Ты бы пришёл?

Чимин такой Чимин. Такой ранимый, эмоциональный, и совсем крохотный для этого большого гнилого мира, который полон жестокости и опасности. Такой маленький котёночек, попавший в неизвестное пространство, думающий что это пространство, называемое миром, очень доброе и солнечное. Почувствовавший на своей шкуре всё равнодушие и беспощадность ужасных зверей. Людей. Чимин ужасно податливый и чувствительной, страдает уже не первый год. На душе тяжесть и это постоянное чувство, чувство ненужности. Чувство того, что ты ничего не можешь сделать. Ты бессилен и слаб. Его страдания ничем облегчить нельзя. Да и сам он, в какой-то степени, не хочет их облегчать. Ему хочется снова и снова видеть сны со своим единственным любимым хёном, «случайно» касаться его холодных рук и волос на голове, думать о нём, представляя как его любимый хён обнимает его и нежно целует в щёчку. Как кружит его на руках быстро-быстро, выбивая смех из груди младшего. Но увы. Никогда не суждено этому сбыться и Чимину остаётся только мечтать. Мечтать о счастливом будущем. Потому что без его хёна оно вряд ли будет таковым. И вот сейчас. Чимин стоит около стола в комнате старших хёнов, и еле касаясь, оглаживает пухлыми пальчиками тетрадь Юнги, лежащую на тёмном столе. Она старая и давно уже порвана с задней стороны. Эту тетрадь Мин купил ещё до дебюта, это Пак очень хорошо помнит. Мин рисовал в ней всё, что придёт в голову, отвлекаясь иногда от работы или просто от скуки, убивая время. Давно уже выцветшая акварель виднелась из порваного края, который открывал вид на нарисованный аквариум для рыб. Большой аквариум с синей водой и рыбами был изображён во весь лист. Круглый и большой, с такими же большими пузырьками воздуха, был разбит с левого края. Пестрые рыбки разных цветов выплыли из него в космическое пространство. А космос, по сути, тоже своеобразный аквариум. Юнги нарисовал это когда тяжело болел, лёжа в кровати, Пак это тоже помнит. Он вообще много что помнит и знает о своём хёне. Чимин осматривает стол хёна с любовной улыбкой, боясь до чего-либо докоснуться. Единственной вещью, которую можно было нормально потрогать, была эта старая тетрадь с рисунками. Она вечно лежала на столе возле органайзера с канцелярией, к ней уже давно никто не прикасался, даже её владелец давно уже не рисует в ней, полностью погружаясь в работу и не находя времени для рисунков. Юнги сейчас работает в студии, пока Чимин осматривает его стол и вдыхает запах его ношеных вещей, висящих на дверце приоткрытого шкафа. Чимин частенько так делал. Это было приятно, но в тоже время и опасно, вдруг кто-нибудь из хёнов решит зайти в комнату. Обычно в такие моменты у Пака разрывалась голова от адреналина, но сегодня, к счастью, все были не в общежитии, кроме хитрого Чимина, который притворился больным, чтобы посидеть в общежитии и снова зайти в комнату Юнги. Большинство мемберов сейчас были в зале,  наверняка репетировали движения к предстоящему концерту. А его горячо любимый хён сидел один в студии, и писав тексты, у него частенько даже не было времени полноценно поесть. Первое время Чимин приносил ему еду из общежития или специально ходил в магазин неподалёку отсюда. Потом как-то забросил это занятие, решив что слишком палится перед остальными. Мемберы отсутствовали уже полтора часа, если не больше. Чимину конкретно стало скучно сидеть одному. Телевизор временно не работал из-за каких-то проблем с кабелем, есть совсем не хотелось, а вещи Юнги уже были от и до ощупаны и перенюханы. Запах тела Мина уже надолго осел в носу, и кажется, не собирался выветриваться. Оно и к лучшему, не нужно будет снова подвергать