Корабль под названием «Арсений Попов»

За окном разразилась настоящая буря: крупные снежинки быстро проносились мимо, так, словно готовы были разрезать все что угодно на своём пути, только-только сложившиеся бугры снега исчезали буквально на глазах. Арсений, сидя в машине, благодарил человечество за изобретение печки для обогрева салона автомобиля. Стоило ему лишь кинуть взгляд на позднего прохожего, по уши закутанного в тёплую одежду, как по телу пробежала дрожь, словно пробравшийся в щелку сквозняк обдал кожу холодом. Глядя на замёрзших людей, походкой напоминающих пингвинов, хотелось курить — никотин согревает. Как только загорелся зелёный свет, мужчина вжал педаль газа в пол так, что, казалось, чуть не проломил поддон, стремясь как можно быстрее уехать от осторожно семенящих людей и навязчивых мыслей. Громко и выразительно чихнув, Попов выругался сквозь зубы: неужто он успел заболеть, пока бежал от подъезда до машины? Мороз кусал его за щеки, лоб, нос, ступни, плечи и предплечья, пока он бежал точно так же, как полчаса назад, только уже от машины до подъезда. Благо, домофон стоял внутри, а не снаружи. Конечно, маленькое помещение перед ним не было особо тёплым, но желания погреться внутри костра — вот прямо посередине — больше не возникало. Как только Арсений набрал первую цифру нужной квартиры, дверь открылась, и из неё выбежала расфуфыренная и не по погоде одетая девушка. Мужчина не сомневался, что в таком виде она могла пойти только в два места: в ночной клуб или на трассу. Попов надеялся, что в клуб, потому что на улице было так холодно, что девушка за полчаса отморозит себе все, что только можно. Придержав дверь, Арсений буквально влетел в многоэтажку. Здесь тоже было не особо тепло, поэтому, не задерживаясь около лифтов, он в припрыжку поднялся по лестнице на четвёртый этаж и даже успел немного согреться. Пожурив себя за забывчивость, мужчина позвонил в дверь под номером «146». Мысленно повторяя как мантру «хоть бы он был дома», Попов переступал с ноги на ногу, пытаясь согреться или хотя бы не замерзнуть ещё больше. Когда в глубине квартиры послышались шаркающие шаги и сдавленные ругательства в адрес пришедшего, Арсений облегченно выдохнул. — Кого там ещё?.. Арс? — голос хозяина квартиры изменился с недовольного и возмущённого на крайне удивленный. — Что ты тут?.. Впрочем, не важно. Вопрос в другом: почему ты не открыл своим ключом и?.. Боже, почему ты в одних носках? — во все глаза таращась на мужчину, воскликнул парень, без промедления затаскивая того в квартиру. — То есть, почему я в домашних штанах и футболке, тебя не особо интересует? — улыбнулся краешком губ Попов, обхватывая себя руками. В квартире Антона было тепло. Даже не так, в ней было безумно тепло. Из-за того, что парень был высоким и очень худым, он страдал вегетососудистой дистонией — Арсений был уверен, что, коснись он сейчас его пальцев, не удивился, окажись они холодными — в его квартире помимо отапливаемых батарей, встроенных в жильё изначально, были покупные передвижные батареи и пол с подогревом в каждой комнате. Контраст мороза и волн жара заставили Попова передернуться от пробежавших по всему телу мурашек. — Ты придурок. Это факт, — процитировал шутку из недавно отснятого выпуска Шастун, проносясь мимо мужчины на кухню. Тот прошёл за ним, не отрывая ног от пола. Антон, включив чайник, достал две большие чашки — маленькие полулитровые вёдра, как их называет Позов — затем кинул взгляд на Арсения, недовольно и вместе с тем отчаянно цокнул языком и снова пронёсся мимо того, только уже в комнату. Мужчина, пожав плечами, плюхнулся на стул, задев локтем обеденный стол, на котором опасно зазвенела посуда: сахарница с ложкой, блюдце с недоеденным бутербродом и