Sunday Morning

Хосок никогда не думал, что придёт время, когда он будет способен различать настроение Кихёна по звуку его шагов. Он натягивает одеяло повыше и ждёт, когда двери распахнутся. — Что… — Кихён стоит в дверях, уперев руки в бока. Хосок еле сдерживается, чтобы не засмеяться. — Мои родители будут здесь через тридцать минут. — И? — сдержать улыбку не получается. Кихён смотрит на него диким взглядом, который появляется только тогда, когда что-то горит на кухне, или если Хосок оставляет полотенце на полу в ванной. И, кажется, тогда, когда приедут родители Кихёна. — И ты голый. — О, ты заметил! — Хосок уже откровенно ухмыляется. — Я думал, ты забыл про моё существование, так как потратил всё утро, готовя все блюда, которые только умеешь. — Ну, если ты через пять минут не будешь одет — не получишь и кусочка! Хосок пожимает плечами и говорит: — Я всё равно хочу только рамён! — и он знает, что это жестоко заводить Кихёна, но… честно? Слишком трудно устоять. — Ты больше не мой парень, — говорит Кихён и идёт обратно на кухню, — это официально, мы расстались. Хосок вытягивает одну из подушек из-под головы и прикладывает к лицу, чтобы заглушить смех.

***

Он не одевается. Ну, точнее, он пытается. И ему даже удаётся надеть трусы, а потом он отвлекается на звуки шипящей яичницы, доносящиеся с кухни. — Пахнет вкусно, — говорит он с порога. — Конечно, ведь это я готовлю, — Кихён вздрагивает, когда руки Хосока ложатся на его бёдра, — что ты… — Ничего не могу с собой поделать, извини. — Хосок ухмыляется, шепча ему на ухо. — Почему ты такой горячий, когда нервничаешь? Кихён разворачивается, закатывает глаза и быстро целует Хосока в щеку. — Я всегда горячий. И ты отвлекаешь меня. — Это и было моей целью, — признаётся Хосок. — Ты не обращал на меня внимание всё утро! Он дуется, а Кихён выглядит так, будто он вот-вот смягчится, как обычно бывает по утрам, когда Хосок утыкается ему в шею и шепчет «Доброе утро». Однако сегодня Кихён не смягчается, хотя на мгновение кажется, что он хотел бы. Он упирается руками в грудь Хосока и говорит: — Иди в душ и оденься. Мы можем сделать это позже. — Ммм, понятно, — это не кажется достаточно хорошим компромиссом.

***

Хосок смотрит в зеркало на двери спальни: он надел белую рубашку и чёрные джинсы (не слишком обтягивающие, ведь он не хочет довести почти-родителей до сердечного приступа). Он даже надел новенькие ботинки, которые немного скрипят, когда он ступает на ламинат на полу кухни. — Думаю, твои родители одобрят. Кихён улыбается: — Наверняка. Я пойду и просто сменю рубашку, — он останавливается перед Хосоком и поправляет прядь своих волос. А затем спрашивает чуть тише: — Как думаешь, им понравится наша квартира? Ю Кихён не из тех, кто часто нервничает, но сейчас Хосок видит предвкушение в его глазах, вперемешку со страхом, что его родители не одобрят что-нибудь. Их отношения, например. Это объясняет его бешеную готовку — попытка отвлечь себя от мыслей о том, что его родители приезжают впервые с тех пор, как они стали жить вместе. Хосок думает, что он любит Кихёна ещё больше за это. Он ловит руку Кихёна и улыбается: — Ты — самое любимое, и ты здесь, так что может не понравиться? Кихён расслабляется, смеётся и уходит, расстёгивая рубашку. Хосок знает Кихёна и понимает, что не смог успокоить его до конца. Но его шаги определённо стали мягче.