11 ноября

      Одиннадцатое ноября две тысячи четырнадцатого.       Сехун тогда снова приходит.       Кай любит его светлые, жёсткие и чуть секущиеся волосы; как он тянется за поцелуем и как кусается, когда успевает слишком соскучиться.       Говорит,       это чтобы ты не забывал       и прокусывает Чонину губу до крови. Тот сначала шипит, но потом ему начинает нравиться, как младший бьётся в сильных руках. Он замолкает, когда Сехун припадает к смуглой шее и выводит буквы имени языком, оставляя мокрые следы. Всё лижется — любит прелюдии. Заставил и старшего полюбить нежную ласку.       Мы не так часто видимся, чтобы спешить напиться,       печально говорит Сехун как-то под утро. Кай соглашается. Они оба слишком заняты, и редкие встречи вносят яркость в ежедневный монохром. Обычно это нежно-розовый — сладкие поцелуи — и кроваво-красный — младший ведь любит кусаться.       Легко оттягивая Сехуна за волосы от шеи, Чонин заглядывает в его глаза. Такие чёрные, насыщенные. Похожие на два чёрных оникса. Прозрачные веки смыкаются, и Чонин тянется к обветрившимся влажным губам.       За окном — непроглядная темнота, разбавляемая жёлтым светом фонарей. Снежинки тают, прежде чем касаются земли, и образуют грязные лужи.       Помнишь нашу первую ночь?       Да, Сехун помнит. Он помнит всё до мелочей.       Одиннадцатое ноября две тысячи тринадцатого. Они тогда выпивают немного красного шато, сидя на полу, и Чонин выходит покурить на балкон. Сквозит, и дым проникает в квартиру, создавая сероватый туман. Сехун за пару дней до простужается, и сейчас, боясь осложнений, залезает с ногами на кровать. Почему-то сердце бьётся чаще, когда он замечает ухмылку друга.       Ты замёрз?       Изо рта клубами валит горький дым. Что-то тёплое разливается внутри, когда Кай спрашивает о таком. Сехун не сдерживается и довольно улыбается, говорит, что да, замёрз, заканчивай. Вдыхая в последний раз, старший тыкает тлеющим кончиком сигареты куда-то в железную перекладину облезлых перил, заходит обратно в комнату и захлопывает дверь.       Чонин быстро оказывается рядом с младшим, наклоняясь к его лицу. Блондин вздрагивает, но не отодвигается, лишь прикрывая глаза. Считая это приглашением, Кай приоткрывает большим пальцем рот младшего, касается губами, выдыхая дым. Принимая его, Сехун выдыхает и сам. Воздух густеет.       Не против..?       Младший мотает головой в протесте, наблюдая, как теперь-не-друг садится рядом на заправленную кровать, подгибая под себя ногу, кладёт руки на его плечи, притягивает к себе и целует томно, глубоко, проталкивая между приоткрытых губ язык. Чонин лижет дёсны, и Сехун глубоко выдыхает, не сдерживая тихий стон. Старший отрывается от него, легко толкает в грудь, заставляя откинуться на подушку, и подминает парня под себя. Садится на бёдра, коленями опираясь по обе стороны тонкой сехуновой талии. У младшего свербит в горле после дыма, а тело покрывается мурашками из-за контраста горячего тела и прохладного осеннего воздуха.       Такая тишина после двух часов разговор обо всём. Её разбавляют лишь глубокие вдохи и тихие стоны младшего. Мягко целуя, Кай задирает чужую футболку и проводит пальцами по тазовым косточкам. Руки оказываются холодными, и тогда Сехун понимает, что любит кусаться.       Я в тебя влюблён,       говорит он мягкими, идеальными для минета губами,       что думаешь насчёт этого?       Сехун тянется к нему, облизывая губы и вовлекая в поцелуй. Теперь ничего их не сдерживает.       Чонин гладит живот младшего, двигаясь к груди, прерывает поцелуй и снимает футболку с угловатого мальчишеского тела. Мышцы живота сжимаются и напрягаются — Сехун уворачивается от холодных рук. Его эмоции смешиваются в опьяняющем коктейле — щепотка страха, столовая ложка любопытства, залить терпким возбуждением. Дышать глубоко невозможно, и парни глотают воздух маленькими порциями, чтобы совсем не потерять рассудок от нахлынувших ощущений.       Старший ухмыляется, когда, пытаясь сесть удобнее, чувствует возбуждение Сехуна.       Понимаешь, уж совсем невтерпёж, когда на тебе сидит такой потрясающий парень,       жалобно скулит тот оправдание, щурясь и откидываясь на подушку. Перед глазами пляшут калейдоскопные искры. Ярко, душно, но неожиданно освежает. В голову закрадываются сомнения. Грудную клетку сжимает, и Сехун отворачивается, чтобы Чонин не видел. Вдруг старший просто шутит? Вскочит сейчас с кровати, и в комнатку, которую он снимает, ворвутся До и Пак, посмеются над нелепой ситуацией вместе с хитрым Каем?       О чём задумался?       Хриплый голос заставляет очнуться, опомниться и обратить на себя внимание. Кай смотрит О прямо в глаза. Улыбается. Сладко. Сехун тоже не может сдержаться. Уголки губ предательски дёргаются, когда его обнимают крепко, не желая отпускать.       Это словно сон.       Всё вполне реально, Сехун,       говорит старший, стягивая свободный свитер. Таким младшему он очень нравится — никуда не спешащим, пьющим с ним тёплое вино, курящим до лёгкого головокружения, домашним. Ощутимо тяжело сидящим на его бёдрах и сжимающим талию сильными руками.       