Рецепт

Кухня – особое место для шеф-повара, его святая святых, место, где он становится богом, по мановению руки создавая прекрасное, мир его безграничной власти, источник его вдохновения, его собственная маленькая вселенная. Здесь он переживает радость и горе, воплощая чувства в новых рецептах, здесь прячется от настойчивых упреков жены и забот повседневности, сюда он приходит собраться с мыслями, воплотить часть души в своих детищах и почувствовать себя чем-то большим, чем просто человек. Почувствовать себя творцом. Но для Себастьяна кухня была всего лишь еще одной просторной комнатой в доме странного маленького графа. Он не видел ничего чарующего и невероятного в обыкновенном помещении, напичканном приспособлениями для приготовления пищи, пусть и пищи совершенной. Тем не менее, сегодня выкрашенные белой краской стены должны были стать свидетелями особого шедевра, а значит и место, в котором он будет создаваться, приобретало особый смысл. Себастьяну, правда, и это было безразлично. Все его дьявольское внимание было приковано к внушительной толстой книге с плотными желтоватыми страницами - один из немногих и даже редких экземпляров, который демон приобрел благодаря случайной дружбе с его автором. Тысяча страниц, каждая из которых запечатлела на века по шедевру. Пережив своего творца, в этой книге прятались гениальные рецепты, которые останутся уникальными еще сотни лет, встречая все новые и новые варианты самих себя, но даже близко не схожих с первозданным идеалом. Кто сказал, что демоны не умеют любить? Себастьян любил французскую кухню. Мурлыча себе под нос какой-то мелодичный мотивчик, он скользил пальцем по ровным строчкам, выискивая тот самый неповторимый рецепт, который помог бы безупречному дворецкому создать безупречное произведение искусства. Задерживаясь на некоторых страницах, он вкладывал в развороты цветные закладки, странно контрастирующие с сосредоточенным настроем демона. Светлая кухонная панель, тянущаяся вдоль стены, была доверху завалена продуктами. Головки брокколи и пекинской капусты, связки душистой зелени, сельдерея, фенхеля и других съедобных растений со странными названиями. Тут же рядом аккуратно выставлены новенькие упаковки с французскими сырами разного вида, трюфелями, утиной печенью, икрой, улитками, корзинки со свежими фруктами, несколько бутылок вина разных сортов… На плите в кастрюлях уже что-то варилось. Центр огромной кухни занимал разделочный стол с толстой мраморной столешницей, поддерживаемой шестью стальными ножками, накрепко прикрученными к полу. Служивший для разделки туш убитых на охоте крупных диких животных, он нисколько не пострадал при пожаре. Определившись, наконец, с рецептом, Себастьян вложил в нужное место синюю закладку и повернулся к столу с довольной улыбкой. Прямо перед ним на этом самом столе безвольно лежало тело его маленького хозяина. Бледное и неподвижное, оно казалось мертвым. Тонкие кисти разведенных в стороны рук и лодыжки ног стянуты нейлоновыми шнурами, прикрепленными к стальным скобам стола. Веки плотно сомкнуты, а побелевшие губы приоткрыты на неживом и абсолютно бесстрастном лице. Красные глаза полыхнули внутренним и зловещим светом, когда дворецкий заскользил пальцами от внутренней стороны кисти до сгиба локтя мальчика. Хищная, плотоядная улыбка, в каждом движении чувствовалась затаенная сила демона. Сила, которая долгое время горела скрытым огнем, но никогда не переходила дозволенных границ. Он облизнулся, еще раз проведя пальцем по коже своей жертвы. От прикосновения тонкие веки внезапно вздрогнули, и Сиэль застонал, приоткрыв глаза. - Себастьян, что ты делаешь? Демон склонился над лицом своего господина. - Контракт выполнен, милорд, пришло время платить по счетам. Вам не будет больно, обещаю. И, приникнув к его уху, прошептал еще что-то, отчего мальчик вздрогнул и расширенные от ужаса глаза метнулись в сторону демона, уже закрывшего ему рот ладонью. - Нет, молчи. Роли сыграны. Себастьян убрал руку, впившись в губы своей дрожащей жертвы жадным поцелуем. Правила игры теперь обернулись против графа. Доска была пуста, а шахматные