две только что поставленные чашки. Антон вернулся так же быстро, как и ушёл. В его руках находилась значительная куча вещей, которая вызвала подозрения у Арсения, что… — Надевай и закутывайся в плед, — сказал, как отрезал, Шастун, кладя ораву тёплого тряпья ему на колени. — Только попробуй сорвать съёмки кашлем или соплями, — пригрозил ему парень, заваривая крепкий чёрный чай обоим. — Мне бы покрепче, — только и сказал Попов, натягивая поверх футболки теплый вязаный свитер, затем снимая сырые носки и прижимаясь холодными ступнями к тёплой плитке. На недопонимающий взгляд Антона, он кивнул подбородком на чашки с дымящимся напитком. — Есть коньяк или бренди? — Добавлю в чай, — бросил Шастун, как бы говоря тем самым, что не даст ему напиться. Опустившись на колени, он раскрыл дверцу шкафчика. — А теперь рассказывай, почему примчался ко мне, словно в одно место ужаленный. — Я буду твоей заднице жаловаться на жизнь? — Если тебе так будет легче — пожалуйста. Она у меня понимающая, — парировал Антон, гремя стеклянными бутылками. — И тощая. Вылезай давай! — поторопил его Арсений, закутываясь в махровый и до одури мягкий плед. У него ни дома, ни на съемной квартире нет ничего, что бы близко было к такой мягкости. Бросив взгляд на филейную часть, все ещё маячившую перед глазами, Попов хитро улыбнулся, раздумывая, пнуть ли её ногой. Но риск оказаться виновным в битье нескольких дорогих и не очень бутылок алкоголя был слишком велик. Тем более, еле подавил смешок Арсений, слыша, как Шастун ударился о ящик головой, это может произойти и само собой без его участия. Поднявшись с колен, Антон, потирая ушибленный затылок, смешал коньяк с чаем в кружке, предназначавшейся Попову. — Так мне давать или вылезать? Ты уж определись, — усмехнулся Шастун, вслед за Арсением, хоть и с опозданием, плюхаясь на стул. — Рассказывай. Ты же, не потому что соскучился, сбежал от жены и дочки в два часа ночи в домашней одежде? Попов, сделав пару маленьких глотков — Антон никогда не разбавляет чай холодной водой — прикрыл глаза и выдохнул. — Именно поэтому. Я соскучился, Шаст, — резко отозвался Арсений. Вспоминая о произошедшем, мужчина, как ещё полчаса назад, чувствовал нарастающее раздражение, натянувшиеся до предела нервы. Рассказывать обо всем этом хотелось и не хотелось. Хотелось, потому что ему было необходимо выговорится, излить душу, тем самым ослабив силки подавляемой злости. Не хотелось же, потому что было неприятно поднимать в памяти картинки и сказанные слова. — Поз без меня вообще жить не может, но что-то он ко мне домой не бежит сломя голову, — закатил глаза Антон. Он догадывался, в чем заключается причина побега Арсения из «Шоушенка для тех, кому за тридцать», но ждал, когда тот сам озвучит свою проблему. Сделав ещё пару глотков, Попов закусил щеку изнутри, раскладывая ситуацию по полочкам, чтобы определиться, с чего начать. Было сложно, ведь одно накладывалось на другое, и корни проблемы уходили далеко вглубь прошлого. По мере того, как он переваривал проблему, сон накатывал на него как волны на берег во время прибоя: сначала мелкой, еле заметной рябью, а потом все большими и большими гребнями. В конце концов, не сдержав зевок во весь рот, мужчина заметил, что начинает клевать носом. — В общем, жена думает, что у меня есть любовница, вот и устроила разнос. — Так-то она только окончания перепутала, — хмыкнул Антон, поднимая чашку на уровень рта, чтобы скрыть сжатые в тонкую полоску губы. Однако Попов по одним глазам понял, что эта тема болезненная для Антона. К слову, в этом заключается вторая причина, почему мужчина не хотел рассказывать тому о произошедшем. — В этом вся проблема? — Да, но, — Арсений поднял глаза к потолку, пытаясь подобрать