Большая доля вольностей

— Какого черта?! — Норвегия ворвался в дом Дании без стука, предупреждений и прочих вежливостей. Кёллер выскочил из кабинета с секирой в руках, так как сначала подумал, что в его дом ворвались смутьяны. Бунты были делом частым, тем более, когда дело шло к развалу Кальмарской унии. Тем более, когда Матиас минуту назад листал документы о смене статуса Норвегии. — Какого черта, раздражающее ты существо, ты посмел сделать меня своей провинцией?! — лицо Бондевика пылало жаром, что было так непривычно для флегматичного норвежца. — Это прямое нарушение условий унии, равноправие в которой я еще 90 лет назад зубами выгрыз! Голос Норге сорвался на скрип, и он замолчал, тяжело дыша после гневной тирады и долгого бега. В уголках глаз начали собираться слезы от обиды, усталости и неожиданного предательства Дании. Вечно спокойный Лукас сейчас стал похож на шторм, на волну, которая разбивается о фьорды, разлетаясь на мелкие капли, чтобы рассеяться в водовороте. Секиру Матиас прислонил к стене и подошел поближе к растрепанному мужчине. — Норге, так будет лучше, поверь, — датчанин попытался обнять свою новоявленную провинцию, но тот лишь дернул плечами и оскалился. — Ты мог хотя бы спросить?! — Лукас снова перешел на повышенные тона и сжал кулаки. — Можно подумать, ты бы согласился, — огрызнулся в ответ Кёллер. — Да никогда! Я королей твоих с трудом воспринимал, привыкал к каждому подолгу! А мои самые старые колонии? Какого ляда Шетландские и Оркнейские острова ты шотландцам отдал? — от отчаяния и еще старых обид мазнул кулаком в стену со злости, зашипел и лишь злобно уставился на датчанина, не обращая внимания на саднящие и кровоточащие костяшки. — Мне нужны были деньги, чтобы выдать принцессу замуж, ты прекрасно знаешь. Я попытаюсь их выкупить, обещаю, — голос датчанина стал тихим, и он снова попытался обнять Бондевика, но тот лишь оттолкнул и замазал красную рубашку каплями крови, которые сразу стали незаметными на полотне. Кёллер завороженно уставился на сбитую о стену руку и схватил Норге за запястье, чтобы лучше рассмотреть. Лукас попытался вырваться из цепких лап Дании, но тот был намного сильнее и крепко держал, разглядывая каждую рваную борозду на коже. — Норвегия, я предлагаю тебе личную унию. Кальмарская теряет свою силу, швед вечно чем-то недоволен. Только ты и я, — Матиас посмотрел в синюю муть глаз страны, которую он только что насильно и документировано превратил в свою провинцию. Страны, которая ради него сменила покой и флегматичность на ярость и кровь на его рубахе. В ответ Бондевик только дернул руку и зашипел. — Ты невыносим, Анко. Ты опять предлагаешь мне оказаться под тобой? Ради чего? Ради угнетения моей экономики, политики, культуры? — норвежец почти кричал. — Я устал, слышишь, я устал бегать за печатями, постоянно терпеть смену чужеземцев на престоле, устал давить свой голос, вольности и любое право на независимость! — от эмоций Норвегия стукнул Данию по груди свободным от его захвата кулаком и уставился в упор на Кёллера, дыша как загнанный зверь. — Поздно что-либо менять, все документы уже подготовлены и утверждены. Ты официально являешься моей провинцией. Я лишь предлагаю путь, по которому двигаться дальше, — Дания ухватил Нора за подбородок, чтобы тот не отвернулся. — Можно лишь назвать это унией и иметь большую долю вольностей, — Кёллер вдруг усмехнулся и придавил Бондевика к стене, все так же крепко сжимая его запястье и опустив руку с лица на грудь. — И также можно скрепить наш союз. — Ты предлагаешь в прямом смысле насосать на эти самые вольности? — скривился Норге, но даже не дернулся, чтобы высвободиться. — Зачем же так пошло, Лукас? — Матиас провел языком по ранам на тыльной стороне ладони, склонился к уху норвежца и тихо выдохнул. — То, что