фигуры потеряли свое былое значение. Теперь только две стороны – кредитор и должник, черное и белое, два контрагента и давний долг между ними находились в центре их маленькой вселенной. Демон с силой прижимал хрупкие плечи к холодной каменной поверхности, не обращая внимания на недовольное протестующее мычание. Одной рукой вдавливая мальчика в стол, он целовал его дико, остервенело, с яростью изголодавшегося хищника и с ненавистью клиента, слишком долго ожидавшего свое блюдо. Больше не было смиренного и послушного дворецкого. Сиэль сопротивлялся, пытаясь отвернуть от демона лицо с покрасневшими, истерзанными губами, но бесполезность его попыток была очевидна. Глаза Себастьяна теперь горели ровным, глубоким огнем, и, припав к открытой шее, он одним движением сорвал со своего хозяина легкую белую рубашку. Запах его тела кружил демону голову, ведь каждая клетка играла оттенками заключенной внутри души. Подобно тому, как путник, потерявшийся среди пустыни, теряет голову от аромата воды, Себастьян сходил с ума от предвкушения долгожданной награды. Тем не менее, как и всякий гурман, он желал растянуть удовольствие. Взяв с кухонного стола несколько баночек, он улыбнулся своей скованной напряженным ожиданием игрушке. - Теперь сыграем по моим правилам, маленький Сиэль. Последний сжал губы, когда демон ловкими движениями стал наносить на его тело узоры из желтоватого сливочного крема. Граф молчал, подчиняясь правилам игры и скрывая бушующее внутри негодование, смешанное с самым настоящим страхом. Сбросив пиджак, Себастьян закатал рукава рубашки и достал из корзинки фруктов налитую соком темно-фиолетовую ежевику. Мальчик пристально наблюдал за его действиями. Держа ежевику за хвостик, демон провел ей по голому животу вздрогнувшего Сиэля и прикоснулся к упрямым губам, пачкая их в крем, однако не получил ответной реакции и с удовольствием съел ягоду сам. Распробовав таким же образом еще несколько штук и собирая остатки сливочных узоров губами, Себастьян становился все более настойчивым, задерживая язык в пупке и с наслаждением вырисовывая замысловатые линии, добравшись до ключиц, ямки между ними и бьющейся на шее жилке. Сиэль стал дышать глубже, а его мучитель, распаляясь, все больше обнажал свои демонические, почти звериные повадки, и все-таки дождался того, что его пленник взял ежевику в рот по доброй воле. Добившись желаемого, демон вновь накрыл его губы глубоким, долгим поцелуем и, поигравшись языком, будто бы назло забрал свой дар обратно. Так близко и так далеко, всего в нескольких миллиметрах под этой тонкой кожей, в каждой венке и в каждой клетке – Она. В каждом вздохе этого маленького существа, в каждом ударе его трепещущего от страха сердца, в каждом отражении расширившихся от ужаса глаз, в каждой капле крови, которая проступает под лезвием кухонного ножа. Граф закричал. Себастьян, прикрыв глаза, медленно скользил языком вдоль длинного пореза, тянущегося от груди мальчика к шее. В каждом его крике, ласкающем слух демона, жила и пульсировала всеми оттенками сладостная субстанция, называемая душой. Порез за порезом, она высвобождалась наружу, выступая багровыми каплями под холодным блеском стали, доводя все чувства демона до безумия. Внимательность, вежливость, предупредительность, забота – все это осталось в далеком прошлом. Длинные когти впились в бедро и спину жертвы, не желая отпускать и врезаясь в кожу не хуже кухонного ножа. Кончиком шершавого языка Себастьян проникал в ложбинку каждой красной борозды, впитывая живительную влагу. По лицу Сиэля текли слезы. Искривив губы, он захлебывался собственными стонами, до предела натягивая сдерживавшие кисти веревки, врезавшиеся в кожу до крови. Кухня наполнялась ужасными звуками, порождавшими не менее ужасное эхо. Сдавленные всхлипы и вскрики смешивались с тихим бульканьем содержимого кастрюль на плите. В облике Себастьяна оставалось все меньше человеческого. Оскал звериных клыков, все сильнее проглядывающая сквозь кожу черная чешуя, два небольших изогнутых рога в копне темных волос, острые костистые наросты на предплечьях. Все это брало верх над его