На дачном участке Назаровых непривычное запустение и тишина. Ни обычных аккуратных грядок, ни парников, а кустам и деревьям позволено расти как вздумается.
Надина бабушка умерла уже давно, но все эти годы Светлана обычно находила время, чтобы подновить чары, да и по-простецки ковыряться в земле ей нравилось. А вот гляди-ка, последние три года точно не показывалась.
Светлана занимала высокую должность в Дозоре, много работала, но раньше это не было для неё причиной отказываться от отдыха на даче.
«Всё из-за Нади, — решил про себя Иннокентий, разглядывая расползшиеся вдоль всего забора кусты малины. — Что-то у них случилось такое, что теперь они почти не разговаривают. Что бы это могло быть?»
— Ты располагайся, Кеш, я сейчас пива принесу. Где-то в сарае был папин гамак, можно попробовать повесить, — прервала его размышления Надя.
— Может не стоит? — заботливо уточнил он.
Со смерти Антона Городецкого прошло уже пять лет, но Иннокентий знал, что Наде всё ещё больно.
Сам Иннокентий так и не смог понять поступка Надиного отца — этого показушного отказа от лечения, от любой магической помощи вообще. В ещё большее недоумение его поверг тот факт, что ни Надя, ни Завулон не попытались хотя бы уговорить его эту помощь принять.
«Это его решение, значит так тому и быть. Я уважаю его выбор», — вот что сказала тогда Надя.
Разве так можно?! Матери Иннокентия исполнилось этой весной девяносто два года, и она была на редкость активной и здоровой старушкой.
Мать, пользуясь хорошим самочувствием, пилила Иннокентия раз в пять чаще, чем в детстве, потому что теперь мать хотела внуков, но что он мог ей ответить?
Семьёй он так и не обзавёлся, потому что всем для него стала Надя. Абсолютная волшебница с абсолютно невыносимым характером. С самого детства он старался везде быть с ней: перевёлся в тот же лицей, что и она, отказался от работы в Дозоре, чтобы продолжить обучение в университете, потому что Наде придумалось получить высшее образование, потом поехал за ней в Дарвин, потому что тогда ей захотелось практики в Австралии, потом в Прагу, на стажировку в Инквизиции, хотя сам он этой Инквизиции был на фиг не нужен, но пожелания Абсолютной волшебницы — это вам не просто так.
Теперь они оба трудились на благо Ночного Дозора Москвы, потому что Наде захотелось вернуться в Дозор.
Иногда Иннокентий ощущал себя бесполезным довеском к Надежде Городецкой, и тогда ему приходилось напоминать себе, что это он сам решил быть с ней всегда и везде, а вообще — пророков не любят, но маг первого уровня с задатками на выход из категорий — сам по себе величина достаточная, будь он хоть четырежды пророк.
Первый раз они занимались любовью — для него это было именно любовью, Иннокентий никогда не посмел бы назвать тот опыт иначе, как никогда, даже в своих мыслях, не называл сам себя этой дурацкой попугайной кличкой: «Кеша» — когда им было по семнадцать, всё было в новинку и пугало до дрожи в коленях.
Благодаря Наде полный, некрасивый Иннокентий научился чувствовать себя желанным. Желанным, но не любимым.
Он ни разу не слышал от Нади трёх заветных слов и, словно по некой договорённости, не говорил их сам.
Но если он мог произнести их в любой момент, то насчёт Нади он был вовсе не так уж уверен.
А за последний год Надя и вовсе охладела к нему. Секс случался лишь пару раз, да и то в состоянии подпития, словно по привычке.
То, что она позвала его на дачу, давало надежду и одновременно пугало. Он чувствовал, что сегодня все решится. Но уверенности в положительном для себя исходе у Иннокентия не было, поэтому он сильно нервничал, постоянно сглатывал, чуть было не выдал пророчество, но вовремя прервал начинающийся транс. Что ни говори, а опыт — это опыт.
— Ты прав, наверное не стоит. Тогда возьми в машине плед, постели под яблоней. Весной можно не бояться получить по голове яблоком, да и крапивы тут поменьше.
— Что случилось с огородом? — всё-таки спросил он, не удержавшись.
— Мама сказала, что больше не будет им заниматься. Мол, надоело ей. На самом деле она не хочет здесь появляться, чтобы случайно не встретить меня. И пытается добиться того, чтобы тут не появлялась я. Мне и правда грустно видеть участок таким, но рыться в земле я не стану, а чары... Знаешь же, для ухода за растениями нужна особая предрасположенность, тут решает не уровень силы. Это хорошо выходит у ведьм, чуть хуже — у волшебниц и целителей. Не мой профиль. Как бы ни старалась Арина, «дар травки пользовать» мимо меня прошёл.