я раз поимею тебя, как обычную шлюху, не сделает чести ни тебе, ни мне. — Чего ты хочешь? — Бондевик дрожал после выплеска эмоций и здраво опасался, что его сейчас грубо развернут лицом к стене, стянут брюки и трахнут, как последнюю путану, вопреки словам датчанина. Что ему стоило вспомнить времена викингов и животную жестокость? — Чтобы ты отдался сам, — рука Дании спустилась ниже, расстегивая пуговицы на кителе Нора, раненную кисть Кёллер пригвоздил к стене выше головы, а бедром прижался к бедру «союзника». Свободной рукой норвежец попытался оттолкнуть датчанина, но тут же потерял надежду на освобождение. В пах ему упирался твердый стояк, возбужденное дыхание опаляло шею, а стук чужого сердца был настолько оглушительным, что перебивал грохот собственного. — А если я н-не захочу? — запинаясь, спросил Бондевик. Его китель уже был расстегнут и настойчивые пальцы начали вытягивать из петлиц пуговицы рубашки. — Тогда твой голос учтен не будет, — Кёллер коснулся губами пульсирующей венки на шее, посмотрел в глаза Лукаса и улыбнулся со свойственной ему наглостью. — Точно так же, как я не спросил твоего разрешения сделать тебя своей провинцией. Норвегия глухо зарычал, с ненавистью глядя на самоуверенного скандинава, на что Дания лишь шире улыбнулся и поцеловал его в плотно сжатые губы. Норвежец резко мотнул головой, а Матиас прекратил оглаживать обнаженную грудь и, все еще держа одну руку над головой, второй крепко взял его за подбородок, заставив посмотреть вверх. — Ты еще не понял, что пути назад нет? Расслабься и получай удовольствие. Иначе я все же возьму тебя силой, — будто разглядывая любопытнейшую на вид секиру, датчанин склонил голову набок, ожидая ответа. Спустя несколько долгих секунд моральных колебаний и застывшего взгляда на Данию, Норге прикрыл веки и с его лица ушло напряжение, в котором оно пребывало с момента начала разговора. — Уния, говоришь? — сглотнул ком в горле Бондевик. — Я дам тебе больше, чем при союзничестве троих, — Матиас опустил руку на плечо Лукаса, не отводя цепкого взгляда с подрагивающих губ. — Хорошо. Я согласен, — прошептал Норвегия и вслепую потянулся за поцелуем. Дания немедленно ответил и переместил руку на поясницу любовнику. Нор подался навстречу Матиасу, моргнул и по щеке скатилась слеза, оставляя на губах привкус соли, тех самых капель, на которые разбиваются волны о фьорды. — Я сделаю тебя одной из самых развитых стран, — ткнулся носом в шею Лукаса датчанин. — Заткнись и пойдем в постель, — Норге положил руку на заметно бугрившийся пах Дании и провел по нему кончиками пальцев. Кёллер пошатнулся, как пьяный, отошел на шаг и в мгновение закинул полурасстегнутого мужчину на плечо и быстрым шагом направился к спальне. — Я могу и сам идти! — протестующе закричал Норвегия и от переизбытка чувств хлестнул Матиаса ладонью по ягодице. — Я трахнул бы тебя раньше, чем ты бы смог дойти, — фраза наполовину скрылась за скрипом двери в покои датчанина. Дания любил спать с размахом, в позе звезды, а потому у него была огромная кровать, на которой бы и трое разместились. На это ложе он бережно опустил норвежца и принялся расстегивать на себе рубашку, разуваться и снимать брюки. Бондевик тем временем успел оголиться полностью, откинуть вещи в другой угол комнаты и улечься на бок, наблюдая за судорожными движениями датчанина. Как только Матиас окончательно избавился от одежды, Лукас сел и похлопал по месту рядом с собой. Кёллер умостился лицом к мужчине, широко расставив ноги. Норге обхватил правой рукой давно стоящий колом член, а левой оперся на бедро Дании. Большим пальцем он обвел головку и размазал сочащуюся влагу по стволу. Хватило нескольких вертикальных движений, чтобы Матиас с хриплым стоном выгнулся дугой и кончил в руку Бондевику. Трудно оставаться