человеческой сущностью. - Се… Себа… стьян… аа… ахх… аа!! Сиэль больше не мог сдерживать криков. Скрюченными пальцами он размазывал по липкому мрамору собственные слезы, терявшиеся в алых разводах. - Прошу… не… надо… - мокрое покрасневшее лицо исказилось в мучительной судороге, когда адское создание прокусило запястье. Хрустнула косточка, и граф завопил от боли. Будто в ответ на бессловесную мольбу Себастьян разжал зубы и, смакуя каждый сантиметр своими изменившимися темными губами, добрался до опухших и дрожащих губ Сиэля. Высунув неестественно длинный сиреневый язык, демон проник им в рот графа, затянув глубокий и страстный поцелуй, утоляя свою естественную жажду. Со стороны он мог бы даже показаться нежным, если бы не ужасные свидетельства прелюдии, доказывавшие его истинное значение. Сиэль, прижатый к столу, дернулся под приникшим к нему демоном, вцепившись в последнего побелевшими пальцами, выгнулся неестественной дугой и затих, обмякнув в дьявольских объятиях. Лишь мгновение между вздохами, тонкая грань между светом и тьмой, между толчками пульса под теплой кожей – и Ее уже нет. Невесомая, как взмах крыльев мотылька, она исчезла настолько же бесследно, насколько незаметно присутствовала в каждой частице существа графа Фантомхайва. Два мгновения – До и После, между которыми теперь пропасть. Себастьян оставил графа не сразу, какое-то время еще неподвижно застыв, склоняясь над телом. Придя в себя, он быстро вытер липкий стол и привел в порядок свой внешний вид, который не слишком пострадал, в отличие от лежащего на столе несчастного тельца. Его демон тоже тщательно привел в порядок, накрыв израненную кожу белой простыней. Ткань оставляла открытой только голову незадачливого графа, и если не знать, что она скрывает на самом деле, то можно было подумать, что ничего не было, ничего не произошло только что. Сиэль лежал так же спокойно и безмятежно, как и тогда, когда Себастьян рылся в книге рецептов. Те же сомкнутые веки, то же умиротворенное выражение лица. Только в нем больше не было той вдохновенной и магической капли жизни, которая дарит дыхание каждой клеточке тела. В нем больше не было души. Лишь опухшие губы, многочисленные кровоподтеки и ссадины на обнаженной белой коже напоминали об ужасном событии. Себастьян, задумчиво наблюдавший эту картину, вновь стал хлопотать на кухне. Его внешность постепенно принимала прежние черты и даже больше: казалось, он светился изнутри, движения приобрели легкость и изящество, весь его образ был пропитан внутренней энергией и воздушным приподнятым настроением. Он вновь начал что-то мурлыкать себе под нос. Зашелестели желтые страницы книги. Синяя закладка. Палец с черным ногтем уточняюще скользит по строчкам. «Утка по-бургундски под соусом Девиль в трюфелях и белом вине» Палец остановился. Себастьяну хватило лишь пары секунд, чтобы запомнить рецепт. На шипящую сковородку полетела нарезанная зелень, спаржа, алые колечки красного перца и белые кубики фенхеля. Добавив к ним отрезанные от бекона кусочки жира и оставив подрумяниваться в масле под крышкой, демон растопил в небольшой кастрюльке масло с горстью пушистой белой муки, которая через некоторое время стала желто-золотистой. Себастьян порхал по кухне от одного ингредиента к другому. Вот в ту же кастрюльку последовал темный телячий бульон, уже давно кипевший на дальней конфорке. Плавными движениями демон с любовью помешивал ароматную жидкость. Когда смесь забулькала, он высыпал в нее подрумянившиеся овощи и, дождавшись, пока она уменьшится в объеме и загустеет, с точностью аптекаря отмерил в прозрачном стакане медово-золотистое вино, без колебаний отправив его туда же. Рожденное в самом сердце Сотерна, оно на протяжении более чем ста лет пользовалось славой своей изысканности, богатства букета и подавалось к столу королей. Глаза Себастьяна горели вдохновением. Порубив на мелкие кусочки, он высыпал в кастрюльку шалот и немного кайенского перца. В завершение бросив несколько горошин малагетты, с наслаждением вдохнул аромат уже готового соуса*. Рядом в емкость с кипящей водой с легким всплеском полетели две