себя риску, просиживая часы в комнате хёнов. Посторонние взгляды не нужны Чимину. Не нужно чтобы кто-то видел, как он ласкает вещи старшего, полной грудью вдыхая великолепный запах, прикрывая глаза от блаженства; прижимал их к своей пухлой щечке, поглаживая. Вязкие мысли о Юнги лезли в голову Пака, не давая думать о чем-либо другом. Он уже сидел у подножия дивана в гостиной, облокотившись спиной на него. Его взгляд сосредоточенно смотрел в пустой экран телевизора, не мигая. Создавалось такое ощущение, будто он смотрит куда-то мимо, сквозь предметы. Ему стало интересно, Юнги догадывается о сильных чувствах Пака? Замечает ли он внимание с его стороны, или ему всё равно? Эти мысли не давали покоя и ему захотелось все рассказать. Вдруг старший чувствует тоже самое к нему, любит, страдает? Эта идея казалась очень бредовой. Ведь как такой грубый и прямолинейный хён мог также любить Пака? Страдать, не спать ночами, вечно думать о нём? Чем больше Чимин размышлял об этом, тем меньше эта затея казалась ему правильной. Но всё же многолетние страдания и любопытство взяли верх над Чимином, и он осторожно открыл дверь, огляделся и побрёл к лифту. Ждав лифт, Пак уже двести раз успел подумать, правильно ли он поступает? Он пока еще не придумал что будет говорить Юнги, который наверняка будет смотреть на него со вскинутой бровью и вопросительным взглядом. Как-нибудь само, придумается на ходу потом. Выйдя из лифта, Пак приостановился и закусил нижнюю губу. А что будет если Юнги прямиком пошлёт его нахуй? Пак совсем не знает, что тогда он будет делать и как себя поведёт. Уверенность сразу почему-то как рукой сняло. Взгляд устремился в пол, а затем последовал тяжёлый выдох. Прямо и направо находился танцевальный зал, где сейчас можно было увидеть нескольких мемберов из его группы. Через длинный коридор, и при этом чуть открытую дверь, был слышен звонкий смех парней. Как ещё Юнги работает в такой шуме? Пока Пак старался перевести дыхание, из  коридора раздался родной голос: «Я в магазин. Увидимся». А после послышались голоса остальных мемберов что-то типа: «Пока, Юнги-хен», «Приходи скорее», «Увидимся». От неожиданности у Чимина подкосились ноги и округлились глаза, в ожидании увидеть Юнги сейчас, шаги которого, уже слышны из коридора. За какие-то милисекунды Чимин все-таки решил поговорить с Юнги. Он даже сам не ожидал, что решится на такое. Либо сейчас, либо никогда. Но не успел Чимин нормально встать, как резко из-за угла вышел Юнги. Чимин очень хочет выглядеть спокойным и безмятежным, иногда относиться ко всему с похуизмом, как его хён, но по натуре своей и природе Чимин не такой. И таким ему вряд ли удастся стать. — Чимин, зачем ты вышел? Ты же заболел, — подошёл Юнги, снимая наушники. Пак тяжело дышал, хотел разреветься прям там от своего бессилия, с которым справиться сложно. Пак очень любит Мина. Он хочет быть вместе с ним, улыбаться ему и говорить приятные слова без капли стеснения, обнимать его и целовать при всех, чтобы знали что Юнги его; и наедине, где-нибудь в укромном местечке, шепча ему на ухо какой у него красивый хён и как он его любит. — Я…я хотел поговорить с тобой, — наконец поднял взгляд Пак. Смотря хёну в глаза, он видел только знак вопроса в них и больше ничего.