Purple Lamborghini

Ночной Сеул до отвращения похож на другие мегаполисы в самое тёмное время суток. Те же мигающие вывески, яркие витрины, гул спешащих на последний автобус людей и кучки обдолбанной молодежи, ныкающихся по закоулкам и дворам. Пестрит своими самыми сильными пороками ночью, завлекает. И, как и в любом другом мегаполисе, в Сеуле тоже есть и свои отбитые на всю голову смертники. Чертовы гонщики. Стритрейсеры. Намджун всегда пальцем у виска крутил, когда речь заходила об этих ненормальных. И то, что сам он поразительно часто для взрослого состоявшегося мужчины принимал участие в незаконных гонках на окраине города, так это так ─ недоразумение чистой воды. Ложь, пиздёж и провокация. Хотя, если говорить по правде, то Ким Намджун просто заебался быть порядочным мальчиком. В первую очередь потому, что он уже далеко не мальчик. Днём он строгий директор фирмы, с золотыми запонками, гладко выбрит и надушен хуго боссом. И вся эта жеманная эстетика уже достала по самое горло, так сильно, что от чёртовых наглаженных рубашек чешется все тело и внутри всё скручивает от желания сотворить что-то такое из ряда вон, чтобы пальцем у виска крутил уже не Намджун, а другие, глядя на него. Именно поэтому в гараже, помимо представительского Мерса, стоит напичканный уймой с хуеву тележку примочек и усилителей Форд Мустанг 69-го. Именно поэтому Намджун практически каждую пятницу снимает с себя до рвоты надоевшую белую рубашку, заменяя её футболкой c броской надписью «yippee-ki-yay, motherfucker» и косухой поверх, надевает драные джинсы с неотстирывающимися пятнами машинного масла и посылает нахуй хуго босс, позволяя дыму от дешёвых сигарет насквозь пропитать жёсткие волосы. Мотор приятно рокочет, как будто своим собственным битом проникает в голову альфы, окутывает того невнятным грохотанием. На горизонте Намджун уже различает огни от фар автомобилей, а по ушам шарахает отвратительная, бьющая по перепонкам басами, музыка из тачки какого-нибудь мажора, который в багажник себе впаял колонки размером с самого хозяина авто. You gotta pimp my ride, бляха. По бокам поле, темнота, только трасса гладкая, словно специально вылизанная для гонок. Такие соревнования-сходки проходят чаще всего за городом и чаще всего в отличном от предыдущего раза месте. Чтобы доблестные псы закона не засекли, хотя, Намджун зуб готов дать, они по-любому сами не прочь прокатиться с ветерком, да только отожравшиеся жопы верный железный конь полисменов едва тянет на 80 км/ч. Мужчина, хрустнув затекшей шеей и подкурив, вываливается из машины, выдыхая едкий дым. А потом он едва удерживается на ногах, потому что на нём виснет хохочущее и орущее существо по ошибке рожденное альфой. ─ Монстр, сколько лет, сколько зим, брат! Что тебя так давно не было? ─ Намджуна передергивает от голоса в самое ухо, а ещё от дыхания насквозь провонявшего алкоголем, причём довольно ядрёным. Он цыкает и отцепляет от себя наглого альфу. ─ Работы было невпроворот, Хосок, времени ─ кот наплакал, ─ затянувшись в последний раз, сообщает Ким. ─ Давай к делу ближе. Что там по ставкам? А в ответ тишина. Намджун щелкает пальцами перед потемневшими глазами альфы ─ ноль по фазе, только стоит да слюни пускает, как даун. Намджун кривится, глядя на Хосока, и краем глаза цепляется за почти полностью голое тело, не считая коротких шортиков, открывающих вид на аппетитные ляжки, да пояса, обмотанного на груди, мерно вышагивающее между припаркованными суперкарами. Пак Чимин. Теперь ясно, на