чешуйчатые головки артишоков. Вытерев руки о полотенце, Себастьян обернулся к безжизненному телу графа. Еще не принявшее цвет мрамора, на котором лежало, оно дышало спокойствием и умиротворенностью. Казалось, Сиэль в любое мгновение может открыть глаза. Обманчивая иллюзия жизни. По губам Себастьяна скользнула улыбка. Еще раз взглянув в книгу рецептов, он провел пальцем по рукояткам стоящих в деревянной подставке кухонных ножей и вытащил один из них. Длинный гладкий нож с широким лезвием, плавно сужающимся к концу, собирался отмерить достойную замену утке. Подойдя к телу, Себастьян медленно заскользил рукой от колена Сиэля выше по бедру. Остановившись посередине, он большим и указательным пальцем прочертил примерные линии, прикидывая место надреза. Будто бы на прощание проведя ладонью по внутренней стороне бедра, прикоснулся кончиком ножа к намеченному месту и тот, задержавшись на мгновение, вошел в нежную плоть. Воздавая дань иронии жизни, Себастьян, с любезной улыбкой на лице подававший лежащему перед ним человеку чай и готовивший для него божественные десерты, теперь легко, с точностью хирурга, абсолютно невозмутимо отрезал от его тела внушительный кусок мяса. Кровь, текшая из-под ножа, темным пятном расползалась по наполненному прожилками белому мрамору и в ярком свете отражавшейся от ее глади лампы казалась почти черной. Достигнув края, она стала заполнять специально предназначенный для этого желобок, высеченный в камне. Двумя точными взмахами ножа Себастьян завершил начатое и положил влажную от крови плоть в миску. Тщательно промыв под струей воды, он разложил ее на доске, одним движением отделил кожу и вдохновенно натер какими-то специями. Несколько поперечных надрезов, веточки розмарина, еще полбутылки белого вина и противень отправился в духовку. Когда он открыл ее, идеально просчитав минуты до готовности, желанный запах заставил его прикрыть глаза от удовольствия. Еще немного, и подрумянившееся до корочки мясо лежало на тонкой фарфоровой тарелке с замысловатым узором. Руки дьявольского повара порхали, украшая свой шедевр зеленью и выкладывая гарнир из вареных артишоков. Собираясь полить блюдо соусом, демон остановился в последний момент. Будто бы что-то вспомнив, Себастьян взял со стола небольшой нож и, подойдя к изуродованному телу, проткнул острием тонкую кожу на сгибе локтя, собирая кровь в стакан. Добавив ее в соус и размешав серебряной ложкой, он обильно полил свое пышущее жаром творение. Последним штрихом были нарезанные с особой аккуратностью тончайшие ломтики трюфелей. Темные, сиреневатые с белыми, похожими на мрамор прожилками на срезе. Черные перигорские. Себастьян поставил тарелку на серебряный поднос вместе с приборами, хрустальным бокалом на тонкой ножке и уже второй бутылкой того же самого дорогущего вина. Подхватив обеденную салфетку, он танцующей походкой вышел из кухни, оставляя за собой красные следы нечаянно попавшей на пол и незамеченной им в увлечении кулинарией крови. Она повторяла очертания каблуков его элегантных туфель, следуя за ним до двери. Цепочка темно-красных капель тянулась от разделочного стола к мойке. Посреди творческого беспорядка на этом самом столе осталось лежать безжизненное, разукрашенное синяками и порезами тело его бывшего хозяина с зияющей раной на бедре. Тело гордого маленького графа, глупого маленького графа? Кровь, несколько часов назад бежавшая по тонким венам, освободившись от сковывающей ее оболочки, контрастировала с цветом камня. Я рывком сел на постели, судорожно сжимая в кулаках влажную от пота простынь. Сердце бешено колотилось, ночная рубашка прилипла к телу. Распахнутые от ужаса глаза вглядывались в окружающую темноту, пытаясь найти в ней обрывки ночного кошмара. Кошмара настолько реального, что я с трудом верил внутреннему голосу, упорно убеждавшему в обратном. Дрожащей рукой я дотронулся до левого бедра. Все в порядке. Воздух холодил пылающую кожу, принося небольшое облегчение. Отбросив сбитые в ком простыни, я спустил босые ноги на пол в тщетной попытке найти тапки. Нет, пойду босиком. Он не должен слышать. Больше всего на свете я