слова, — понимаешь, Шаст, она ведь эмоциональная? — Наорала, что ли? Попов со стуком поставил чашку на стол, сдерживая новый порыв злости. В любой другой день он бы ни в коем случае не пошёл на поводу Антона, который нарочно играл на нервах, задавая глупые и задевающие вопросы безразлично-уставшим тоном. — Она хочет подать на развод, — процедил сквозь зубы Арсений, думая о том, что отвесить хороший пинок все же стоило. — Велика потеря в тридцать три года на подъеме карьеры и известности, — закатил глаза Шастун, вставая из-за стола и выливая весь недопитый напиток в раковину. — Шаст! — рыкнул на всю квартиру Попов, также поднимаясь из-за стола, и, позволив пледу соскользнуть с тела, подошёл к парню так, что дыхание обжигало кожу другого. — Она заберёт у меня дочь. Ты этого не понимаешь? Послышался стук в батарею — соседям явно не по нраву разговоры на повышенных тонах глубокой ночью посреди рабочей недели. — А что я должен сказать? — «взорвался» Антон, всплескивая руками. — «Брось жену и переезжай ко мне с дочерью»? Или же: «Тогда давай перестанем с тобой трахаться, и ты вернёшься домой»? Что? — прокричал в лицо Арсению Шастун. Затем, отойдя на шаг назад, закрыл глаза руками и глубоко вздохнул, приводя мысли и сердцебиение в порядок. — Ладно, я погорячился, прости. — Нет, ничего, я…мне просто надо немного времени, чтобы разобраться со всем этим. Я, наверное, домой поеду, — испытывая неловкость, наигранно прокашлялся Арсений, хватаясь пальцами за подол свитера с намерением снять его. — Спать пошли, — перехватил его левую руку Шастун, не давая снять предмет одежды. — Домой он поедет. А на утро от ближайшего столба твои останки буду отдирать. Спасибо, забот хватает, — заворчал себе под нос парень, переплетая их пальцы между собой и утягивая мужчину вслед за собой с кухни в комнату. Кивнув на расстеленный диван, Антон ушёл обратно на кухню. Послышался звук выливаемой жидкости, а затем Попов уловил краем глаза, как на кухне погас свет. Спустя пару секунд на пороге возник Шастун. — Приглашения ждём? — Будь добр, — хмыкнул Арсений, демонстративно скрещивая руки на груди. — Сир, не соизволите ли Вы составить мне, жалкому человечишке, компанию в этом опасном приключении в царство Морфея? — отвесил шутливый поклон Антон, голос которого так и сквозил иронией. Именно в такие моменты, когда Антон, домашний, уютный и смешной, язвил, но в то же время весело улыбался, мужчина чувствовал себя как нельзя лучше. Он словно ограждался от всего мира вакуумом, в котором был только он и до щемящего чувства в груди нужный Антон. Вплетя руку в волосы парня, он дернул его на себя, касаясь его губ своими. Четырёх-пяти дневная щетина Шастуна едва заметно покалывала кожу — немного позже на коже непременно останется раздражение. Обняв Арсения за шею, парень с тихим выходом привлёк его к себе ещё ближе. Антон жадно целовал мужчину, проталкивая язык внутрь. Однако Попов отвечал с не меньшим напором, не желая отдавать инициативу. Повалив парня на кровать, он навис над ним, ощущая долгожданное лидерство, на которое тот ранее претендовал. — Кто-то спать хотел, — с судорожным вздохом оторвался от губ Арсения Антон, пытаясь восстановить дыхание. — К черту, — пробормотал Попов, снова завладевая губами парня. *** Снилась Арсению заплаканная жена, которая кричала на него сорванным голосом, била любые попадавшиеся под руку предметы декора и попутно складывала свои вещи в чемодан. Он что-то ей сказал, но что — так и не услышал, и она осела на пол на дрожащих ногах, смотря на него пустыми стеклянными глазами. — Почему? — спросила она, прижимая колени к груди и обхватывая их руками, словно пыталась сжаться в комочек. В мягкий, маленький, пушистый комочек, а потом очнуться от этого странного