этого непривычного чувства неловкости, она быстро развернулась, подошла к окну и, поправляя сбившиеся локоны перед отражением, сказала как можно более весело и непринужденно: — Какая интересная идея с куполами. Мне нравится. Кто это придумал? На какой-то миг в комнате воцарилось холодное напряженное молчание. Целую секунду Суинь была уверена, что Айвей ответит: «Я». — Это... один архитектор из Царства Земли, — наконец выговорил он. — Способный работник. Широко мыслит. Ничего особенного. — Познакомь меня с ним, — оживилась Су. — Я должна поблагодарить его: он оказал неоценимую услугу нам и нашему городу. — Это вовсе не обязательно, — сухо сказал он. — Ему хорошо платят, и к тому же... — Что? — Суинь лукаво глянула на него. — Он что, монстр? Ест на завтрак невинных младенцев? Или у него две головы, и поэтому он так хорошо соображает? — Н-нет, — через силу улыбнулся Айвей. — Конечно, нет, но... — Никаких «но», — она строго возвела кверху указательный палец. — Я хочу видеть этого человека. Ну пожалуйста, Айвей, — нежно улыбнулась она, глядя на него самым ласковым своим взглядом. — Ты ведь не откажешь мне? Вечером в дом был приглашен Баатар. Он явился на ужин, одетый в какой-то старый мешковатый костюм, давно не стриженные волосы его были всклокочены, очки с толстыми стеклами неровно сидели на носу. Споткнувшись на пороге несколько раз, он едва не растянулся по полу, потом ссутулился и неразборчиво пробормотал нечто, показавшееся Су подозрительно похожим на «бодрый ветер». — Что? — с недоуменной улыбкой спросила Суинь. — Добрый вечер, — виновато поправился Баатар. — И-извините, я... э-э... путаюсь, когда волнуюсь. — Надеюсь, вы не очень волновались, когда проектировали мой город, — рассмеялась она, но, видя, как испуганно он вжал голову в плечи, тут же ласково исправилась: — О, я не имела в виду ничего такого! Присаживайтесь, пожалуйста. Расскажите, над чем вы сейчас работаете. Он принялся торопливо и путано говорить про какие-то чертежи, разъяснять сложные вычисления, предлагать механизмы защиты металлического города от перегрева... Поначалу Су слушала невнимательно, исключительно из гостеприимной вежливости, но чем дальше, тем больше этот разговор завораживал ее. Все услышанное казалось ей очень важным и нужным, все было правильно, она уже видела, как эти поразительные идеи воплощаются в жизнь, — и, как ни удивительно, чем нелепее и смешнее объяснял Баатар, тем лучше она его понимала. — Он просто невероятный, правда? — мечтательно пропела Суинь, падая на пышные подушки кушетки, когда после ужина они с Айвеем остались одни. — Невероятный остолоп, — мрачно проскрежетал Айвей. — Только не говори, что он тебе понравился. Это было бы нелепо. — Правда? — она озадаченно глянула на него, но тут же снова отвернулась, рассеянно улыбаясь самой себе. — Нет, ты ошибаешься. Он чудесный. У него такой ум, такое... видение всего... А как он увлечен работой! И знаешь, что? — она живо приподнялась и оперлась о локоть, всем своим видом выражая полнейшую убежденность. — Мне с ним легко. Он меня понимает. И я... да, кажется, я тоже его понимаю, хотя он, конечно, намного умнее меня. Это так странно. Мне кажется, я даже... возможно... Ах, не знаю! — и Суинь ударила кулачком о мягкий подлокотник, расстроенная тем, что не может найти подходящих слов. Она не знала, что говорят в такие моменты, не понимала, как дальше нужно себя вести. Всякий раз, когда мужчина казался ей близок, когда он был необходим, она просто сбегала с ним — но Заофу был особым местом, непройденным этапом, чем-то более сложным и значительным, нежели просто город. Сейчас это была конечная точка бегства. Отсюда нельзя было уйти. Айвей подошел к ней, встал на одно колено возле кушетки. — Су, послушай меня, — серьезно сказал он. — Я знаю, об этом неприятно говорить, но тебе пора остепениться. Нельзя же постоянно метаться от одного к другому, нужно в конце концов что-нибудь найти. Су, — он запнулся. — Ты не думала о семье? — Не особенно, — она беззаботно пожала плечами. — Хотя, конечно, стоило написать маме и Лин. — Нет, Су, — он нервно дернул уголком губ, что, вероятно, должно было означать подобие улыбки. — Я говорю о другой семье. Ты никогда не хотела выйти замуж и... может быть... поселиться где-нибудь... — Замуж? — растерянно повторила она. На какое-то мгновение ей показалось, что она ослышалась, но потом все словно прояснилось в голове, и мутная пелена, скрывавшая ее ослепительное будущее, вдруг разом упала с ее глаз. Конечно, вот где продолжение! Вот он, следующий шаг, которого она никогда не могла сделать! — О Айвей, ты такой замечательный! — воскликнула она, целуя его в щеку. — Что бы я делала без тебя? — Су... — начал было он в растерянности. Суинь стремительно поднялась и легкой походкой скользнула в сторону дверей. — Прости, мне нужно кое с кем встретиться, — нежно сказала она и шагнула на лестницу, но уже у самого выхода обернувшись, добавила заговорщицким шепотом: — Пожелай мне удачи. — Удачи... — тихо отозвался Айвей, с ненавистью глядя ей вслед. Она сбежала по ступенькам вниз, звонко цокая каблучками. Ей было так хорошо и весело, она чувствовала себя живой, свободной, цельной и настоящей. Перед ней будто открылся огромный новый мир, полный красоты и света, она сама стала светом, в каждой клеточке ее тела пульсировала жизнь, с каждым новым вдохом она рождалась, и каждый новый выдох убивал ее. Она была сердцем вселенной. Она ощущала, что ее переполняет любовь — безбрежная, неделимая, абсолютная и гибельная любовь ко всему, что существует вокруг, что когда-то было и что еще должно было существовать. Суинь Бейфонг не видела разницы. Она не знала течения времени. Прекрасная и вечная, она всегда оставалась неизменной — как та страсть, которую она переживала каждое мгновение... И как та боль, которую она причиняла тем, кто ее любил.