кого залип Хосок. На местную шлюшечку-омежку. Миленько. ─ Слюни подотри и скажи уже, что там по ставкам, ─ отвесив нехилую оплеуху, Намджун таким образом возвращает Хосока в бренный мир. Хотя, судя по отклянченой губе и тонне печали в глазах, в бренный мир господин Чон Хосок, он же Джей-хоуп, возвращаться никак не хотел. И, кажется, мысленно он поимел Чимина уже во всех известных миру позах. Хотя Намджун искренне не понимал, что такого классного в этом развязном, пошлом до ужаса омеге, что по нему все текут как Ниагарский. По мнению Намджуна, омежка должен быть тихим, мирным, молчаливым и воспитанным, сидеть дома и если и надевать настолько вызывающие наряды, то только для своего мужчины, а не выставлять на обозрение свою пятую точку сотне голодных до секса альф. ─ 15 косарей, бро. Только гонка сегодня одна, обычная, на прошлой неделе джимхану ставили, о-о-о, на это стоило бы глянуть. Наш новенький там всех удел… ─ Отлично. Намджун не глядя вытаскивает сверток и, швырнув его Хосоку, скользит взглядом по типа своим соперникам. Осматривается, приценивается. Ха, Малолетки, пижоны, папенькины сыночки и давалки. Охуенный колорит, что скажешь. А вот и еще один. Ядрёной расцветки Ламборгини уже на самом старте. Третий справа. Место Намджуна. Вот же пидор. Как будто услышав мысли альфы, Ламбо заводится и буксует задними колесами. Красуется перед соперниками. ─ Выпендрёжник, блядь, ─ выплевывает альфа и подгоняет своего Мустанга на линию старта. Всего на старте машин десять, включая оранжевую малышку Намджуна, и большинство других машин он узнаёт сразу ─ всё-таки у них довольно закрытое общество и попасть в него не так уж и легко. В ядовито-зелёном Митсубиси пиздюк мелкий, самый младшенький, Чон Чонгук. Но его возраст совершенно ему не мешает, более того… Это единственный участник гонок, которого Намджун уважает более или менее. Альфа до мочек ушей, сильный, уверенный, правда омега у него пришибленный на голову и улыбается как маньячина, хотя Чонгуку норм – каждый божий раз лижутся прилюдно и Чон едва в трусы к нему не лезет после гонок. Любовь – ничего не поделаешь. В серебристом Додже наполняет воздух машины алкогольными парами Ким Тэян, хотя большинство его знают как Дженисси или как «придурок, который на всю длину машины нарисовал волосатые ноги». А в светлом Кадиллаке с внутренностями от Кёнигсегга Дживон, у которого разве что лицо да член татухами не забиты. Только вот ёбаную розовую тачку Намджун видит впервые. И она совершенно точно выделяется из общего разнообразия авто. Слишком дорогая, слишком вызывающая. Такие обычно покупают полные профаны в надежде, что создатели сами побеспокоились о заоблачной скорости, а тебе остается только пожинать плоды и наслаждаться первыми местами на гонках. Да хуй там был, ага. Намджун своего Мустанга шесть лет не для того прокачивал, чтобы какой-то мудак его обогнал на пошлом розовом корыте с заводскими хромированными детальками. На старте уже все готовы, в предвкушении. Альфа заводит мотор и, кажется, урчит в унисон со своим четырёхколесным другом, сиденье приятно вибрирует и салон автомобиля наполняется запахом заведенного самца. Потому что для Ким Намджуна гонка ─ почти секс. Драйв, кайф, приручение… Почти оргазм. И как только перед машинами Чимин опускает два флага ─ у Кима бабочки в животе в пляс пускаются, бешеные. Он со свистом срывается с места и вдавливает педаль в пол. Глаза тут же находят несущееся бок о бок с ним розовое пятно, и альфа сдерживает ухмылку ─ он