невозмутимым, мастурбируя тому, на кого еще полчаса назад срывал горло, от кого зависит еще пара веков жизни. Глаза Норвегии заволокло пеленой, и он почти забыл, что его бюрократически поимели, что независимости ему снова не видать, а Дания в любом случае будет главенствовать в унии. Сейчас ему хотелось, чтобы его поимели по-настоящему, наконец-то желания стран совпали. Усмехаясь собственным мыслям, Лукас слизал сперму с руки, в упор глядя на Матиаса. Дания едва не застонал от блядского вида происходящего и тут же притянул его к себе, усаживая на колени. Бондевик тут же обвил ногами торс датчанина и запустил ладонь в вечно растрепанные волосы, а второй обхватил собственный член. Кёллер в исступлении целовал ключицы и шею любовника, сжимал ягодицы и шептал о том, что готов на все ради него. Норвегия мало что расслышал из признаний, его больше занимала собственная разрядка. Когда Лукас излился себе на живот, он уперся лбом о плечо Кёллера и снял с волос заколку. — Самые крепкие союзы держатся на крови, ты знаешь об этом? — Норге поднял голову, чтобы снова посмотреть в глаза Матиасу и провел острым углом заколки под ключицей. На коже тут же выступили красные капли и, набираясь полноты, потекли вниз. Дания завороженно смотрел, как кровь стекает по груди, как Норвегия смазывает одну из дорожек и облизывает пальцы. Кёллер провел языком по порезу, собрав всю жидкость, и притянул к себе за волосы Лукаса. Этот поцелуй отдавал железом, сталью лучших секир и мечей времен викингов. Затем Матиас отобрал заколку у норвежца и тем же острым концом нанес рану себе, симметрично союзнику. Норге тут же наклонился, слизнул выступившую кровь и поцеловал Данию, крепко закусывая губы. — Трахни меня, — прошептал Бондевик, просовывая руку между ними и обхватывая снова стоящий член Кёллера. Тот лишь кивнул, обвел большим пальцем губы норвежца и положил на них два пальца. — Оближи, — будто пьяным голосом попросил датчанин. Норвегия тут же исполнил просьбу, все так же по-блядски глядя в глаза Матиасу, а затем откинулся на спину, широко разводя колени. Дания склонился над ним, постепенно растягивая анус. Бондевик извивался ужом и впивался пальцами в плечи, царапался и подставлял шею под новые укусы. Внутри свободно двигалось уже три пальца, Кёллер их вытащил, приставил к кольцу мышц головку и мелкими толчками начал входить. Лукас закусил кулак, чтобы громко не стонать, когда член задевал простату, но Матиас завел обе его руки за голову. — Я хочу слышать, как ты стонешь, — ухмыльнулся датчанин, вбиваясь в тело все с большей скоростью. Норвежец клацнул зубами, выражая недовольство просьбой, но тут же выгнулся дугой и всхлипнул. Дания кончил внутрь и вынул размякший член из ануса. Норге умоляюще посмотрел, так как у него все еще стоял колом. Кёллер склонился и сразу взял в рот до основания, от чего тело Бондевика будто током прошибло и он тут же выплеснулся в глотку Матиаса. Тот закашлялся, но проглотил все, до последней капли. Обессиленный Норвегия пошарил по кровати, нащупал свою заколку и вцепил ее обратно, пусть она даже и была в крови. Усталость наполняла тело свинцовой тяжестью. Не дожидаясь Дании, он залез под одеяло, впрочем Кёллер не медлил и сразу сгреб в объятия. — Дания, а ты подумал, как я появлюсь на собрании с такой красочной твоими стараниями шее? — уже в полусне пробормотал норвежец. — Я тебе платок подарю, — усмехнулся Матиас и положил руку на бедро спящего. Тот попытался ее скинуть, но сегодня сопротивление не было его коньком. — Подлец, — прошептал Лукас и отключился. — Подлецу все к лицу, и такие красноречиво разукрашенные провинции в том числе, — к счастью, Бондевик уже этого не услышал. Следующим утром Норвегия нашел на кровати шелковый платок и записку «Я жду тебя в кабинете, обсудим список вольностей».