— Но ведь в офисе вы общаетесь...
— Офис — это работа, рабочие отношения для неё священны, — усмехнулась Надя, усаживаясь на неаккуратно расстеленный плед, — а вот дома мы стараемся не пересекаться.
— А почему?
— После папиной смерти у нас появились некоторые разногласия из разряда непримиримых, скажем так, — отмахнулась Надя, явно не собираясь объяснять подробнее, и Иннокентию пришлось смириться, а после следующей её фразы ему и вовсе стало не до того. — Я давно хотела поговорить с тобой... насчёт нас.
«Душа ушла в пятки» — дурацкое выражение, клише, но то, что он почувствовал, было весьма близко к смыслу, вкладываемому обыкновенно в эту фразу. Он с усилием стряхнул с себя оцепенение, предшествующее трансу, и уставился на неё со всем вниманием.
— А нам есть что обсуждать? Вроде же всё нормально, — сделал он попытку смягчить удар или хотя бы оттянуть его.
— Нет, не всё, и ты это прекрасно знаешь. Я не могу так больше, Кеша. Я готова с тобой работать и мне до безумия нравится с тобой общаться, но я больше не хочу быть твоей девушкой.
— Никогда не хотела, — выдал Иннокентий, не успев себя остановить.
— Может быть, хотя в юности казалось, что мне нужно быть именно с тобой. И я была. Да и сейчас порой... Вот только не теперь, не хочу больше.
— А что случилось-то, всё же ничего так было, тебе нравилось, теперь-то что не так?! — внезапно взвился он, почти срываясь на крик, но тут же умолк, осознав, что и как сказал. Дурак, какой же дурак. Вот теперь точно без шансов, вероятности не смотри!
— А дело не в тебе, дело во мне! — обиженно парировала Надя, отворачиваясь.
Правильно, так ему и надо, идиоту, какой вопрос, такой и ответ.
Он посмотрел на слабо покачивающуюся от ветерка крапиву, заполонившую участок, перевёл взгляд на Надю. Ветер ерошил её волосы — самые обычные, русые. Да и вообще, если задуматься, в Наде не было ничего необычного и неординарного — внешне. Милая девушка, симпатичная, в той же Москве таких миллион. Надина красота шла изнутри, будто великая сила, скрытая в хрупком девичьем теле, освещала свой сосуд. Возможно, так оно и было. Но ещё Надя была прекрасным другом и отличной собеседницей, и терять всё это вот так, задавая идиотский, бесполезный вопрос всех брошенных мужчин, Иннокентий не собирался.
«Кто он?»
Это Иннокентий Толков выяснит самостоятельно.
— Надь, — он протянул руку, касаясь её плеча. Она не дернулась, не ушла от прикосновения. — Надь, прости меня, я не хотел нести всю эту чушь. Мы же всё равно будем друзьями, верно? Даже теперь?
Она всё же обернулась, даже улыбнулась ему, хотя чувствовалось, что ей по-прежнему неприятно.
— Конечно, Кеш. Мне очень сложно было заставить себя сказать тебе это, но я и вправду… Ну, ты уже понял. А дружба… Какой идиот будет терять свою дружбу из-за такой фигни, как личная жизнь? Ты же не будешь? Да и кто ещё будет называть тебя Кешей? Всех в Дозоре запугал, Иннокентий Толков, пророк! — она состроила комичную рожицу, очень похоже передразнив его интонации.
— И верно, не буду, — согласился он, позволяя ей сменить тему, — а что, это и правда так ужасающе пафосно звучит?
— Что ты, звучит очень внушительно, это я утрирую, — вновь улыбнулась она, закрепляя хрупкое перемирие. — А теперь давай пить пиво и говорить о пустяках. Только чур не лезть потом!
— Это же ты обычно делаешь, пьянь!
— А я себе и говорю, — рассмеялась она.
***
Заседание было скучное и нудное, много взаимных претензий и встречных исков — в Московских Дозорах прибавилось молодежи, а с ними и проблем.
Суд должен был состояться на следующее утро, но Инквизиция созвала стороны для обсуждения и, возможно, решения конфликта миром.