уделает этого молокососа на раз-два. Как два пальца обоссать, гарантированно. *** *** *** *** *** На оранжевом с чёрными полосками вдоль Форд Мустанге едва стёкла не трескаются от мощного хлопка дверью. О, Намджун зол. Пиздецки зол. Он горящим взглядом ищет розовую Ламборгини, ему хочется вытащить за шкирку того мудака из его тачки и свернуть шею. Прямо так, на глазах у сотни свидетелей. Этот хрен его подрезал перед самым финишем! Наглый ублюдок! В глотке клокочет злоба, почти давит на сегодня как-то слишком необычно взвинченного альфу. У него кулаки чешутся от желания проехать ими по охуевшей морде, которая совершенно не чтит негласные законы гонок. Намджун пробирается сквозь толпу поддатой молодёжи, ближе к нужной ему машине. Только вот, когда из этой же тачки выныривает собственно водитель, у альфы все мысли разом вылетают. Буквально все, кроме одной: жизнь меня к такому не готовила. Что? Вот это его обогнало? Вот это… Это… У Намджуна брови взлетают, ей-богу, почти на макушку от удивления. Хрупкое, порывом ветра сломать можно, низкорослое нечто с выбеленными, даже на вид наверняка мягкими, волосами, тонкими ручками-веточками, нежными чертами лица… И шепелявым голоском, которым сейчас омега безбожно материт по-видимому своего техника: ─ Я тебя, мразина безрукая, в асфальт закатаю, если ты, пидор, шины мне еще раз не те поставишь! Вот это поворотец однако. Омежка. На гонках. Приплыли. Да еще и характерный омежка. Намджун кривится, словно что-то горькое сожрал. Он искренне на дух не переносит таких омег. Таких слишком дерзких и беззастенчивых. А белобрысый омега, выплюнув кучу негатива на смиренно кивающего бету, тем временем скучающе наваливается на капот своей тачки и закуривает, всем своим видом показывая, что ему похуй на вертящихся рядом подлиз с их чертовыми поздравляшками и «ты лучший, чувак, распишись мне на груди». Ну нет. Бить омегу как-то не в стиле Намджуна. Совсем не комильфо. И Ким, прикрыв глаза и потерев переносицу, уже готов поехать домой, раздосадованный, но, проходя мимо того самого омеги, что-то екает в груди, цепляет, призрачное что-то, едва заметное. Возможно, провожающий его взгляд, пропитанный высокомерием, или хмык со срывающимся дымом с нежных губок, но такое бьющее по спокойствию и равновесию, что заставляет Намджуна застопориться и, подняв взгляд, тихо съехидничать: ─ Фанат розового? А фартучек ты дома тоже розовенький носишь, а? Омега тут же выгибает бровь и злобно щурится. Красивый, сука. И пахнет классно. Запах бензина, легких сигарет, резины и нежный запах омежки ─ взрывоопасная смесь для намджунового нюха. Омега ухмыляется, дерзко так, и выдыхает, окидывая презрительным взглядом машину Кима: ─ По крайней мере, моя тачка еще не собирается отдавать богу душу в отличие от вашей, ─ а потом, подняв уголок губ и взмахнув ресничками, добавляет: ─ А вы с вашей развалюхой, я вижу, одного возраста, да, дяденька? Дрянь а какая, ты смотри! Намджун сжимает кулаки и подходит на два шага ближе, угрожающе скалясь: ─ Не нарывайся, пацан. ─ А то что? Песочком меня покроете, который из вас сыплется? Всегда спокойные, без проблеска эмоций глаза наполняются алым маревом. Намджун хрустит шеей и, показав клыки, почти кидается на блондина. ─ Тебе пизда, мелкий… ─ Воу-воу, полегче! Хотите тут разборки устроить ─ соревнуйтесь, мать вашу! ─ перед Кимом выскакивает уже порядком поддатый Хосок и бухтит, едва шевеля языком. От него противно тхнёт сексом и потом, а значит Чимина он таки уже успел где-то