Леди Кейтилин

Теон берет Рос сзади. На самом деле, ему не очень-то нравится, и за такую любовь Рос берет больше, но во всех других позах будет видно ее лицо. Чужое лицо. У Рос белоснежная кожа, гладкая настолько, что ладони приятно скользят, как по дорогой ткани, тело без единой родинки, которое и у Иного пробудит желание, и роскошные пламенно-рыжие волосы. Оттенок немного не тот, но в мягком полумраке они кажутся темнее — как раз то, что надо, тот самый осенний цвет — и Теон мягко проводит по ним самыми кончиками пальцев, на миг прикрывая глаза... Прежде чем жестко намотать на руку и натянуть так, чтобы Рос с криком выгнулась в его руках. Теон не идиот. Со шлюхой он будет обращаться так, как обращаются со шлюхой: жестко, грубо и властно. Он не будет любить ее так, как любил бы ту, другую — он будет ее трахать. И вместо того, чтобы выдохнуть в момент оргазма «леди Кейтилин...» он звучно шлепнет Рос по ее восхитительной (слишком толстой, на вкус Теона) заднице и скажет, что она хорошо поработала. Что ж, Рос и вправду профессионал: подмахивает, стонет, изображая возбуждение, всегда прекрасно выглядит, соблазнительна, как королева Серсея... Прекрасная шлюха. Только ему нужна не она. Теон впервые увидел леди Кейтилин, когда приехал в Винтерфелл девять лет назад. Она была в оранжерее, там, где всегда тепло: леди Кейтилин не любила холода. Однажды, когда Теону было шестнадцать, она увидела в окно, как одиннадцатилетний Робб упал с лошади, и выбежала под снег и порывистый злобный ветер, как была, в одном серо-голубом платье. Ветер хлестал ее по щекам, ткань облепляла ноги, и Теон несколько долгих мгновений жадно смотрел на них... А потом, когда леди Кейтилин убедилась, что с Роббом все хорошо (до этого, Теон знал, ее бесполезно даже окликать), он подошел к ней и осторожно накинул на плечи свой темный плащ. «Это Вам, миледи», сказал он, хотя любой девчонке из Зимнего городка вмиг начал бы заговаривать зубы шутками, пошлостями и комплиментами. Леди Кейтилин обернулась с таким лицом, словно для нее не существовало никого, кроме Робба (как он тогда ему завидовал!), и коротко кивнула в знак благодарности. У Теона замирало сердце, когда он смотрел на нее в своем плаще, но говорливый обычно язык, как всегда рядом с ней, накрепко присох к нёбу. Даже тогда, в самую первую встречу, когда Теон еще не знал ее властного нрава, он, десятилетний мальчишка, стоял перед ней, как статуя. И смотрел. Кейтилин держала на коленях пятилетнего рыжеволосого мальчонку. Роскошные осенне-рыжие волосы Талли рассыпались по струящейся, как река, ткани небесно-синего платья, расшитого серебром. Теон никогда не видел таких красивых одежд: на Железных островах и мужчины, и женщины одевались одинаково просто и грубо, никто не заботился о том, чтобы сапоги подходили к камзолу, а застежка плаща к пряжке ремня. А теперь он смотрел и не мог насмотреться на изысканную одежду, на мягко блестящее, словно иней, серебро изящной вышивки в виде сотен пушистых снежинок, на небольшие украшения в осеннем пламени ее волос... Конечно, не в одежде дело. Просто леди Кейтилин... Она отличалась от женщин Железных островов так же разительно, как синяя роза Севера от камня с Железного побережья. И Теон влюбился в нее, как только увидел. Конечно, поначалу он не то, чтобы это осознавал. Скорее, не осознавал вовсе. Словно тень (щупловатому и гибкому темноволосому мальчишке это ничего не стоило), он скользил по комнатам и коридорам Винтерфелла, с трепетом наблюдая за каждым движением леди Кейтилин. Позже Теон понял, как наивны были его попытки прикрыть шпионаж за незначительными занятиями и просьбами, наверняка и леди Кейтилин, и лорд Старк прекрасно все видели, но не прогоняли его — может быть, из жалости. Но тогда, в десять лет, Теон этого не знал. Его жадные