сна, в котором её жизнь рушится буквально на глазах. Арсений снова что-то произнёс, и она спрятала лицо в коленках, заходясь рыданиями. Он чувствовал, как его сердце разрывается от боли, он хотел остановить её плач, стереть дорожки слез с её щёк, обнять, успокоить. Но почему-то лишь стоял на месте и смотрел на женщину. — Ты больше никогда не увидишь нашу — нет, мою — дочь, — процедила она сквозь зубы, и Арсений почувствовал страх, сковавший тело. Он отступил на шаг назад и упёрся спиной в стену. — Нет, — наконец-то услышал он свой голос, тихий, отчаянный, жалобный. Арсений кинулся в комнату, где находилась кроватка его малышки, но её там не оказалось. В комнате не было ничего, что бы говорило о рождении ребенка в семье. Он бегом возвратился в гостиную, но жены словно там и не было, как и того, что бы указывало на факт женитьбы мужчины. Арсений трясущимися руками открыл телефонную книжку в сотовом, но в ней не было ни одного номера: ни жены, ни Антона, ни Сережи. Он кричит, но не слышит своего голоса. *** Резко выдохнув, Арсений распахнул глаза и рывком принял сидячее положение. Одеяло, край которого был зажат в стальной хватке пальцев, небрежно скомкалось в ногах. С виска скатилась капелька холодного пота. Дёрнувшись от тихого всхрапа, Попов огляделся и тут же наткнулся взглядом на спящую фигуру под одеялом, имеющую умиротворенное лицо Антона. — Шаст, — тихо, срывающимся голосом, позвал парня Арсений, не особо рассчитывая услышать ответ. Но Шастун мгновенно открыл глаза, блеснув ими в темноте, словно кошка. Он будто и не спал вовсе, а ждал, когда Попов позовёт его. — Шаст, я домой поеду, — прошептал мужчина, чувствуя острую потребность удостовериться в том, что недавно приехавшая в Москву жена не исчезла из съемной квартиры, как и дочка с кроваткой из «Икеи», которую он вместе с Сережей собирал добрые три часа под тихую ругань второго. — Что? — хрипло произнёс Антон, привставая на руках. — Что-то случилось? Арсений чувствовал себя самым настоящим ублюдком, когда, свешивая ноги с дивана, тем самым оказываясь спиной к парню, сказал: — Прости, Тох, мне правда нужно домой, к семье, понимаешь? Только за то, насколько печальный и разбитый вздох, слетел с губ Антона, Попов был готов разбить себе лицо в кровь. Его воображение было слишком хорошо развито, чтобы представить искореженное болью, недоверием услышанному и недопониманием лицо. Потухший взгляд, погасший в темноте, словно звезда на ночном небе. — Да. Подожди пару минут, я что-нибудь из одежды тебе найду. Если что, скажи, что меня бросила девушка, я напился в баре, и ты меня пол ночи в порядок приводил, потому что Поз в Воронеже, — Шастун, подошел к шкафу и достал оттуда пару джинс, спортивную худи на молнии и носки. Кинув вещи Арсению, он открыл другой шкаф, тот, в котором хранились куртки, и снял с вешалки на вид не очень-то зимнюю куртку. — У меня из зимних только одна парка. Эта — термо-что-то-там, поэтому в ней будет нормально, чтобы дойти до машины. Ботинки возьмёшь в коридоре, у порога все зимние. — Шаст, я… — Я тебе кофе сделаю, — перебил его Антон и пошёл на кухню. Но не успел он выйти за порог комнаты, как Арсений крепко обнял его со спины, прижимаясь губами к голому плечу. — Ты нужен мне. — Но твоя семья, — Антон сделал небольшую паузу, — больше. Пусти, Арс, у меня нет Добби, чтобы он кофе вместо меня сварил. А про твои останки на ближайшем столбе я уже говорил. Дождавшись, когда объятия ослабнут, Шастун легко вырвался из рук и, шаркая ногами, утопал на кухню. Арсений же, натягивая на себя джинсы и кофту, которые когда-то оставил у парня дома, чувствовал приближающийся шторм, во время которого на корабле под названием «Арсений Попов» произойдут потери. *** Провожая взглядом