ты понимаешь

      ты понял, что окончательно съехал с катушек.       остро заточенный кухонный нож оставляет за собой длинную ярко-алую полоску на бледной коже. ещё. и ещё. кровь стекает по запястью к локтю и в воздухе пахнет сгоревшими блинами и железом. не дожарил. прости, мик.       но тот вариант развития событий, происходящий сейчас, не является самым худшим. худший — тот, где он в конце концов заёбывается нянчиться и терпеть твои выходки, и просто уходит, оставляя тебя и себя с пепелищем вместо сердца.       ты понял, что не можешь так жить.       цена этой жизни слишком высока — будете жить вдвоём, будете страдать вдвоём. страдать из-за тебя. страдать из-за твоей болезни.       ты пытался сдерживать приступы — честно пытался, но это больше похоже на попытку удержать цербера на привязи к столбу. в конце концов адская свора вырвет чёртов столб и побежит.       ты понял, что слишком слаб для жизни.       но силён для смерти. он бы вытерпел год, два, наблюдая как ты медленно сходишь с ума. наблюдая, как лекарства разрушают тебя, и в конце концов ты был бы не тем человеком, которого он смог полюбить. это разрушает тебя. тебе трудно. так трудно, что жить противно и это «противно» сейчас дошло до своего пика.       ты понял, как похож на мать.       похож на блядскую монику. ты ненавидишь и её, но ненависть к себе в тысячу раз больше, и ты продолжаешь полосовать запястья, марая кровью нож, рубашку и плитки на полу ванной.       ты понял, что сегодня не сможешь остановиться.       ты всегда резал недостаточно глубоко и на самых незаметных местах — прятал порезы, прятал их от микки.       он покрывал твоё тело поцелуями, а когда опускался ниже торса, ты останавливал его. лишая его секса, но так же лишая возможности увидеть твою боль. это похоже на блядскую бочку дёгтя, в которой ты тонешь. смола заполняет твои лёгкие, норовит залезь в уши, ноздри, в открытый в попытках поймать хоть каплю воздуха рот.       вдыхаешь поглубже и полосуешь из-за всех сил несколько раз, пока в глазах не начинает темнеть. дышишь. пока ещё дышишь.

***

      он приходит в самый последний момент.       ты ещё слышишь, как хлопает входная дверь, а потом проваливаешься в небытие. чувствуя запах горелого, он обходит все комнаты и не находит тебя. к его горлу подступает ком и он стучит в запертую дверь ванной, а потом выламывает её нахуй и видит тебя       он кричит.       кричит очень громко, дико, кричит твоё имя и подавляет выступающие слёзы. со всей злости пинает деревянную дверь, оставляя след, перевязывает твои раны попавшимися под руку полотенцами и тащит тебя в больницу.       он впервые рыдает. рыдает, как сука, когда слышит, что возможность летального исхода очень и очень высока. он сидит, вжавшись в ёбаное больничное кресло, и шепчет монотонное:       — йен, блядский йен, зачем? зачем? зачем?..       смотрит на грязно-белую стену перед собой и вспоминает. вспоминает, как, блять, умудрился влюбиться в парня с огненно-рыжими волосами. и его бесит. его бесит собственная слабость, бесят собственные эмоции, потому что он, микки милкович, сейчас сидит в полуосвещённом коридоре местной городской больницы, и по его щекам катятся горячие слёзы, и он не может их остановить, потому что он слаб. потому что он умирает там, вместе с чёртовым йеном галлагером. потому что его жизнь теперь не только его собственная — теперь большая часть этой самой жизни является собственностью йена. и кто же знал, что тот способен совершить разом два убийства.       хотя, какого хрена, об этом знали все. и микки в том числе. не уследил, не смог, не спас. потому что слаб.       — кто с йеном галлагером? кем вы ему приходитесь? с ним всё в порядке, мы дали ему большую дозу успокоительных и следующие несколько часов он проспит, но вы сможете увидеть йена уже через ближайшие тридцать минут.       и его пробивает током. он пустыми глазами смотрит в стену, затем переводит взгляд на врача и с трудом просиживает в кресле те сраные полчаса.       а потом он видит тебя. бледного с синими кругами под глазами, растрёпанными рыжими волосами и перевязанными запястьями, и понимает, какую блядскую ошибку он совершил. именно он, а не ты. он не уследил. он не смог подарить тебе веру в жизнь, хотя тысячу раз обещал себе сделать это, обещал себе бороться с твоей болезнью до последнего.       он утыкается носом в твои колени и засыпает, понимая, что ты жив. жив. и сердце его бешено колотиться от этой мысли — ты жив! и, кажется, он тоже жив., а ты здесь, рядом с ним. йен галлагер.       он просыпается через пять часов доброго сна и замечает, что ты не спишь. и, похоже, давно.       — не хотел тебя будить, — ловя на себе его взгляд, говоришь ты.       — всё хорошо, — быстро моргает, а к горлу вновь подступает ком. — ты. ты, блять, понимаешь, что ты наделал?       — прости, не хотел доставлять тебе неудобств, лишь хотел…       — ты, блять, понимаешь, что ты наделал?! — он срывается на крик и подрывается с кресла, а потом падает обратно и кладёт голову на твои ноги. — ты… зачем? зачем, йен?       — мне хотелось. мне хотелось исчезнуть, чтобы все перестали волноваться обо мне. «йен, солнышко, как ты себя чувствуешь», «йен, ты принял свои таблетки». осточертело! — хриплым голосом объясняешь ты и пытаешься вскинуть руками, но лишь морщишься от боли.       он осторожно берёт твою руку в свою и глубоко вздыхает:       — йен. чёртов йен галлагер, слушай меня внимательно, сука такая, — медленно, обдумывая каждое слово, молвит он и смотрит прямо тебе в глаза. — эти люди, твоя семья волнуются за тебя, потому что любят. любят тебя, ёбаного эгоиста! если кто-то посмеет сказать, что ты ему надоел, я лично проломлю ему башку, я тебе, блять, обещаю. ты… ты пытался убить себя, но почему ты, сука, не подумал обо мне?       — я только о тебе и думал, — беспечно отвечаешь ты.       — хуёвого ты обо мне мнения, чувак, если думаешь, что если пару раз воткнёшь себе нож в вены, мне станет легче жить. без тебя жить нихуя не легче, потому что я тебя, блять, люблю.       сначала ты молчишь. вдумываешься в сказанное, а потом тебя пробивает насквозь, и разум будто проясняется, и ты чувствуешь боль — не ту, которую ты чувствуешь обычно. другую, иную боль, похожую на боль от причинения вреда другому человеку. важному человеку. чувствуешь боль вперемешку со стыдом.       — микки, я...       — обещай мне. — перебивает он. — обещай, что будешь бороться со своей болезнью, с этой ебаной биполяркой, потому что это очень важно. обещай, что мы, блять, будем вместе, потому что это единственное, чего я хочу последние несколько лет.       — я обещаю, — шепчешь ты. — я обещаю. потому что я люблю тебя.       а потом он целует. и ты понимаешь. понимаешь, что ваша Любовь и есть смысл жизни.