глаза алчно впитывали в себя все, что видели, и все эти картинки Теон до сих пор хранил в памяти, как море хранит на дне сокровища потонувших в себе кораблей. Вот леди Кейтилин вышивает. Неторопливо и грациозно движутся изящные кисти. Длинные пальцы ее заворожили Теона с первого взгляда: тонкие, холеные, ее руки были похожи на двух прекрасных белокрылых чаек. Однажды он нарочно разорвал свой любимый камзол (а Теон очень трепетно относился к одежде: ему всегда нравилось красиво одеваться, но отец грубо вырывал у него «эти бабские тряпки» и говорил любимую присказку про золотую и железную цену) и, подгадав, когда леди Кейтилин будет свободна, робко попросил ее зашить. И она зашила. Этот камзол модник-Грейджой потом таскал неделю, пока не испугался, что запачкает или порвет то, к чему прикасались ее руки. Потом он бросился в другую крайность и несколько месяцев вовсе его не надевал, только иногда доставал из сундука и завороженно любовался аккуратными стежками, вспоминая, как касались ткани белокрылые чайки. Леди Кейтилин отдает приказы слугам. Тонкая, высокая и прекрасная, со звонким и властным голосом. Она редко повышает его, но слуги покоряются своей госпоже беспрекословно. Короткие, властные жесты, высоко поднятая голова, цепкий взгляд синих глаз — настоящая леди даже в самых простых вещах. Какая Рос может с ней сравниться, если на ее фоне, Теон уверен, померкла бы и королева Серсея? Леди Кейтилин... просто идет по двору. Легкий, стремительный шаг, открытое лицо, она не улыбается, но Теон чувствует, что настроение у нее хорошее, и оттого улыбается вместо нее. Прохладный ветер не может справиться с пламенем ее волос, серебристый снег путается и плавится в огненных прядях... У Теона перехватывает дыхание. Позже он прокручивает это воспоминание в голове сотню, тысячу раз, и каждый раз оно перехватывает снова, и он слепнет от сияния снега в ее волосах. Леди Кейтилин в септе. Склоненная голова, прекрасный лик, тонкий, точеный профиль, нежные руки сжаты на груди, губы шевелятся, шепча молитву. Тогда тяжело болела Арья, и... Не то, чтобы Теон очень любил эту вредную крикливую девчонку, но именно он рванул в буран, когда не долетали вороны, на Стену за советом мейстера Эйемона, чья слава как мейстера разошлась далеко за пределы Ночного Дозора. Когда парень вернулся с рецептом отвара от жестокой простуды, которая мучила девочку, и коротким письмом от Бенджена Старка, леди Кейтилин сначала лишь вырвала бумагу из его пальцев и побежала за мейстером Лювином, но потом... О, потом... У Теона до сих пор громко стучит сердце, когда он вспоминает об этом. Потом она крепко его обняла. И это возбуждало сильнее, чем самые изощренные и пошлые ласки всех проституток Зимнего городка разом. И не только возбуждало (хотя позже Теон подолгу ласкал себя, вспоминая этот момент и представляя то, чего никогда не могло бы быть), но и порождало трепет и готовность сделать что угодно ради новых объятий, ради счастья в ее синих глазах. Леди Кейтилин беременна... Теон видел три ее беременности: Арьей, Браном и Риконом, и каждый раз она казалась ему только краше. В периоды беременностей в голову Теону особенно настойчиво лезла простая мысль: она — не мечта, не Дева или Матерь, в которых верят южане, она — земная, человеческая женщина... Она могла бы носить его ребенка, сложись все иначе, родись он раньше, не люби она так сильно лорда Эддарда Старка. Она могла бы согревать постель не северянина, а Железнорожденного, и в глазах ее сверкал бы не иней — плескалось бы яркое море... Леди Кейтилин играет с Роббом. Она, обычно строгая и серьезная, негромко смеется, немного запрокинув голову назад, жмурится, и Теон отчетливо видит рыжие кончики ее темных ресниц. А весной на ее белой, как молоко, коже выступают чуть заметные веснушки, как и у