закрывающуюся за собой дверь, Арсений дернулся, чтобы схватить её за ручку и дернуть на себя, не давая исполнить задуманное. Однако вовремя остановился, сжимая пальцы правой руки в кулак, в левой же зашуршал пакет, в котором лежали домашние штаны и носки Попова, в которых он пришёл, точнее прибежал, к Антону посреди ночи. Они были влажными, как и носки, поэтому неприятно оттягивали руку. Шастун, чтобы жена Арсения не заводила скандал по поводу побега того, а также чтобы у неё не было поводов для подозрения, вымочил одежду в воде, чтобы все соответствовало истории про то, как Попов приводил в чувства пьяного и накуренного в дрова Антона. «Пытался отрезвить меня холодной водой из душа, а в итоге я „отрезвил“ тебя», — так выразился парень, выжимая только что замоченные в рандомных местах штаны. Арсений помнил, как Позов во время общих посиделок у него дома во всеуслышание рассказывал о том, почему Антону нельзя давать напиваться. Мокрые штаны Димы помнит, наверное, весь дом Шастуна, люди, проходившие в тот день мимо этих дворов, и таксист. Вся собравшаяся компания тогда до коликов в животе смеялась над «приключениями Шурика», а потом подкалывала Антона весь оставшийся вечер. Поэтому история не должна была вызвать у женщины никаких подозрений. Грохот закрывшейся двери, тяжёлой, железной, заставил Арсения вздрогнуть. Зарывшись рукой в волосы на затылке, мужчина со свистом выдохнул, ощущая себя последним человеком на этой планете. Ну почему же Антон и его жена не один и тот же человек? Пока Попов ехал по тёмным, хоть и утренним, дорогам, он думал о том, как было бы неплохо, если бы он сейчас проснулся, раскрыл глаза, а рядом на кровати лежала высокая худая женщина с длинными каштановыми волосами и зелёными, словно кошачьими, глазами. А затем Арсений поцеловал бы её в щеку, убрал пару упавших на лицо прядей и прошептал: «Доброе утро, Антонина». Приложившись головой об руль, Попов вздрогнул от громкого машинного гудка. О чем он только думает? «Антонина», серьезно? — Я схожу с ума, — пробормотал Арсений, припарковывая машину на стоянке во дворе дома, в котором находилась его съемная квартира с мирно спящей семьей. Поднимаясь по лестнице на нужный этаж, мужчина думал о том, чтобы с порога рассказать жене всю правду. Но возникший в голове образ заплаканной женщины из недавнего сна заставил его передернуть плечами и отмести эту мысль. Нет, видеть её в таком состоянии он точно не был готов, да и, наверное, никогда не будет. Её слезы, даже когда она с подругами переберет алкоголя за вечерними посиделками на кухне, заставляли сердце Арсения до боли сжиматься в груди, и он был готов сделать все что угодно, чтобы дорожки слез высохли на её щеках, даже выкрасть у соседки «те самые кожаные босоножки, как у меня, которые она купила мне на зло». Дверь так и осталось открытой с того момента, как Попов, прошипев, что больше никогда не вернётся в эту квартиру, пулей вылетел из неё в том, в чем ходил дома, под аккомпанемент брани со стороны жены. Осторожно приоткрыв входную дверь, мужчина вошёл внутрь, отмечая гробовую тишину. Страх начал медленно окутывать его с ног до головы, поэтому, забыв об осторожности, он захлопнул дверь и бросился в комнату дочери. Увидев в кроватке спящий, закутанный в тёплые одеяла, кулёчек счастья всей его жизни, Арсений облегченно выдохнул, чуть не оседая на пол. На негнущихся ногах приблизившись к кроватке, он склонился над ребёнком, разглядывая её пухленькие щёчки и длинные светлые ресницы. Ласково поцеловав дочку в лоб, он расплылся в улыбке, завидя её копошение, будучи потревоженной во сне. Уже выходя из комнаты, он обернулся на кроватку в пастельном розовом цвете, думая о том, что Антону такой цвет явно не подошёл бы. — Только