Надежда Городецкая украдкой зевнула, прикрываясь ладонью, в сотый раз поправила непослушные волосы, вновь бросила взгляд на старинные часы и еле слышно застонала. Время неумолимо утекало сквозь пальцы. Гесер не сдавал позиций, требуя взамен на дополнительные лицензии одно право на вмешательство третьего уровня и два — второго; Михаил, на которого Завулон скинул свои обязанности, тоже не отступал, требуя тогда вдвое больше лицензий…
Дальше Надежда не дослушала, потому что её старенький смартфон тихо тренькнул, уведомляя о полученном сообщении. Она бросила взгляд на экран, с виноватой улыбкой поднялась и вышла из зала.
Гесер состроил ей вслед недовольную гримасу, но ничего не сказал.
— Хороши у вас сотрудники, Пресветлый, — поддел его Михаил, — вот так запросто покинуть заседание, хоть бы объяснение какое дала!
— Надежда Антоновна уже донесла до всех присутствующих информацию, которой располагала, необходимости в её присутствии нет, — отбрил его Гесер.
— Извините, а можно и я вас пока покину? — неуверенно произнес Иннокентий. — Я вроде как тоже уже… донёс.
— Иди, Кеша, — разрешил Гесер, и Иннокентий Толков, пророк, на радостях скушал этого «Кешу» не подавившись.
Инквизитор согласно кивнул, и разбирательство понеслось по новому кругу.
***
Гостиница, в которой остановились Светлые, была дружественной к Иным, но со своими, немного странноватыми закидонами. Свет в коридоре предназначенного Иным этажа включался лишь в восемь вечера, тогда как основательно темнело уже в пять. Такая вот своеобразная экономия. Хорошо хоть вообще включали. Хозяева явно считали, что Иным темнота помехой не является.
Иннокентий и правда мог бы воспользоваться заклинанием, но тогда бы его присутствие заметили. Прижавшись к стене, он старательно вслушивался.
В темноте гостиничного коридора раздавались шорохи, смешки и вздохи. Довольно страстные вздохи, надо признать.
— Что ты делаешь, — раздался наигранно возмущенный голос Нади, — дай ключ-то вставить! Карточку сломаешь.
— Я не видел тебя со вчерашнего вечера и невероятно соскучился, — промурлыкал в ответ мужской голос, не узнать который у Иннокентия не было ни одного шанса. Казалось, он узнал бы этот голос даже потеряв память.
Хорошо, что он стоял у стены. По ней Кеша — не Иннокентий, нет, Иннокентий устоял бы на ногах, — и сполз на пол, закрывая рот ладонью. Меж тем, Наде все же удалось вставить карточку, и дверь номера открылась, чтобы тут же захлопнуться за спинами любовников.
Завулон. Глава Дневного Дозора Москвы, пропустивший сегодняшнее заседание. Дед Надиного отца, Надин прадед. Бывший партнер Надиного отца, а теперь, похоже, и Надин…
Кешу замутило, и он успел отвернуться к стене в самую последнюю минуту. Его вырвало.
***
— Стоило ли так жестоко? — спросила Надя, прижимаясь к груди Завулона. — Он никому не расскажет, за это я не волнуюсь, но... Как думаешь, может ему и не стоило знать?
— Он бы не отстал, так и шпионил бы за тобой, пытаясь выяснить, на кого ты его променяла, а воздействовать на него... Ложь и недомолвки — не лучший путь. Он твой друг, и если ты собираешься с ним общаться и дальше, он должен знать. Пусть ему это и неприятно. Не ожидал, кстати, что настолько… Эх, хрупка душевная организация Светлых пророков! — посетовал Завулон, прижимая Надю ещё крепче. Его руки заскользили по напряженной спине, лаская и поглаживая.
— Не язви, язва, — пробормотала Надя, приподнимая голову и встречаясь с ним взглядом. — Отвратительное заседание, и задумка наша с тобой тоже не из лучших, да что уж теперь.
— Верно, — подтвердил её правоту Тёмный, — а теперь помолчи. Я и правда скучал.
Они были вместе далеко не первый год, а Надя всё никак не могла насытиться, никак не могла поверить, что всё то, за чем она раньше лишь наблюдала, происходит теперь с ней самой, наяву.
Что это
её руки впиваются в худые плечи, это
её ноги сжимают твердые ягодицы, это
она беззащитно откидывается под ним, открываясь и раскрываясь, показывая своё доверие, это
она ласкает его после, это к
её спине прижимается его нос, чтобы смешно фыркнуть…
Всё это наконец-то было
её.
А Кеша... Прав Завулон. Когда-нибудь Кеша поймет. Друг он или где?
