Плаванье на Туманном корабле.

- Кто же ты, Капитан? Корум ушел отдыхать, а Элрик еще цедил золотое вино из полупустого кубка, не торопясь покидать уют этой каюты. Капитан, стоящий вполоборота у окна, обернулся еще до того, как прозвучал вопрос, и альбинос мог бы поклясться в том, что чувствует на себе его внимательный - слишком внимательный! - взгляд, как будто слепота была лишь маской. Маской, которую носят до самой смерти. Вырвавшийся у него вопрос был порожден созерцанием: ни у кого из жителей Юных Королевств мельнибониец не видел такого изящества сложения, странно роднившего этого безымянного проклятого с обитателями Острова Драконов. Его было легко представить на улицах Имрира. Как обычно при мыслях о родном городе у него потеплело на сердце. Он не любил свой дворец и терпеть не мог свой трон, но город… город являлся ему в редких снах, и тогда альбинос просыпался с улыбкой. - Человек, - усмехнулся Капитан. - А кто ты, Элрик из Мельнибонэ? - Я? - Он фыркнул от некстати пришедшей мысли. - Я мячик судьбы, Капитан. И если бы только своей… Как бы ты назвал человека, который пощадил предателя и поставил его хранить в твое отсутствие и твой трон, и твою невесту? - Дураком, - немедленно отозвался тот, в три бесшумных стелющихся шага покрывая разделяющее их расстояние. - Но ты не похож на дурака, император. - Я похож на вырожденца, - хмыкнул Элрик; горечь признания успела выветриться за последние годы и сейчас лишь дразняще касалась гортани там, где еще совсем недавно саднила свежей раной. - Ну и на дурака тоже. - Ты похож на человека, которому не нужен ни трон, ни невеста, ни город, ни империя, - негромко проговорил Капитан, словно долго думал над услышанным и теперь, всё взвесив, отыскал наиболее подходящий ответ. - И это на самом деле так. - Почему? - отчего-то стало обидно, хотя давно ли он сам думал о том же и почти теми же словами? - С вами, аватарами Вечного Воителя, так всегда, - туманно отозвался его собеседник. - Не тревожься, твои чувства ведут тебя вернее, чем твой разум. - А ведь я спрашивал тебя о тебе, - с невеселой усмешкой припомнил Элрик, допивая вино. - Как вышло, что мы говорим обо мне? - Просто истина о себе тебе важнее пустого любопытства, - Капитан наполнил его кубок заново, и альбинос смутно отметил мелькнувшее удивление: этот кувшин бездонный или заколдованный? - Вдобавок, когда я говорю о тебе, мне легко не вспоминать пепел и пламя родного мира, а это дорогой дар. Как твои раны? - Их больше нет, - заключил Элрик, удостоверившись. Этот корабль слишком походил на неверный сон, и вино, залечивающее раны, было в этом сне не самым странным. Куда удивительнее было открытие, что целительный покой сейчас окутывал и ту часть его души, в которой извечно тлела игла привычной боли, и он колебался, приписать эту заслугу вину или собеседнику. Прохладные чуткие пальцы прошлись по его волосам, разделяя их на прядки, словно Капитан собирался плести из них косу - или сеть, - и Элрик не отстранился. - Ты все еще удивляешься? - улыбнулся его собеседник, невесомыми деликатными движениями обводя его черты лица, словно перерисовывая на память. - Уже нет, - альбинос сидел неподвижно, не мешая себя ощупывать и ощущая вместо раздражения все тот же отстраненный покой. И, пожалуй, благодарность. - А ты не лукавил, говоря о спокойных водах? - Нет, конечно, - легкие, похожие на дыхание ветра, прикосновения по шее спустились к плечам. - Вам надо отдохнуть. Я не стал бы вас собирать, если бы все могло решиться иначе, но… - Не объясняй, - Элрик прижал к своей шее эту узкую сильную кисть, и Капитан застыл неподвижно. - Я же говорил, моя награда достаточна. Теперь, даже когда я сойду на берег, я буду знать, что мое одиночество не совершенно. - Ты все забудешь, - напомнил ему тот, не нарушая своей внимательной неподвижности. Если бы не пульс у основания ладони, его можно было счесть зачарованной статуей. - Забуду? - Элрик недоверчиво покачал головой. - Это? Никогда. Чужая рука выскользнула из-под его пальцев, и альбинос прикрыл глаза, отдаваясь ощущению покоя. Капитан расстегнул пряжки панциря, помог выбраться из доспеха - точнее, это доспех осыпался с Элрика, как стальная короста, даже шевелиться почти не пришлось, - и снова замер, нависая над сидящим и чуть придерживая за плечи. - Ты хочешь жить как обычный человек, - с неясным сожалением проговорил наконец он. - А люди забывают сны и не умеют идти по своему пути. - Да, - неохотно признал его правоту мельнибониец. - Но зато у них есть семьи, есть друзья… А у меня - только меч. И страх, что однажды я не сумею с ним справиться. Мутная взвесь старых и новых тревог всколыхнулась в душе, подогреваемая свежими еще воспоминаниями, и он беспокойно повел плечами, гадая про себя, с чего это он так разоткровенничался. Все-таки непростое здесь вино. - Если тебя это успокоит, он тоже этого боится, - усмехнулся Капитан. Обвел кончиками пальцев очертания изумленно дрогнувших губ, ладонями закрыл своему гостю глаза, пряча от зримого мира их беспокойный блеск, и поцеловал его в уголок рта. “Ты запер себя в стальную башню и выбросил ключ, - молчал он, пока под пальцами зарождалась и становилась все ощутимее дрожь и все быстрее билось сердце под тонкой, похожей на пергамент, кожей, - Ты ищешь покоя и бежишь от него, потому что в тишине становится слышнее плач одинокого узника. Никто не поможет тебе, ты самим собой обречен терять то, что любишь, и отрекаться от того, что мечтаешь сберечь. Но, - он ненадолго замер, ловя губами учащенное дыхание альбиноса, - даже рабам время от времени положен отдых, император. ”