По дороге

Занзас угрюмо озирался посреди толпы, заполнившей широкие улицы и двигавшейся, словно муравьи в потревоженном муравейнике. Токио казался городом, забывшим о спокойствии и размеренности, здесь каждый мчался по только ему одному известным делам, а неторопливо бредущие путники вроде Занзаса привлекали к себе внимание. Молодой человек на пристальные взгляды окружающих никак не реагировал, он последними словами проклинал своего отца, которому так некстати взбрело в голову наладить отношения с японскими коллегами. Подумать только: еще пару лет назад называли их желтопузыми макаками, а теперь вспомнили, что сам великий Джотто решил спрятаться от Второго Вонголы в этой Иисусом и Марией забытой стране. Ах, да, у его верного Хранителя Асари ведь тоже оказались японские корни! Хотя, по мнению Занзаса, макаки так и остались макаками. Занзас покачнулся и нетвердой походкой двинулся по переполненным зданиями, людьми, вывесками, яркой рекламой — и особенно рекламой — улицам. Его обступали облаченные в деловые костюмы люди среднего возраста и кричаще розовые, зеленые, синие, оранжевые подростки. В глазах рябило. Занзас ругнулся и едва не выхватил пистолет, наткнувшись на чей-то укоризненный взгляд. Все в этой стране бесило. Здесь надо сказать, что юный наследник Вонголы с детства страдал довольно интимной слабостью: он не переносил передвижение в транспорте. Самолеты, поезда, автомобили, водные лайнеры и даже (о, страшно сказать) велосипеды — все одно. Занзаса начинало мутить, потом все перед глазами плыло, и съеденный обед был готов показаться на свет во всей своей красе. В подростковом возрасте Занзас обнаружил одну интересную закономерность: когда он в пути перебирал с виски, перед глазами тоже все кружилось, но желудок оставался спокойным и непоколебимым, как скифский воин. С тех пор трезвым Занзаса в дороге застать было невозможно. И вот ура, болезнь побеждена, славьтесь Иисус, Мария и все святые угодники, но данный метод почему-то не очень понравился Дону Тимотео, Величайшему Девятому Боссу Вонголы и по совместительству отцу Занзаса. Старик все время продвигал среди подчиненных какие-то сомнительные запреты: сначала он запретил курить травку, затем вручил каждому Библию, вещал о милосердии и терпимости, затем и вовсе объявил сухой закон. И непросыхающий Занзас в его планы никак не входил. Проклятое пламя Воли: отцу верили и за ним шли, даже сам Занзас теперь через слово стал поминать Мадонну и Ее Младенца, но бросить лечиться он не смог. В конце концов, отцу это надоело, и он решил, что образумить сына сможет только молодая, уверенная в себе и имеющая большие связи с мафиозным миром женщина. Спорить со стариком было бесполезно, и Занзас согласился на собственный брак. Отец весь расцвел и начал подыскивать подходящую кандидатуру, когда ему в голову пришла блестящая идея: он понял, что, женив Занзаса на японке из уважаемого клана якудза, он одним махом разделается с двумя зайцами. Так, делегация Вонголы и оказалась в Токио, откуда должна была добраться до поместья за городом. Занзас, как водится, опять полечился, и разгневанный старик выкинул его из машины, велев добираться своим ходом и прийти, наконец, в себя. Занзас брел по городу, уже слабо представляя, в какую сторону ему идти. Парень был уверен в том, что отец захватит его с собой, не отправится же он в поместье Савада — так звали тот самый клан якудза — без жениха. Особо он не волновался и, выбравшись, с оживленных улиц ближе к парку, Занзас вздохнул спокойнее и принялся оглядываться, желая получить хоть какое-то удовольствие от вынужденной прогулки. Рядом проходил какой-то фестиваль, и многие местные обрядились в свои национальные костюмы. Яркие тряпки отвлекали взгляд, и Занзас невольно стал присматриваться к проходившим мимо людям. Хрупкая, маленькая японка в темно-красном