Засор

      - Ну, Михалыч... Ну ты и кобель с яйцами высушенными!.. - бухтела наша уборщица, бывшая жена ею упомянутого Михалыча, нашего школьного слесаря, в соседней кабинке туалета. - Ты, сволочь, опять засорил своим дерьмом унитаз!.. Мудачье старое, кто ж, дурак ты старый, презервативы в унитаз выкидывает?! - кажется, Михалычу опять не свезло, потому что не думаю, что шестидесяти пятилетний мужик, можно сказать – старик, будет пользоваться гандонами.       - От тварь старая! От скотина безмозглая! Паскуда лысая! - бухтела Ева Валентиновна где-то неподалеку, звеня ведрами. - От найду – в этом же унитазе утоплю, дубина неотесанная!..       Меня чутка пробрало на смех, так как, если послушать Еву Валентиновну, то во всех проблемах виноват один Михалыч. Девчонки кидают прокладки в унитаз – Михалыч виноват, кто-то кинул гандон использованный в унитаз – опять Михалыч, накурили в туалете – Михалыч. Зато не надо искать виновников. Всегда один и тот же – Михалыч.       И вот она, продолжая проклинать мужика, начала там, за стенкой, в соседней кабинке, копошиться. Как я понял, она начала прочищать засор в унитазе, потому что тот не смывал нормально...       Ну а я продолжал восседать на толчке, сгорбившись, уже как минут десять.       Меня отпустили с урока, так как у меня прихватил живот. Ну, бывает. Но, поклявшись себе, что никогда не буду срать в школьных туалетах, я пренебрег обещанием. Во всем виноват тот сгоревший тост и скисшее молоко, которые приготовила мне пятилетняя сестренка утром с любовью.       И, в общем, пока я сидел и продолжал слушать бухтение Евы Валентиновны, которая припомнила всех предков Михалыча и прокляла его потомство вплоть до восьмого поколения, я наконец почувствовал расслабление внизу живота. Кажись, отпускает.       Но рано я радовался.       - Да, скотина ты, Михалыч! Хера ль эта хренотень не пролезает дальше?! - кажется, эта боевая баба там не на шутку разозлилась. - Вот тебе, сука! - напряженно выдала та, словно со всей силы проталкивая что-то в унитаз.       А я опять захотел срать.       Что-то холодное, скользкое и шершавое, словно чьи-то волосы, уперлось мне прямо в очко. Я напрягся, а из меня со страху потекло вновь.       «Да этого чертова Михалыча за ногу!.. Я ж только сортирку кинул под себя, в унитаз. Больше нет», - подумал я и тихо вздохнул. Придется выжидать, когда Ева Валентиновна уйдет, а я помою задницу в ногомойке.       - Ну и чего опять застрял?! - гаркнула это гром-баба (на унитаз, наверное), и эта волосатая херня еще сильнее начала давить мне на очко, которое самовольно сжалось.       И нет, чтобы я соскочил с горшка – я оставался восседать на нем.       Через секунду та херня исчезла, и я спокойно выдохнул. Как оказалось – зря.       С новым напором, но уже, благо, без волосни, она прямо влетела в мое очко, а я слегка привстал, округлив глаза. Чувство, словно гавно полезло назад по кишке к глотке. Так сказать, жопа с запором не справится – поможет рвотный позыв. Но мне сейчас не смешно...       - Да ты, тварь Михалыча, опять застряла где-то?! - и этот холодный, облепленный хер знает чем прут, сантиметра в два шириной, начал пролезать дальше. Я тихо ойкнул, закусив губу. Моча потекла по ногам, так как в толчок я уже явно попасть не смог бы (стою над ним, не в силах подняться выше и слезть с этой херни). - Пролазь, скотина!       - Ева Валентиновна, - тихо позвал я уборщицу в надежде, что напор сбавится.       - Чего?! - в голосе злость, а уж в толчке какая!..       - В-вы уже хорошенько прочистили унитаз. Можете эту хрень убрать, пожалуйста?       - Какую?! - еще сильнее этот прут начал пролазить в меня. - Она где-то там застряла.       «В заднице она у меня застряла! Но задница уже прочищена!» - хотел было сказать я ей, но сдержался.       - А... а тут бумага туалетная кончилась. Не могли бы Вы...       - Не могла бы! - быстро отрезала она, не дав мне договорить. - Не чувствуешь, унитаз прочищаю.       - Увы, чувствую...       - Чегось? - приглушенно спросила бывшая жена Михалыча, и моя задница почувствовала облегчение. На решив рисковать, я тут же натянул трусы на грязную жопу и прижался спиной к дверце кабинки.       - Н-ничего... - замотал я протестующе головой, словно она видела меня.       Из толчка угрожающе торчала эта тентакля с сжатым презервативом, обмазанным в поносе и надетым на нанизанную чью-то фекалию. Меня передернуло.       И это было в моей заднице?!       Чувствую, как меня начинает подташнивать.       - Э-гей, Михалыч!.. - топнула Ева Валентиновна с некой радостью в голосе, что-то бросив на пол. То звонко ударилось о плитку на полу. - Ну держись, старче! Сейчас я тебе этот гандон по самые уши натяну! - и послышался хлопок дверью.       Еще с минуту постояв на месте, сильнее вжавшись спиной в дверцу кабинки, я выдохнул и недоверчиво скосился на продолжающую торчать "тентаклю".       Вышел из кабинки, набрал побольше воздуха в легкие. Посмотрел на соседнюю кабинку, в которой уборщица прочищала унитаз: хвост этой "тентакли" лежит на полу, а остальная часть уходит вглубь сортира. Я даже знаю, где она заканчивается.       В общем, передернув плечами, я подошел к двери, что ведет в коридор, закрыл ее, на всякий случай подперев шваброй ручку двери, и направился к ногомойке.       Преодолев чувство брезгливости, чтобы помыть задницу в низкой раковине с дохлой сороконожкой, я все-таки вскоре был с чистой задницей, мокрыми трусами и мокрыми штанами. Ну а что, полотенцы в нашей школе не предусмотрены.       Но, только успел я открыть дверь в коридор и переступить одной ногой порог, как меня вновь приспичило...       И тут я подумал: до дома добежать успею. Хватит мне тут прочищающих унитазы уборщиц.