Уборка

      Фиолетовые ресницы процессора распахнулись, и до тошноты надоевший экран вновь предстал перед глазами Нетше, суженными, словно в предвкушении веселья, которое она понимала весьма своеобразно. Ах, ну разве не забавно — быть неспособной раскрыть их пошире, в то время как запросто можешь снять кожу с лица? Что за нелепица.       Нетше сидела за компьютером, склонившись над клавиатурой всем своим непропорционально сложенным телом, и лениво думала о том, чтобы заняться уборкой. Обои ветшали, грязные надписи: «ХАОС», «НИЧТО» и самая вызывающая из них — «Я БОГ» — давно уже не радовали глаз своим глумливым бунтом против упорядоченности; теперь они казались жалкими и скучными. Дыры в полу вели в никуда, и их количество постепенно увеличивалось. Нет, конечно, она вряд ли сумела бы провалиться в них полностью — разве что пятка застряла бы, но и в этом было мало приятного. И в конце концов, давно уже следовало разобраться всё-таки, что это за жидкость растеклась на добрых полстены в её уютной чёрной комнате, в тумане старой доброй безнадёжности, среди витающих в воздухе шуток висельника (Нетше наслаждалась ими с упоением существа, ни при каких обстоятельствах не могущего быть повешенным).       Перед тем как начать уборку, стоило бы перекусить, но вот беда — дрянной процессор на каждое нажатие клавиши отвечал издевательским окошечком с надписью: «Всё кончилось». Ни тебе сахара, ни проволоки, ни кроличьих лапок. Безликие доставили бы ей пищу в мгновение ока, но они — ха-ха — приелись. Если нужно что-то делать, значит, делать ничего не нужно. Нетше выключила компьютер и поднялась со стула.       Довольно скоро она обнаружила, что не располагает никакими средствами для латания дыр в полу, равно как и завалявшимся хоть где-нибудь рулоном обоев — пусть даже самой отвратительной расцветки. Неудивительно, учитывая, что она не клеила эти обои. Или не она их клеила? Поэтому, немного поразмыслив, Нетше решила пойти от противного. Дыр не будет, если сделать пол одной сплошной дырой. И может быть, раз уж всё состоит из чистого сознания, она сможет придумать себе обои поинтереснее, когда избавится от старых.       Но сперва надо убрать влагу.       Нетше подошла к стене, с которой так и не удосужилась снять давным-давно переставший что-либо значить кроличий портрет, и нечаянно наступила в собравшуюся на полу лужу прозрачной жидкости. Огромная, размером с половину её головы, капля сползла по скользким обоям с неторопливостью грузной улитки, приземлилась ей на макушку и, раздробившись на части, скатилась с никогда не отраставших волос, чтобы промочить кожу лица, застывшего в вечной ехидной ухмылочке.       Нетше не могла облизнуться, потому что не могла открыть рот; одно естественно вытекало из другого. Но она была абсолютно уверена, что это слёзы, и её ничуть не интересовало, откуда она это знает.       Опять же, слёзы нуждались в том, чтобы их вытерли. Она воспользовалась своим мятым и бесформенным одеялом, но оно вымокло насквозь, не осушив даже крошечного участка стены. Нетше набрала слюны, чтобы плюнуть на бессмысленный тряпки кусок, вовремя вспомнила, что всё равно не сможет этого сделать, развернулась и пошла к другой стене. Там она принялась отдирать обои.       Под чёрными обоями оказалась такая же чернота, непроницаемая и беззвучная, и в неё на всю свою немалую длину ушла вытянутая рука Нетше. В прореху что-то протискивалось с той стороны, окружая руку, сдавливая и противно скользя, и, когда из дыры в обоях рядом с её мокрым от неизвестно чьих слёз плечом вдруг выпала гроздь гладких, безостановочно вращающихся зелёных глаз, Нетше почти не удивилась.       «Так, значит, это был вовсе не сон», — подумала она, в то время как всё новые глаза облепляли её жадным роем, стремясь перекрыть все пути к отступлению. С трудом отбившись от их навязчивого внимания, Нетше побрела в дальний угол, где встала на колени и просунула руки в очередное образовавшееся в полу отверстие. Упёршись большими ладонями в края, ощущая непредставимую изнанку грубыми, созданными для того, чтобы разрывать и растягивать, пальцами, она принялась раздвигать границы в ничто и никуда. Ей уже даже не было любопытно, она поняла, что её там ждёт, ещё раньше, чем ощутила первое скользкое прикосновение. Под тонкой плёнкой, отделявшей её от неизбежности, глаза вращались, словно шестерёнки.       «Из моей энергии будет выстроено что-то иное, — размышляла Нетше. Не всякому эгоисту вроде неё понравилась бы такая перспектива; впрочем, она не имела ничего против. — Но что, если я окажусь тем самым потерянным сгустком, который пропадёт впустую — я, игравшая в бога?»       Это было так смешно, что она схватилась за лицо руками, чтобы кожа на нём не лопнула от напряжения.       Комната постепенно наполнялась глазами, и все они смотрели на неё как один.       Тогда Нетше села за компьютер, включила его и выбрала в жизнерадостно оформленном меню пункт «Глаза», чтобы увидеть привычное «Всё кончилось!» и обвинить процессор во лжи, но потерпела поражение. Мигающая на экране табличка исчисляла доставленные глаза сотнями, тысячами, десятками тысяч, сотнями тысяч и миллионами.       Сидя на стуле, Нетше слышала треск, с которым прорывался пол у неё под ногами, и падение капель слёзной жидкости у себя за спиной. Глазные яблоки, существовавшие самодостаточно и свободно, никогда не имевшие хозяев, одно за другим совершали полный круг по чистому и бескровному срезу на месте её отсутствующей шеи, прямо по волокнам бесчувственного мяса, временами приближаясь к незыблемому стержню позвоночника. Вокруг висящей в воздухе головы обращалось множество зрячих спутников, словно вокруг ухмыляющейся планеты.       Перед тем как разлететься на множество капель прозаической и обезличенной, переставшей что-либо осознавать материи, Нетше ещё успела мельком подумать об энтропии, о маленькой зелёной крольчихе по имени Хлеб и о полнейшей, совершеннейшей, наиабсолютнейшей бесполезности ножниц.