— Не занят? — Я хотел пойти в магазин. Давай быстрее, — торопливо сказал Юнги. Он еле заметно закатил глаза, потому что знает, что Пак будет  долго мусолить одну и никому не интересную тему. —  Ответь мне честно, от чистого сердца: ты бы пришёл на мои похороны? — задавая этот вопрос, он увидел как Юнги мимолетно закатил глаза. Чувство липкого кома в горле усилилось, он старался держать себя в руках. Даже сам как-то внутренне смутился от своего вопроса, но продолжал смотреть хёну в глаза. — Ух, ну и денек ебанутый сегодня, ну… К чему такие вопросы, Чимин? — Юнги начал потихоньку закипать. Он торопится, а мелкий тут хуйней страдает. — Пожалуйста, просто ответь. — Ну да, пришёл, если был бы не занят. «Был бы не занят» ясно. Снова защемило сердце, но Чимин подумает об этом потом, сейчас не время снова накручивать себя и ныть. Задав посторонний вопрос, не относящийся к теме, Пак старался быстрее привести чувства в порядок. Кажется, у него это получилось. — Ну вообще я хотел поговорить о другом, — смотрит Чимин в глаза Мина и снова видит вопрос.— Знаешь, хён…а ты когда-нибудь был влюблён, что был готов умереть за этого человека, но боялся ему сказать о свои чувствах? — Нет. — А я был. Точнее, влюблён…сейчас, — дрожащим голосом сказал Чимин и отвел взгляд в сторону. — От вида этого человека у меня подкашиваются ноги, сердце задаёт бешеный ритм, будто вот-вот выпрыгнет из груди, — протараторил Пак и снова поднял взгляд.— Но эта любовь не взаимна, этот человек меня не замечает или просто не хочет замечать… Я готов сделать всё ради тебя, Юнги-хён. — Вы что, сегодня все до меня доебаться хотите или что, я не понял? — Юнги поднял голову вверх и произнес это в потолок. Юнги — прямолинейный человек. Он не понимает всяких намёков, ему нужно говорит чётко и ясно, по делу. — Скажи нормально, что ты хочешь. — Я люблю тебя, Юнги-хён. Ты у меня вот здесь, понимаешь? — Чимин прикладывает ладонь к сердцу и устало выдыхает, потому что сердце ноет и болезненно сжимается от такого напряженного разговора. — Мне очень-очень больно, хён. Я не знаю, сколько выдержу всё это, — Пак всхлипнул. — Я не хочу делить тебя ни с кем, понимаешь? Я люблю тебя уже очень-очень давно. Моё сердце уже не может не болеть при виде тебя, хён. Всё это причиняет мне боль… — Чимин…ты головой нигде не пизданулся, пока сюда шёл? — цокнув, Юнги не обратил внимания на слова младшего, и уже хотел уйти, как чужая тёплая рука схватила его за локоть. — Хён, пожалуйста, выслушай меня! Я же так люблю тебя, так люблю! Почему ты меня отталкиваешь, хён? — на глаза навернулись слезы.— Знал бы ты только, сколько я страдал думая о тебе. Ты как недосягаемая звезда. Моя мечта. Ты не такой как все в группе, ты другой, Юнги-хён! Мне нравится всё в тебе: аккуратная внешность, характер, который часто бывает грубым; манеры, привычки, всё-всё, — Чимину тяжело говорить, он больше не может сдерживаться. — Я пытаюсь угодить тебе, ищу способы пообщаться с тобой, но ты этого не видишь! — Чимин снова прикрывает глаза, борясь с подступившими слезами. После чиминовых слов, Юнги задумался. Так вот, оказывается, что значат все эти «хён, давай сходим куда-нибудь?»,  «помоги мне, хён, открой эту чёртову банку», «Юнги-хён такой красивый!» Такое противное и протяжное «Юнги-хён» вечно разжигало злость внутри него. — Отъебись, Чимин, не неси хуйню. Я тороплюсь, -Юнги снова попытался уйти, но вдруг почувствовал тяжесть на руке. Повернувшись, он увидел на своей руке рыдающего Чимина, который крепко обхватил его руку и не хотел отпускать.  — Я раньше думал что ты ведешь себя так, потому что прячешь свою любовь ко мне. Я думал, ты тоже в меня влюблён. Я ошибался, я дурак, да. Но Юнги, — уже без уважительного «хён», — пожалуйста, скажи, что мне сделать чтобы мы были вместе? Ответь мне, прошу, не заставляй моё сердце снова страдать и испытывать боль, прошу, я больше не могу т-так, — от нахлынувших эмоций Чимин стал заикаться и дрожать, он говорил с Юнги словно на последнем издыхании.  — Хватит, Чимин. Прекрати весь этот цирк, — Пак смотрит в глаза Юнги и пытается найти в них хоть что-то. Вот только во взгляде напротив только холод и презрение. — Ты очень мерзкий, когда пляшешь возле кого-то. Ты мне противен, понимаешь? Можно даже сказать что я не считал тебя другом. Вообще. Никогда — выделяя каждое слово говорил Юнги.  — Ты мерзкий, маленький сопляк, к тому же ещё слабохарактерный и наивный долбаеб. Ты слышишь меня? Очнись, Чимин! Слышишь? Дол-ба-еб.Как ты мог подумать, что я люблю тебя? Такого…такого мерзкого — Юнги говорил это от чистого сердца, и его не очень-то и заботило состояние Пака. — Ничего между нами не было, нет и не будет. Это ты что-то себе напридумывал в башке, а теперь свято в это веришь. Ясно? Ты придумал себе всё сам. Я не люблю тебя и никогда не любил, — а Пак молчит. Он тщательно слушает слова Юнги, перетирает их в голове, заставляя боль в сердце только увеличиваться. — А теперь отцепись от меня, — зло сказал Мин и высвободил свою руку из хватки чужих. Чимин шлёпнулся на задницу, даже не заметя этого. Он только перетирал речь Юнги у себя в мозгу и смотрел ему в спину. — Уйди от меня и больше не подходи.  — Уйти из твоей жизни? — охрипшим голосом спросил Чимин, продолжая смотреть на удаляющегося хёна. — Делай что хочешь, — хладнокровно и равнодушно, с кислой ухмылкой. Ужасно видеть любимого человека таким, ужасно слышать такие слова в свой адрес. Юнги зашел в лифт и поехал вниз. Чимин ещё долго смотрел ему вслед, и просидев там не меняя позы, встал и тоже направился к лифту. Только поедет он наверх. Чтобы запереться в туалете и снова рыдать, выть и сжимать кулаки, чтобы ногти впивались в нежную кожу ладоней. Он привык. Не впервой. В душе пусто. В душе ничего нет.  Ничего больше нет: ни стремления, ни смысла жизни.Чимин сидит на краю ванны и ни о чём не думает. Мыслей больше нет. Только слезы текут без остановки, всё быстрее и быстрее. Так хочется скорее все это прекратить, все эти страдания, весь этот позор. Все равно ничем не помочь, ничего не исправить. Бессилие на протяжении нескольких лет конкретно выматало, вывело из себя. Чимин уже ничего не чувствует. Ему просто хочется умереть. Хлоп, и всё. Чимин пытается привести себя в порядок, умываясь вот уже три минуты холодной водой. Слабо помогает, правда. Не можешь быть свободным, не можешь забыть, не можешь вернуться к прежнему себе. Когда-то давно в один миг сменилась вся его жизнь, он стал больше страдать. Посмотрев на себя в зеркало он увидел ужасного себя. И вправду мерзкого, как сказал Юнги. Действительно, Пак сопляк и слабак, и он это признает. Веры в себя и надежды на нормальную жизнь совсем нет. Произошло то, чего Пак больше всего боялся: отказ. Да и ещё говном будто облили…странное чувство. Ненужность уже не просто ощущение, ненужность Пака это уже факт. Он никому не нужен. Родители бросили, оставив в детском доме, ещё совсем младенцем. Друзья вечно предавали, а девчонки отвергали. Но вот, кажется, он нашёл своё счастье. Стал знаменитым айдолом, который не знает ни хлопот, ни забот. Он в достатке. Но только в денежном, не в моральном. Встретил Юнги и пошло-поехало. Всем плевать на ранимого Пака, Юнги плевать, а это уже повод… Тёплая вода стремительно набирается в ванну, брызги летят на стены, капельки воды капают на пол, а горячий пар заполонил всю ванную комнату. Чимин снова сидит на краю ванны, только уже полностью спокоен. Всё его внимание направлено на маленькую штучку в руках. Он крутит её, заставляя поблескивать от света. Пак пальцами надавливает на край металлической пластинки, которая больно врезается в кожу нежных рук, оставляя на них глубокие следы, которые исчезнут