платье, проходя мимо, внезапно обожгла его своим глубоким взглядом. В ее карих глазах Занзас с удивлением приметил янтарные искорки и едва удержал себя, чтобы не обернуться девушке вслед. Не то, чтобы она была красивой или одетой в сногсшибательный наряд, просто своей манерой держаться, нести себя по улице, смотреть по сторонам она напоминала жрицу тайного культа, если не саму богиню, сошедшую на землю. И притягивала к себе взгляд. Прохожие, однако, не попали под влияние этой девушки, поскольку больше никто, кроме Занзаса, не остановился. Да и сам мужчина вскоре просто пожал плечами и пошел дальше. И все же встреча эта не прошла без последствий. Сделав еще несколько шагов, Занзас увидел с другой стороны темно-красную мелькнувшую полу платья. Это могла быть совершенно другая женщина, но мужчина все же развернулся и пошел по дорожке в надежде еще разочек увидеть янтарные искорки в лукавых глазах. Дорожка делилась на две, и Занзас замер, не зная, куда двинуться, когда с левой стороны из-за дерева показался широкий рукав, и тонкая изящная ручка сделала замысловатый жест: вроде бы звала к себе, но не прямолинейно. Занзас сделал еще несколько шагов, потом еще и еще. Тени на деревьях стали темнее, сами кроны гуще и зеленее, среди нежных листиков то и дело мелькали голубоватые искорки. Мужчина ничего не замечал вокруг себя: на конце тропы стояла та самая японка, только теперь на голове у нее красовались рыжие лисьи ушки. Занзас слышал о привычке местных подростков цеплять себе на голову кошачьи уши всевозможных оттенков, поэтому не удивился. Отметил только, что лисьи ушки шли девушке невообразимо. В груди что-то щелкнуло, и Занзас пошел прямо к незнакомке, желая… Ах, он много чего желал, он даже собирался ей что-то сказать, но не успел: тонкая изящная ручка, надежно спрятанная в длинный широкий рукав, мягко легла на его губы. Незнакомка подошла совсем близко-близко, Занзас смотрел в ее карие глаза с янтарными искорками на самом дне, любовался лукавой улыбкой и напускной скромностью опущенных ресниц. Ушки едва заметно шевелились, они дрожали, и Занзас с каким-то затаенным восторгом вдруг осознал, что они живые. Не думая, он протянул руку к ним и ласково погладил пушистый мех, когда услышал тихий стон девушки. Ее щечки заметно порозовели, улыбка по-прежнему оставалась лукавой, но был в ней какой-то призыв. Занзас склонился над девушкой, устроил свои ладони на ее талии, прижался губами к нежной шее вдохнул аромат каких-то трав и пьянящий запах теплой кожи. Руки сами потянулись к сложному поясу, девушка не была против, она часто-часто дрожала, плавилась в объятьях Занзаса. Еще немного — и ворот платья пополз с плеча, открывая жадному взгляду точеные плечики, хрупкие ключицы… Бам! Мужчина внезапно сильно ударился задним местом о мостовую. Ничего не понимая, он открыл глаза и увидел, что стоит посреди людной улицы, а над ним с раздраженным лицом возвышается отец и что-то ему вещает. Неужели он умудрился уснуть прямо посреди улицы? Возможно, старик прав, и ему действительно не стоит пить в дорогу… Не дождавшись от сына отклика, старик затащил его в машину и приказал шоферу гнать в поместье Савада: их там уже заждались. Зеленый Занзас на подкашивающихся ногах выполз из машины и с удивлением уставился на традиционный японский дом. У входа гостей встречала девушка с двумя пушистыми каштановыми хвостиками, облаченная в светло-розовое платье. Старик локтем подтолкнул сына и шепнул ему, что это и есть его невеста. Занзас без особого интереса взглянул на нее и почувствовал, как сердце глухо ударилось о ребра: в глубине карих глаз невесты задорно плясали янтарные искорки. Неужели не показалось? Куда он попал?! По губам Савады Тсунаеши скользнула лукавая улыбка: воля отца была непоколебима, но умения, переданные ей матерью-кицуне, позволят всласть наиграться с мужем.