зажать. ─ А ты, Шуга, имей уважение, этот монстр у нас уже второй год всегда на призовых местах, а ты новенький. Шуга значит, да… Намджун смотрит, едва сдерживаясь, на эту зарвавшуюся стерву и думает, что если бы не эти милые губки и шёлковые волосы, он бы уже давно показал потерявшего всякое уважение омеге, где его место. ─ На настоящей дороге, я бы тебя уделал, как ребёнка. Будем считать, что здесь я тебя просто пожалел и не скинул боком в кювет, ─ шипит Намджун, тыкая указательным пальцем в миленькое личико. ─ Так в чём проблема? Давай проверим, ─ ухмылка на губах почти такая же как и у альфы. Почти выбешивает. ─ Эта трасса, если не поворачивать, дальше уходит в гору, по склону вверх до тупика. Так что можем прямо сейчас узнать, у кого яйца круче, мачо. Желание поставить омегу на место дерёт глотку и давит на мозг так сильно, что Намджун уже совсем не соображает ничего. ─ А куколка не боится? Или у куколки стальные яйца? ─ напускная приторность в голосе, от которой скулы сводит. Жарко, душно и пряно от исходящего запаха омеги. Шум вокруг сливается в одно сплошное пятно, ни звука не различить. Только этот мальчишка с влажным нахальным взглядом, только его голос и дыхание, словно в фокусе. Намджуну совершенно насрать, что сейчас они в центре внимания, что десятки глаз с изумлением и предвкушением зырят на них. Что музыка стихла. Он замечает только совсем тонкие запястья, на которых синяки от пальцев будут смотреться изумительно сладко. Шуга подходит ближе, буквально на расстояние выдоха. Кажется еще мельче. Едва макушкой до подбородка альфы достает. Ребёнок совсем, кажется. Жаль, что только кажется, потому как эта блядь затягивается в последний раз и, выкинув окурок, хватает Намджуна между ног, больно сдавливая тонкими пальчиками достоинство, круша все марево одним движением. ─ Не боится. Я же омега, мне они вообще ни к чему, да? ─ отпускает и, скалясь, запрыгивает в свою Ламбо. И где же такой кадр взялся, а? Альфа почти стонет и незаметно втягивает носом оставшийся запах блондина. Омежки должны быть мягкими и послушными, кроткими, нежными и покладистыми, а не такими, которых хочется до скрежета зубов милой мордочкой уткнуть в лобовое стекло и выпороть до синяков и скулежа! Совершенно не соблюдает субординацию, ну что ж… ─ Только ставки поднимем, карлик. Шуга смотрит исподлобья, сжимая зубы. Не нравится ему, когда приплетают его рост. Что угодно: то, что он омега, худой, слабый, с личиком младшеклассника, но только не рост. ─ Тачка? ─ Не-а, ─ Намджун всовывает морду в открытое окно и, окинув взглядом мальчишку, заявляет: ─ Сыграем на твою нарывающуюся задницу, мелкий. Не пугается. Совсем, словно этого и ждал. Двигается ближе и, прикусив губу, стреляет тёмными глазами. ─ Заметано. И да, ─ пальцами завороженно проводит по сухим губам альфы, и у Намджуна от этого жеста дыхание сбивается. ─ Это лиловый, а не розовый, дальтоник хуев! И тут же срывается с места в ночную даль. ─ Ах ты ж, шепелявая маленькая дрянь! Намджун кидается к своему Мустангу и уже через пару секунд несётся следом за мальчишкой. Семь секунд форы он может себе позволить. Грудную клетку сдавливает, воздух пропах бензином, жаром, и даже сейчас Намджун отчетливо слышит вкусный запах сучной омежки. Сладкой и дерзкой, такой, которую на инстинктивном уровне хочется подчинить и нагнуть. О, нет. Намджун не может проиграть, только не сейчас. Тогда на общей гонке сыграла самонадеянность альфы. Сейчас же Ким точно знает, что перед ним достойный