через несколько минут. Он внимательно на неё смотрит, , а после, откладывает её в сторону, и берёт в руки рядом лежащую фотографию. На ней изображены он и Юнги. Эта фотография не настоящая. Она склеена из двух разных фотографий. На них они оба счастливые и улыбающиеся, положили руки на плечи друг друга. Чимин специально сделал себе такое фото, чтобы хотя бы на фотографиях, пускай и вымышленных, они были вместе. Счастливы вместе. Он улыбается, поглаживая лицо Юнги на фото и кладёт её в карман джинс. Чимин ещё долго сидит, задумчиво опустив голову. Он совершенно спокоен, только какое-то состояние оцепенения всё равно не даёт нормально думать. Пак подходит к зеркалу и снова смотрит на себя. В глазах уже ничего нет, лицо не выражает нималейшую эмоцию. Кожа побледнела, оставляя на щеках только природный румянец. А кожа может быть ещё бледнее? Он рассеянно подходит к ванной и залезает туда, не снимая одежду. Какая разница: нагой ты сейчас или одетый? Выключив кран, он дотягивается до железной пластинки и снова крутит её в руках. А дальше… Раз порез, два порез. Больно. Внутреннюю сторону руки пощипывает, на что Чимин закрывает глаза и опускает руку в воду, закусывая нижнюю губу. Вода сразу меняет свой цвет, на что Чимин сначала немного пугается и привстает, а потом понимает, что уже поздно. Вода всё краснеет и краснеет, а всё тело бросает в жар и в онемение одновременно. По щеке скатилась слеза и упала в красную воду, навечно растворившись в её текстуре. Чимин достаёт руку из воды, на что получает ещё большее пощипывание от попадания кислорода в раны, и делает ещё несколько надрезов, разрывая кожу в мясо. Уже поперёк тех, что были до этого сделаны вдоль. Снова боль. Но эта боль никогда не сравнится с той, которую испытывал Пак на протяжении нескольких лет. Он вновь опустил руку в воду. Голова начала болеть и кружится, разум затуманивается. Чимин впадает в онемение всего тела, его трясёт и покалывает. Он старается полностью расслабиться и облокотиться спиной о ванную. Алая вода стекает по телу Пака, ему хочется заснуть и он прикрывает глаза.                                    *** «Привет, хён. Я думаю, что ты читая эту записку, не откроешь шторку ванной...Если уже не открыл. Я говорил что вряд ли смогу выдержать эту боль, и всё-таки на выдержал. Прости… Я сейчас буду умирать, буду думать о тебе. Я всегда думаю о тебе, хён. Ты не представляешь, сколько раз за день я плакал, пока никто не видит. Сколько раз я заходил к тебе в комнату, надеясь хоть как-то потрогать тебя, твои вещи… Прости… Я так мечтал обнять тебя. Я так мечтал о тебе, хён! Но я не виню тебя, не виню, хоть и смотря на тебя моё сердце ныло от боли. Ты ни в чём не виноват! Я мечтал о нас…я так хотел быть вместе с тобой… Обнимать тебя, целовать, вместе гулять… Но ничего уже нельзя исправить, хён. Если бы у меня был шанс выбирать, исправить все мои ошибки, я бы им воспользовался. Ради тебя, хён…ради нас… Мы были бы вместе, ты любил меня так, как я тебя… Ведь я не хочу встречать какую-нибудь незнакомку и быть с ней, я хочу быть с тобой, хён, мне нужен только ты! Ты воздействуешь на меня своей магией, что невозможно даже дышать, делая меня полностью бессильным и слабым сопляком, как ты и сказал. Я не покину тебя никогда, я рядом с тобой всегда, моё сердце с тобой, я буду тебя ждать, знай это… Снова быть с тобой моё единственное желание… Одиночество, которое никогда не прекратиться, оно разъедает меня изнутри. Даже когда я буду мёртв, я буду одинок, хён… Надеюсь, я скоро увижу тебя на своих похоронах, я буду обнимать тебя со спины… Надеюсь, ты почувствуешь это… «Юнги, ты бы пришёл на мои похороны?»