Loqiemean — Victimʼs Revenge
Alphavite — Мата Хари
ATL — MRAZ' (kito & reija lee instr.)
Двойная доза «Лонг-Айленда» после полуночи и десятка шотов текилы никогда не приводит к хорошим последствиям. Нужно было понять это ещё до того, как ебанный Славик начинает приставать к сурового вида охранникам с намерением серьёзно обсудить «
наше с вами политическое образование, товарищи; вот что вы думаете о том, что ваш президент — хуемразь и чернокожая шваль?». Всё было бы ничего, Слава вообще хреново знает английский, но мать в любом случае начала бы мандеть на слишком помятого и не слишком близкого родственника, прямиком из суровой, холодной и такой далёкой [не]Родины («
чем вы там занимались, Геночка, вы что, ходили по клубам в незнакомом городе, это же очень опасно, а что если со Славочкой что-нибудь случилось бы, как бы я объясняла это Наталье Павловне, это так безответственно с твоей стороны, Геночка, чтобы сказал твой отец на такое, Грегори, скажи ему, не будь тряпкой, Грегори, что о нас могут подумать соседи, Господи прости»). Ну, а что ему, собственно, оставалось делать? Сама виновата, укатила со своим новым ухажёром, скинув на _бедного_и_несчастного_ сына бешенного российского туриста, наказав его «развлекать гостя». Кто же виноват в том, что гость изъявил желание надраться как девочка-черлидерша на выпускном балу (спасибо, что он не стал клеить футбольную команду
за её отсутствием и ограничился только крайне увлекательными беседами с охранниками и парой телок). Только вот зависать в компании злобного, кажется, сына двоюродного брата по отцовской линии ему совершенно не улыбалось; не хватало ещё, чтобы одногруппники прознали и начали донимать с просьбами «рассказать о том как в России признаются в любви и посылают на хуй», это ведь так интересно, языки же состоят только из этих двух фраз и дежурных
добрый день, миледи, у вас отличные сиськи, не подскажите время и ваш номер телефона, спасибо-пожалуйста. «Извольте отсосать мой хер, господа и дамы, » — проносится у Фарафонова в голове, когда они проезжают мимо свёртка на Золотые Ворота.
— Ну, и на кой-хер ты меня сюда приволок, блять? — Слава недовольно кривится, скрестив руки на груди и привалившись к стене в отвратительные блёклые зеленые обои, в оранжевые пионы, выстроившиеся в один ряд.
— В целях расширения твоего ограниченного тайгой кругозора, товарищ, — огрызается в ответ Гена, бросая на, до зуда между лопаток, скрипучую кровать свой рюкзак, — Наслаждайся прекрасным Сан-Франциско, скоро опять зимовать даже летом, в свою отрыжку СССР.
— Не выёбывайся, парень. Ты здесь такой же русский, как и я, только каникулы у тебя дольше.
«Пидор гнойный, » — зло думает Фарафонов, вертя в руках ключи от машины. Вообще-то, за местного он и правда мог сойти лишь с большой натяжкой, в основном из-за неисправимого акцента; сказывались и материнские истерики по поводу того, что он мало говорит с ней на русском, и техническая специальность, где разговоры особо-то и не были нужны, и постоянное общение с оравой родственников с разных концов России, перманентно заглядывающих к ним раз в полгода-год («мама, когда же это дерьмо уже закончится, я же уже в универ поступил»). Нет, конечно, особых проблем не было (в конце концов ко всему можно привыкнуть, а уж наточить скиллы и подавно), но вот осознание того, что как бы он не старался обособиться от своих «корней» и влиться в новое, кажущееся совершенно иным, общество — ему всё равно придётся остаться чужим для окружающих — буквально давало под дых всей его идеальной жизни в чужой стране. Одной [не]верно брошенной фразой Слава буквально втоптал его большие чаяния на успешную карьеру, надёжного спутника по жизни и барбекю с соседями если не в дерьмо, то по крайней мере в зыбкие пески пустыни, из которых будет очень трудно раскопать их заново.
— Так это. Что делать-то будем? Просто, расширять кругозор задрипанным мотелем — такое себе удовольствие, если честно, особенно если ты собираешься переубеждать меня в том, что моя страна — полное говнище.
Гене хочется поспорить; сказать, что ему к чертям собачьим не сдалось переубеждать такого неблагодарного засранца, которого его мать отправила отдыхать на кровно заработанные деньги мужа; сказать, что Славик, если очень хочет, может хоть козу выебать, хоть с моста прыгнуть — ему плевать; сказать, что ему и этих стен уже слишком много, для мозгов размером с грецкий орех. Гена вежливо интересуется:
— А на что есть настрой?
Бар они выбирают долго: в одном слишком душно и много людей (Фарафонов до сих пор боится встретить кого-то из своих знакомых даже за пару сотен миль от дома), в другом слишком дорогое пиво чего уж говорить
о других напитках я тебя уверяю давай ещё поищем, а третий и вовсе
выглядит слишком по-пидорски к каким жополазам ты меня вообще повёл, дебилище, лучше бы в мотеле остались. Так что когда они, уже изрядно измотанный долгими метаниями между различных кварталов едва знакомого города, случайно натыкаются на залитый розово-синим неоном «Hypnotic» сил спорить о том, как они там будут выглядеть уже не остаётся: Гена и Слава почти синхронно усаживаются за жесткие барные стулья, заказывая по первому шоту и думая о том, что, вероятно, всё не так уж и плохо складывается, ведь вечер уже начался и они, вроде как, даже не собираются напиваться в хламину.