соперник. Соперник с охуенной вертлявой попкой и кошачьими хитрыми глазищами. Соперник, которого безумно хочется, так сильно, что от ожидания скручивается всё внутри, твердеет в штанах, а зверь, раззадоренный, рвёт и мечет, хочет на свободу, хочет поставить метку, хочет узла в этой маленькой, наверняка мягкой, заднице, хочет до дрожи и рыка оставить вместе со спермой свой запах на омежке. Подчинить, подмять под себя. Адреналин ебашит по венам, кипятит кровь, и Намджун до судорог впивается пальцами в руль. Догоняет и ухмыляется, а из Ламборгини высовывается средний палец. Машина резко обгоняет сбоку, едва не срываясь с обрыва, оставляя дымовую завесу и мечущегося от гнева Намджуна позади. Ким стискивает зубы, он почти на пределе, кажется еще чуть-чуть, и он реально превратится в животное, он даже ощущает фантомное покалывание на кончиках пальцев, как будто ногти удлиняются. Зверь очень хочет свою добычу. Скорость запредельная, машины заносит на поворотах, но даже страх смерти не может их остановить, слишком уж высока цена. Намджун выжимает всё до последней капли, так что Мустанг едва не трескается по швам, но… Приходит первым. Столб пыли от колёс, из-за которого не видно ни черта, но Намджун знает, что секундой позже затормозил и Шуга. Он срывается с места, дышит тяжело, почти хрипит, несётся на щурящегося от пыли парня и, схватив за руку, тащит к своей машине. ─ Ты что, мать твою…! ─ Заткнись, просто заткнись, блядь! ─ Он больно, рывком, кидает омегу на горячий капот своего Форда и резко разводит худые ноги в слишком облегающих, откровенных, кожаных штанах, чтобы тут же навалиться сверху, прижать худое тело к выкрашенному железу. Его разрывает от возбуждения и желания, хочется не просто трахать, хочется растерзать по частям маленькую бестию, заломить руки до хруста, чтобы плакал, выгибался, скулил, словно щенок, и умолял… Только опять всё не по плану, потому что чёртов омега только стонет довольно и подставляет под укусы нежную сладкую шейку, прижимает ближе и елозит по капоту, съезжая маленькими пятками с него, сдавливает плечи и позволяет толкаться возбужденным членом себе между ног. Намджун с рыком кусает тонкую ключицу и, поднявшись, разрывает одним движением на блондине тонкую футболку. Живот сводит. У паршивца проколоты соски. Маленькие, розовые, торчащие, с пронзающей их штангой. ─ Какой дряной мальчишка, ─ сквозь стиснутые зубы рычит альфа. Он языком играется с ними, тянет штанги, вылизывает их, почти сгорая от тихих всхлипов и ноготков, впивающихся в напряженные плечи. Мальчик трепетный и чувствительный, совсем неожиданно. Его характер, поведение ну никак не вяжется с его внешностью. Чертёнок в обличье ангела. ─ Наказывать будешь, а? ─ Буду. Попкой ко мне развернись. Омега сдавленно выдыхает и разворачивается. Колени скользят по капоту ─ трудно стоять на четвереньках на покатой, скользкой поверхности. А альфа глазами пожирает аппетитные, маленькие, упругие… Намджун с урчанием шлепает по одной половинке и тут же слышит негромкий лязг. Как будто железкой клацнули. Глухо немного, едва слышно. ─ Что это? Намджун облизывается в предвкушении и за шею тянет парня ближе, вынуждая до хруста выгнуться в спине. Пальцы проходят с силой по мягким, изрядно искусанным губам и проскальзывают в жаркий ротик, чтобы зажать юркий язык между фалангами. Намджуна жаром окатывает, а яйца в штанах поджимаются от острого возбуждения. Потому что… ─ У детки ещё и язычок проколот? Ты меня поражаешь всё больше и больше… Омега