Сехун дёргается, когда Чонин проезжается бёдрами по его паху. И снова, и снова. Дальше — быстрее: штаны обоих на полу, Сехун дрожит от обжигающих холодом рук, но тело Кима греет. Младший касается чужой груди, спины, обхватывает ногами торс, когда Чонин садится, притягивая к себе. Ощущать задницей член необычно. Кровь кипятком бежит по венам, голова вот-вот взорвётся.       Чего же ты медлишь?       Чонин словно срывается с цепи — целует мокро, быстро, везде. Сехун подгибает пальцы на ногах, когда Ким вырывается из его плена, срывает боксёры и устраивается между коленей. Кружится голова, когда он чувствует на члене широкий язык, стенки горла и вибрацию из-за стонов.       Сходят с ума вместе. Сехун гладит сам себя, проводит по груди, спускается руками ниже, к тёмно-каштановым чониновым волосам. Недовольно отмечает, что они немного спутаны. Кай дёргается и стонет громче, пытаясь что-то сказать. Сехун не слышит. Чувствует только на члене зубы и как они легонько царапают плоть, когда Чонин поднимает голову.       Ты такой красивый.       Глаза старшего затянуты дымкой возбуждения, губы влажные от слюны. Сехун стонет, просто не может сдержаться. Притягивает и целует в нос, в уголок губ, затягивает в рот нижнюю губу, посасывает язык.       Когда Чонин разрабатывает младшего пальцами, тот ловит кайф. Он извивается на кровати, хватается за простыню пальцами, выгибается в спине дугой. Когда пальцы покидают тело, Сехун дёргает бёдрами, по инерции пытается насадиться. Чонин встаёт, ищет в карманах домашних штанов, ящике письменного стола, заглядывает в шкаф. Трусы-семейники натягиваются палаткой, и младшему очень нравится на это смотреть. Он трогает себя, касается сзади, громко стонет, чтобы слышали хозяева квартиры.       Кай резко оборачивается, чем-то давится, кашляет.       За что же ты так со мной?       Сехуну становится весело. Он сжимает горошину соска и вталкивает в себя три пальца, задыхаясь стонами. Смотрит на Чонина исподлобья, глаза сверкают в лёгком свете настольной лампы. Член Кая дёргается, но, сглатывая, он продолжает ворошить вещи в поисках кондома и смазки.       Младший чувствует, как по телу разливается эйфория, когда Чонин садится между его стройных, подтянутых ног. Сердце заходится в аллегро, когда старший подносит к губам упаковку презерватива. Ухмыляется — Сехун тушуется под пристальным взглядом, и вся его смелость куда-то испаряется, — держит зубами фольгу и тянет вниз. Ловко вытаскивает, облизывается.       Сехуну очень хочется его ударить, а потом целовать до потери пульса. Никогда не отпускать. Никому не показывать.       Младший закрывает глаза руками, не желая смотреть, как грязно и пошло Кай выглядит, когда раскатывает по члену кондом. Но спасающие от смущения ладони убирают, и Сехун чувствует, как скулы начинает печь ещё пуще прежнего. Краснеет сильно-сильно, когда старший смазывает себя, а потом и Сехуна — с любовью, ласково, слишком тепло для таких холодных рук. Когда Чонин наконец-таки входит, О не может сдержать восторженного всхлипа.       О боже.       Медленно выходит, толкается сильно, и у Сехуна сыпятся искры из глаз. Чонин становится более резким, быстрым, и младший хочет крикнуть ему, чтобы не спешил, но с губ срываются только стоны. На самом деле он взорвётся, если Ким не поспешит. Чонин грубо хватает его за плечо и переворачивает, не выходя. Сехун кричит от удовольствия.       Кай закидывает ноги младшего на плечи, толкаясь глубже, и младший сжимает его в себе. Выстанывает имя, пробует на вкус словно впервые.       Чонин. Чонин.       Старший вдыхает густой воздух. Толкается, приближаясь к окончанию, и помогает Сехуну рукой. Целует в высохшие губы. Низ живота скручивает в узел. Чонин кончает первым, прикрывая глаза. Его пробирает дрожь, и Сехун следует за ним почти сразу, теряя сознание на миг.       Стягивая с себя кондом и бросая его куда-то на пол, Чонин вытирает О его же футболкой, обещая дать свою взамен. Ложится рядом на спину, закидывает руку за голову, вытягивает из пачки синего «Винстона» со стола сигарету и щёлкает зажигалкой. Слышится шуршание сгорающей бумаги и табака. Сехун глубоко вдыхает.       Мне очень нравится запах. Но мне не нравится, что ты можешь погибнуть из-за своей привычки.       Так Чонин бросает курить.

***

      Напиши мне, когда приедешь домой, хорошо?       Кай говорит сладко, томно, тихо-тихо — почти шёпотом. Стараясь уловить всё до последнего звука, Сехун кладёт голову ему на плечо.       Они стоят на пороге квартиры, в которой Чонин снимает одну комнатку. Старшего терзает чувство необратимой трагедии. Оно затягивает его, как червоточина, заставляет беспокоиться и тревожиться.       Конечно. Я не могу не написать.       Старшего тянет всё глубже, и он целует Сехуна. Нежно, в щёку. Тот тянется в его руках, мурчит, как кошка. Мажет по щеке в ответ, выворачивается из его объятий и исчезает в темноте подъезда. Чонина мутит от тревоги.       Одиннадцатое ноября две тысячи пятнадцатого.       Нет, Чонин не забывает. Он помнит всё до мелочей.       Сехун умирает за год до, возвращаясь домой. В кармане куртки он должен был найти ключ от маленькой комнатки Чонина.