сейчас боялся встретиться с ним. Не решившись включить свет, я вышел из спальни в кромешной тьме. Прикрытая дверь не скрипнула. Стараясь передвигаться без единого звука, я шел по темным коридорам, слушая удары своего сердца и дотрагиваясь до невидимых стен. Поворот, лестница. Мои шаги были бесшумными, но в собственных ушах казались мучительно громкими, подобными топоту тысячи ног. Ни для какой тишины они не были достаточно бесшумными, мои шаги. А что, если он слышит их? Слышит мое прерывистое дыхание и стук перепуганного сердца? Слышит, как капелька холодного пота скатывается по моей спине и соприкасается с полом, отдаваясь грохотом в его ушах. От этой мысли меня трясло. Темнота смотрела на меня тысячами глаз, сотни ушей вслушивались в каждый мой шорох и следили за каждым моим движением. Страх подгонял, я почти перешел на бег. Только бы не споткнуться. Быстрее, Сиэль, быстрее. Еще немного, и ты убедишься, что все это ничего не значило и пора перестать верить своим детским страхам. Достигнув коридора подсобных помещений, я уже бежал. Я был здесь лишь единожды, а может, чуть больше, невероятно давно. Дверь в кухню, вторая слева. Ледяными пальцами поворачиваю затертую до гладкости ручку и толкаю створку. Воображение рисует картины. Дрожащая рука не может нащупать выключатель, и я нервно, на грани паники шарю пальцами по стене. Скорее, Сиэль. Вот он. Включается свет. Глаза режет, и несколько секунд я привыкаю, прикрыв их рукой. Ничего. Кухня пуста. Никаких продуктов, никакой крови, все чисто и безукоризненно. Почти успокоившись, я вздрогнул, заметив лежащую на столе книгу. С замершим сердцем подошел ближе. Большая и толстая, на манер древних фолиантов, точно такая же, как и в моем сне. Простая темно-коричневая обложка, потертая кожа. Я провел трясущейся рукой по шершавой поверхности. На корешке и лицевой стороне выдавлены буквы, когда-то украшенные уже стершимся золотом: «Мари-Антуан Карем. Искусство французской кухни»**. Сверху торчало несколько кончиков цветных закладок. Голова начинала кружиться. Сиэль, это все твоя фантазия, этого просто не может быть на самом деле. Раскрыв плотные желтые страницы на месте с синей закладкой, я вцепился онемевшими пальцами в книгу и тут же захлопнул ее. «Утка по-бургундски под соусом Девиль в трюфелях и белом вине». Простое совпадение? Переведя взгляд на гладкую поверхность стоящего на сушилке серебряного подноса, я увидел в его отражении фигуру Себастьяна. Он стоял в дверном проеме. Выхватив из подставки ближайший нож, я резко развернулся. - Не подходи ко мне! Выражение лица дворецкого было абсолютно невозмутимым. Он медленно сделал пару шагов. - Я сказал, не подходи! – стараясь говорить как можно тверже, я слышал истерические нотки своего голоса. Выставленное вперед широкое блестящее лезвие смотрело в грудь демону. Руки, сжимавшие рукоять, тряслись. Себастьян слегка улыбнулся. - Господин, не делайте глупостей. Положите нож. Еще шаг. - Вам опять приснился кошмар? Все хорошо, успокойтесь. Оставьте нож, вы можете поранить себя. Еще один. Медленно расцепив холодные пальцы, он развел мои руки в стороны, обхватив кисти. Я задрожал, ослабив напряжение в мышцах. Как это глупо. Я должен был давно перестать верить своим кошмарам. Я просто жертва самовнушения. Мои сны ничего не стоят, и я вдруг понял, что все это лишь фарс, еще одна прихоть моей больной психики. Еще одна бессонная ночь… Я развернулся к выходу, высвобождая руки из пальцев дворецкого. Но он не отпустил их. Я недоуменно вскинул глаза на демона. И он одарил меня обаятельной улыбкой. - Не торопитесь, милорд, - прошептал Себастьян, склонившись к моему уху. Я чувствовал его дыхание на своей шее. - Добро пожаловать на кухню. _____________________________________________________ * В данной работе используется рецепт из смешанных черт традиционных французских соусов «Деми-глясе», «Девиль» и «Борделез» (прим. авт.) ** Мари-Антуан Карем (Marie-Antoine Carême фр.) – известный французский повар к. XVIII – н. XIX вв. Один из основателей кулинарии нового времени, имел прозвище «Повар королей и король поваров» (прим. авт.)