проходит языком между чужими пальцами, смачивает их, втягивает в себя, и вскрикивает, чуть их прикусывая ─ в его уже мокрую, обтянутую тонкой кожей штанов попу толкается твердое и желанное, и Шуга чувствует, что ещё чуть-чуть и он кончит прямо так, запачкав трусики горячей спермой, словно девственник. Между ног мокро и липко, неприятно, хочется стянуть мешающую ткань и почувствовать, как возбужденная плоть альфы скользит по нежной коже. Блондин выгибается сильнее и трется задницей о чужую, готовую порваться от натяжения ширинку. ─ Чёрт, что ж ты делаешь, негодник, я же на тебе живого места не оставлю… ─ обреченно выдыхает альфа и срывает с возбужденного омеги штаны, оставляя того в разорванной футболке и конверсах на трогательных маленьких стопах. Укусами-метками проходится по бледной спине и, расстегнув ширинку, елозит влажным твёрдым членом между ягодицами. Трогает упругую попку и едва успевает отодвинуться, когда вертлявый и нетерпеливый Шуга чуть сам не насаживается на блестящую от смазки головку. ─ Уймись, мелкий! Тебя растянуть нужно, ─ сдавленно шипит альфа, сжимая упругую задницу в руках. Ему тоже хочется. До рези в глазах и стекающей с головки смазки. А омега только извивается сильнее, крутит бёдрами и стреляет помутневшим взглядом через плечо. ─ Иди на хуй со своей растяжкой! Ты в меня сейчас и кулак засунуть сможешь! Омега ойкает от подчиняющего укуса в плечо, а потом чувствует пальцы у входа. Там мокро и горячо. Стекает по худеньким ножкам, пачкает. Вкусно. ─ Что, настолько сильно течёшь от меня? ─ довольно улыбается Намджун и губами ведет по затылку, зарывается носом в светлые волосы, с упоением вдыхая сладкий запах. ─ Ты даже не представляешь, насколько ты горяч за рулем своего Мустанга… ─ И такое откровение альфа готов всерьёз приравнять к признанию в любви. Голова тяжелеет, в мыслях полная неразбериха, а член дергается от непреодолимого вожделения. Альфа облизывает сухие губы и наконец толкается внутрь, там где жгуче горячо и мягко. Насаживает шкрябающего капот его машины лапочку до самого основания, тягуче медленно обратно, чтобы потом резко сорваться и, задыхаясь, сгореть от глубоких толчков и криков омежки. Какой же он… охуенный, этот Шуга. Сладкий, приторный, лакомый кусочек просто. С острым язычком и Мальборо в кармане. Широко раскрыв глаза, стонет бархатно и сам двигается навстречу. Прелесть. А ещё, по-любому, потом пидор Хосок будет глумиться над Кимом, потому что «милый омежка, говоришь, тебе нужен, послушный, сидящий дома, воспитанный, ага, допизделся, Монстр, ага, где же теперь все твои заёбы, а». О, Намджун не переживет такой хуйни, тем более от Хосока. Хотя с другой стороны, какое сейчас вообще имеет значение чокнутый Хосок, когда на капоте его апельсинового Форда выгибается волшебный блондинчик, пачкает его смазкой и буквально сам трахает себя намджуновым членом. Скользит проколотым язычком по сухим губам, глаза влажные закатывает, прикрывает их пушистыми тёмными ресницами и дышит так громко ─ почти музыка… Он неловко съезжает с гладкой поверхности машины, скулит, цепляется тонкими пальцами, маленький такой, хрупкий, сломать можно двумя пальцами. Почти прозрачный… Узкий и влажный безумно, как будто в течку, но нет. И Намджун довольно урчит от того, что заведен до такой степени этот мальчишка из-за него. Подставляет задницу под шлепки, умоляюще стонет. Ничего не соображает, потерянный, возбуждающе грязный. ─ Тебя всегда так кроет после гонок? ─ С реальным изумлением интересуется