Робба, кстати. Робб ничего против не имеет, а вот леди Кейтилин веснушек не любит. Теон как-то раз тайком наблюдал, как она в спальне осторожно втирала в кожу лица какую-то пахучую мазь. Из тени слышался негромкий смех лорда Старка: «Перестань, твои веснушки прекрасны» — «Лжец», бросила леди Кейтилин, не оборачиваясь, но Теон видел легкую улыбку на ее губах. Из тени появился полуобнаженный лорд Старк с незнакомой улыбкой и растаявшим льдом в глазах. Положил ей на плечи большие руки, наклонился, вдыхая запах осенних волос... «Мне убедить тебя в этом, любовь моя?». Дальше Теон не видел — убежал, сломя голову, и долго разбивал кулаки о стену, задыхаясь непонятно от чего. В его глазах горело сухое озлобленное пламя. Ревновал ли ее Теон? Он и сам не мог себе ответить. Почему-то детей Старков он любил: Робба искренне считал другом, Брана — просто забавным, веселым пареньком, хотя тот его и недолюбливал (зато обожал Джона, так что Теон не удивлялся), Сансу — красоткой, безумно похожей на мать... Конечно, ему ничего не светило, ведь он всего лишь воспитанник ее отца, и Санса относится к нему приблизительно так же, как к бастарду-Сноу, но Теон не мог не попытаться. И получил ожидаемый отказ. Арью он считал вредной, но забавной девчонкой, иногда приходил поиграть с Риконом... В них всех было что-то от леди Кейтилин. Робб, Санса, Бран, Рикон — все рыжеволосые и голубоглазые, как Талли, Арья — Старк, но также, как мать, закусывает губу в задумчивости и распрямляет плечи, когда злится, лордовская дочка, какой бы ни была притом замарашкой... Джона Теон не любил, потому что его не любила леди Кейтилин. Он напоминал им обоим об измене лорда Старка. «Как вообще можно изменить такой, как леди Кейтилин?!» — негодовал Теон. Такой... Красивой, такой доброй... любящей... Если бы она была его (о, если бы она была его!), он бы не завел ни одной морской жены за всю жизнь! Он бы мчался к ней на всех парусах и страстно целовал на причале и плевать, что подумают, он бы первый сходил на берег и тут же бросался к ней, он бы убивал сотни женщин, чтобы привезти ей битком набитые сундуки купленных железом платьев и украшений, он бы... он... Теон безнадежно машет рукой. Что об этом говорить, в самом деле? Он прекрасно знает, что это невозможно, и все аргументы тому тоже знает. Он годится ей в сыновья. Он — сын изменника, который мог бы убить ее мужа, которого она любит... Седьмое пекло! Если к детям Теон не ревновал, то лорда Старка не переваривал. Благодаря бесконечным наблюдениям за возлюбленной, юноша сделался проницателен. Он видел, как теплеют холодные глаза леди Кейтилин, когда она смотрит на Эддарда. Как он чуть уловимо улыбается кончиками угрюмого рта и делается в этот момент почти красивым. Как они мимолетно, украдкой, чтоб не видели дети, целуют друг друга. Их любовь по-северному сдержанна, и лишь изредка Теон замечает, как поутру леди Кейтилин выходит из супружеской спальни, и губы ее горят рубиновым пламенем, а глаза блестят как-то по-особенному, так, что он вспоминает снова: она — живая, телесная женщина. Теон сделал бы так, чтобы ее глаза блестели так ежедневно. Его любовь была бы бурной, как море, он целовал бы ее, вжимая в подушки, он цеплялся бы за ее тонкие руки-чайки, он оставлял бы жаркие укусы на ее белой, как фарфор, коже, а сам сгорал бы в пламени осенних волос... А вместо этого Теон приходит к единственной рыжей шлюхе в Зимнем городке, хотя ее волосы все равно недостаточно отливают осенним рубином, и грубо берет ее сзади. Он груб, резок и быстр, как полагается клиенту проститутки, и во время оргазма звонко шлепает Рос по объемному крупу, так, что остается алый след. А где-то в мыслях другой, счастливый, Теон Грейджой зарывается лицом в осенние волосы и жарко выдыхает «Кейтилин...» Впервые в жизни — без «леди».