План идёт по пизде ровно в тот момент, когда Слава решает мешать текилу и пиво («
нету в тебе духа авантюризма, янки, ну ни капли нету; бармен, нам ещё по одной и светлого!»), а из колонок над баром музыка начинает звучать ещё громче и быстрее; миксы на известные песни незаметно сменяют друг друга, почти не чувствуешь разницу между какой-нибудь «East Of Eden» и «Sex Yeah!», как и не чувствуешь вкус сменяющихся напитков, горчащих на языке, собственных мыслей и как Славу быстро выводят из бара.
— Как дела, киса?
Ничего хорошего не происходит после полуночи и двух Лонг-Айлендов, в которых переборщили с ромом.
— Не понимаю о каких кошках ты говоришь, дядь, — медленно растягивая слова, произносит Гена, разглядывая чужую ладонь, лежащую на его колене и большие часы с позолотой на циферблате. До его ушей едва доносится хриплый смешок, а рука медленно тянется выше, к бедру.
— Как зовут-то тебя, дарлинг? — Фарафонов поднимает глаза, встречаясь с пронзительными темно-карим, почти чёрным взглядом напротив и широким
оскалом улыбкой, искрящей опасностью и немым обещанием, стоит тебе только верно ответить на вопрос.
— Гена, — срывается с его губ, растягивающихся в ответной ухмылке. — А тебя?
— Геночка, значит, — длинные пальцы, увенчанные парой огромных блестящих перстней («
дядь, клишированные мафиози вышли из моды ещё в семидесятых»), аккуратно поправляют спавшую на глаза белесую челку, мягко касаясь чуть заалевших щёк («
во всём виноват алкоголь, мама, я тут ни при чём»). — Зови меня Алфи.
— Как Джуда Лоу, да? Я не телка, если ты не заметил, Алфи, со мной такая херня не прокатит.
— Какая такая херня, киса, простите,
Геночка, мы же просто
общаемся, никому не мешаем, весело проводим время.
— Именно поэтому твоя рука уже почти у меня в штанах?
— Не заметил, чтобы ты был особо против,
дарлинг.
Он молча скидывает чужую руку со своего бедра, [почти] элегантно спрыгивает со стула, нестройной походкой направляясь в центр едва заполненного зала, выдавая свои попытки не свалится замертво прямо на танцполе за соблазнительные покачивания задом (он почти готов поклясться, что слышит приглушенные дикими басами присвисты, но не слишком уверен в этом, старается не обращать на них особого внимания). Зачем ему это нужно, стоит ли ввязываться в игры с любителем молоденьких студентов и вычурных побрякушек на руках, куда делся ебанный Славик и сколько ещё ему потребуется выпить, чтобы окончательно перестать осознавать происходящее — на эти и другие вопросы Гена не знал точных ответов, да ему и не хотелось знать. Алкоголь бешено гонит кровь внутри, выталкивая из Фарафонова внутреннюю голландскую куртизанку, после смерти обернувшуюся духом танцполов, запрятанных в глубинах серых дворов баров и заблёванных блядушних клубов. Руки взмывают в воздух, попеременно проводя пальцами от запястий к локтям, сквозь полуприкрытые веки следя за реакцией Алфи («что за фетиши, ты часом не вуайерист?»), стараясь отметить любые перемены в его лице, проводя по чуть влажным губам языком. Серая дорожная толстовка давно перевязана на бёдрах, с едва мокрых на концах волос срывается случайная капля, теряясь в окружающих телах всё прибывающих пьяных
людей тел, старающихся дрыгаться в такт музыке. Гена почти забывает о случайном спутнике, которого он оставил у бара в одиночестве, растворяясь в мерцающих огнях, очередном дабстеп-ремиксе на Риану, или Кэти Перри или какая ещё сучка сейчас на хайпе в мире шоу бизнеса? (Тейлор Свифт), чужих ладонях, покоящихся на его шее, на его плечах, заднице, на его члене через ткань джинс. С губ срывается чересчур громкий вздох, больше похожий на скулёж, а пальцы цепляются за крепкое плечо рядом.
— Веди себя как леди, киса. Или, может быть, нам стоит уехать?
Утро встречает его режущим глаза светом через полупрозрачные шторы, ненавистной скрипучей кроватью в мотеле, рвущей ткань мироздания головной болью и суровым взглядом Славика, дрожащей ладонью протягивающего стакан с водой («я тебе всё равно припомню то кидалово, сука»).
— Нихуёво тебя так потрепало, — хрипло говорит он, кивая на запятнанную фиолетовыми засосами шею. — А что скажет на это Геночкина мамочка?
— Что я тебе яйца оторву, если проговоришься.
Слава довольно усмехается, радостно плюхаясь на соседнюю кровать. Скрип старых пружин звонко отдаётся в голове Гены («лучше бы там остались воспоминания того, как он добрался до дома»). Тяжело вздыхая, Фарафонов с трудом заставляет себя подняться, залпом выпить выдохшуюся минералку и ползком двинуться в сторону спасительного душа.
— Я, кстати, в Мак недалеко отсюда сходил, тебе тоже бургер принес, а то если ты будешь мертвый, я домой не вернусь никогда, — тараторит за дверью Карелин, наверняка ухмыляется, ублюдок, не нажрася бы он тогда в ничто, может быть ничего бы и не было, а теперь ещё и шуточки про свою блядушность выслушивать каждый божий день ещё полторы недели («
сука»). — А кто такой Алфи?
— Что? — вылетая из ванной в одном полотенце, спрашивает Гена. В руки ему тут же прилетает выскальзывающий из влажных ладоней телефон.
«Было круто.
Как-нибудь повторим, Гено4ка
< 3»