альфа, не сбавляя темпа. ─ Нет… С тобой только так… Боже. И Намджуна накрывает от этого. Он переворачивает лицом к себе Шугу и впивается в губы. Кусает их, лезет языком до самой глотки и с особым наслаждением вылизывает шарик от пирсинга. У блондина щёки красные-красные, мокрые до трепета реснички и мутный, на грани реальности взгляд, он своими пальчиками ласкает небольшой член и шипит от того, что затылком бьётся о лобовуху и неприятно скользит мокрой попкой по капоту. Намджун ни капельки не жалеет его, долбит так, что глаза закатываются, голос срывается на скулёж, а яйца с постыдным звуком шлепают по промежности. Словно животное, до боли грызёт и рычит, вжимает в себя омегу. А пятки в пыльных кедах только давят сильнее на поясницу. Чтобы еще глубже, чтобы больно. Потому что Шуге так безумно нравится. Помешательство сплошное. Так слететь с катушек, что родное имя не вспомнишь ─ для Намджуна такое впервые. Для Намджуна, в принципе, картинка кончающего омеги впервые вызывает почти космическое восхищение. И Намджун впервые позволяет себе выпустить клыки и укусить в самое основание шеи до крови, впервые тянет худые бедра на себя, дрожа от совершенно невообразимого наслаждения, от которого свет в глазах меркнет. Впервые ему так болезненно важно привязать блядского омегу к себе и не отпускать от себя даже на чёртов метр! ─ Сцепка! А-ах! ─ вскрикивает блондин и захлебывается стоном. Его продолжает выгибать от оргазмов всего. У него занемели руки и ноги, а задница сжимается от продолжающего выстреливать спермой члена альфы. На оранжевом капоте разводы спермы и смазки, Намджун уверен, он еще долго не сможет без стояка смотреть на оранжевый цвет, да и на капот своей машины тем более. Узел не спадет долго, так что Ким, отдышавшись, аккуратно поднимает ошалевшего, не соображающего парня на руки, чтобы тот ногами смог его обхватить, и несёт в машину. Правда без происшествий дело не обходится. Альфа запутывается в висящих на щиколотках джинсах и, споткнувшись, стукает омегу головой по дверце машины. ─ Тц! Аккуратней! Не мешок с картошкой несешь! ─ Прости, ─ виновато улыбается Намджун. ─ Штаны сползают, неудобно. ─ Так подтяни их! ─ Чем? ─ И тут же сжимает влажные, наверняка красные от шлепков ягодицы, мол, видишь, ручки заняты. ─ Хуем своим! ─ Если им, то тебе придется с него слезть, а это очень больно, детка. И я не хочу, чтобы потом мой омежка ходил с разорванной задницей, знаешь ли. Шуга скептически приподнимает брови. ─ Твой омежка? С каких пор? Двери наконец распахиваются, и альфа аккуратно, согнувшись в три погибели, усаживается на пассажирское сиденье. Позволяет тонким пальчикам отрешенно и как-то слишком уж нежно для скверного характера их хозяина перебирать волосы на затылке. Неожиданно, но очень приятно. Маленькая блядь может быть ласковой, оказывается. ─ С каких? Ха… Намджун тыкается носом во влажную, красными пятнами покрывшуюся чувствительную шею, с благоговением и щемящим довольством смотрит на свою метку и чуть подкидывает за голые бёдра свою ношу. Тихий вскрик и дрожь по худому телу ─ сцепка очень-очень приятная вещь. ─ Да с тех самых, как ты мне чуть яйца не оторвал прилюдно, дрянь! И только потом Намджун узнает, что его бестию зовут Мин Юнги, что вся его квартира забита плюшевыми Кумамонами и статуэтками Джокера, что он любит трахаться на кухонном столе только с утра после чашки кофе и заглатывать твёрдый мощный член альфы, нагнувшись с пассажирского сиденья, пока Намджун гонит на скорости 240 км/ч.