***
И вот конец учебного дня, мы обычно ходим в магазин комиксов по четвергам. Но этот четверг не такой как другие. Но Джи пока этого не знает. Его задержал учитель на пару минут, я пообещал подождать его во дворе. О, Боже. Эта глупая улыбка никак не может сойти с моего лица. Я чертовски нервничаю. Вдохнув и выдохнув, я немного успокоился, но только я увидел выходящее из школьного крыльца красноволосое знакомое личико, эмоции только подскочили. Он подошел ко мне и мы двинулись в сторону магазина. — Почему ты улыбаешься, Фрэнки? — спросил наконец Джерард, — Ты вообще себя так странно сегодня ведешь. Что с тобой? Я опустил взгляд, слегка смущаясь, снова покусывая свое колечко в губе и понимая, что это именно тот момент, которого я ждал с самого утра. Да и вообще с самого того момента, как понял, что влюблен в этого странного художника с необычным внешним видом. Влюблен в его смех, в его глаза, в его странные повадки и порой грубоватые реплики. Глубоко вдохнув, я остановился. Со мной остановился и мой друг. В полуповороте и с вопросительным выражением на лице он смотрел на меня. Я смотрел ему прямо в глаза и все так же глупо улыбаясь. Я подошел чуть ли не впритык к нему и… и поцеловал. Впился прямо в его горячие губы. Я так долго ждал этого. Эйфория просто рвет мою грудь огнем возбуждения. И вот чувствую, как падаю на пол из-за резкого толчка. — Ты ахуел, пидорас? — выкрикнул Джерард и убежал. Я не успел опомнится, как уже красноволосого не было видно на горизонте. Какой же я дурак! Как я мог надеяться на взаимность? Блять, какого хрена я такой глупый? Безмозглый педик, влюбившийся в лучшего друга. Со слезами на глазах я отправился домой. Уже не с таким восторгом, как утром. И все вокруг не казалось мне таким ярким и красочным, как сутра. Я вошел в дом, кинув рюкзак куда-то возле входа. Снял одежду и встал под теплый душ с мыслью о совершенной глупости. Почему я такой наивный? Одурманенный влюбленностью, не мог подумать о том, что он не захочет сосаться с мужиком. Просто глупый педик.***
Я продолжал винить себя в своей неосведомленности еще многое время. Не мог заснуть целую ночь. Последующие дни тоже обходились мне туго. Я больше не общался с Джи, а значит и ни с кем другим. Теперь я отвлекался от учебы не на возлюбленного, а на мысли, которые убивали меня каждую секунду. И этот отвращающийся взгляд Джерарда просто уничтожал во мне все силы держаться. Спустя три недели от того долесекундного поцелуя и конца дружбы с красноволосым художником, я не мог уже выдерживать его присутствие каждый будний день. Оно напоминало мне тот четверг. Я просил родителей перевести меня в другую школу, а они в ответ на молвы лишь отвечали: «не валяй дурака», «перестань морочить нам голову». Я вошел в глубочайшую депрессию. Стал прогуливать уроки, подделывая записки и смс-ки от родителей о моем отсутствии. Нашел способ покупать алкоголь. Этим я пытался бороться с депрессией. Поначалу помогало, но и это перестало действовать. Хорошие наркотики мне добыть было некак, так что я курил обыкновенную траву, выпивал странные таблетки, запивая все это все тем же алкоголем. Родители не замечали, все время были на работе, а когда приходили — я уже спал. Или делал вид, что сплю. И они, возможно, делали вид, что не замечают. Чтобы я не делал — эффект временный. Я слишком сильно был привязан к ненормальному художнику. И наконец я решил сделать то, что до конца избавит меня от теперешних страданий. Я не так долго решался на это, как на признание красноволосому, но думаю, что если я пожалею об этом, то мне уже будет все равно. Мне и сейчас все равно. Я просто решил сделать это. Так совпало, что снова четверг. Только уже спустя много недель. Не знаю сколько… Много. Я даже не знаю какое сегодня число. Знаю только, что четверг. Закрывшись в ванной с листком бумаги, ручкой, лезвием и бутылкой абсента, я начал писать записку. Я попросил прощение у родителей, что не оправдал их надежды и разочаровал их во мне. И попросил прощения у Джерарда. Я извинился за тот случай, в тот четверг. Я хоть даже и не надеялся, что тот прочтет, когда все случится, но мне нужно было сделать это. Последний раз выговорится. Выговорится не какому-то собутыльнику, который, в конце концов, обосрет меня, сказав, что я последний пидорас. Выговорится самому себе. Я закончил записку, которую писал, скорее, самому себе, чем кому-то другому. Да и в принципе, писать-то некому было. Только родителям и Джеру. Я влил в себя почти всю бутылку, чтобы не было так больно. И вот, скользя по коже лезвием, я увидел первую кровь, обозначающую конец моим мучениям. Я криво улыбнулся и сделал еще глоток абсента. Снова порез. Еще один. Я делал их все глубже и глубже. Кровь лилась с моих рук струйками. Я чувствовал, как от меня уходит жизнь. Я снова улыбнулся, как последний псих и уже упал, понимая, что это конец.Что больше не будет этой боли. Никогда.