этой дверью не хлопай, — раздался под ухом голос жены, и Попов плотно сжал губы, чтобы не проматериться. Она хочет, чтобы его инфаркт хватил? — Вот сейчас я бы мог очень громко её захлопнуть, — отозвался Арсений, отпуская ручку и оборачиваясь к женщине. — Ты чего подкрадываешься? Мужчина начал нервничать, не зная, чего ожидать от жены: продолжения ссоры, новый скандал или же ласковые объятия. Решив следовать ранее придуманному Антоном плану, он поднял пакет на уровень головы и потряс им. — Стиральная машинка пустая? — Да, а что? — нахмурившись, неуверенно произнесла женщина, удивляясь вопросу. Она рассчитывала на оправдания или же вопроса о том, почему она не спит в шесть часов утра. — Шаст — придурок, — словно отмахнулся от неё Арсений, проходя мимо неё. Услышав шаги за спиной, он понял, что добился желаемого результата: зритель театра одного актёра требует продолжения истории. — Вылакал половину алкоголя в баре и буянить начал. А успокоить-то некому: Поз упорхал к женушке в Воронеж. Вот и пришлось мне его задницу домой тащить и укладывать спать. В общем, я повторил судьбу Димана, — завершил рассказ мужчина, снова тряхнув пакетом с одеждой. Услышав сдавленный смешок за спиной, он изобразил на лице возмущение и обернулся. Но не успел и слова сказать, как женщина обвила его руками и крепко прижалась, кладя голову на грудь. — Герой ты мой. Побежал спасать друга по первому зову, — внезапно женщина осеклась и отстранилась от Попова. Её лицо было настолько холодным и непроницаемым, что, казалось, выточено из гранита. — Напомни, кто и когда тебе звонил, если твой телефон стоит на зарядке? И что-то я не припомню, чтобы ты отвечал на чей-то звонок, когда кричал о том, что у меня паранойя по поводу измен. Возмущенное выражение лица Арсения медленно сменилось на растерянное. Хорошую историю придумал Шастун. Только, вот, не учёл самого важного. Арсений тоже хорош: кивал головой словно китайский болванчик и совершенно не думал о деталях. Осознав оплошность, как и заведомую обреченность на очередной скандал, мужчина небрежно закинул одежду в стиральную машинку. — Знаешь, я не хочу ничего выяснять. Достаточно твоих поступков и отговорок, — тихо, но твердо произнесла женщина, засыпая стиральный порошок и наливая кондиционер в специальное отделение. Включив машинку, она тяжело вздохнула. — Я только не понимаю, почему тебя покрывает не только Антон, но и Серёжа. Он ведь…мы с ним уже шесть лет знакомы. Ему совершенно меня жаль? — голос был наполнен болью и злостью. — Все не так… — А как? Как, скажи мне, Арсений?! Тебе вечно не до нас с дочкой: то ты на работе, то ты устал и не можешь приехать домой, когда у тебя несколько дней отдыха, зато время и силы лично развозить свои футболки покупателям в разные города у тебя находятся! Ты не перезваниваешь, зато снимаешь для фанаточек видео и фотографии! Знаешь, у меня складывается такое ощущение, что и спишь ты как раз с одной из них! На протяжении всех негромких, но яростных и колючих фраз Попов открывал рот, пытаясь перебить жену и объяснить, что он работает на благо семьи: ещё пару лет назад, когда он был неизвестным актеришкой в городе творческих и талантливых людей Санкт-Петербурге, она же жаловалась на материальный недостаток. Теперь же, когда она может себе практически ни в чем не отказывать, а он, работая от рассвета до заката как крепостной крестьянин у барина в поле, спит по пять часов в день, чтобы продвигать не только себя, но и свой бизнес, она снова недовольна. Что ему в таком случае делать — находиться посередине? В шоу-бизнесе это невозможно: либо ты продвигаешься по карьерной лестнице, либо скатываешься с неё, словно с крутой ледяной горки на ледянке. Услышав же последнее обвинение, Арсений шокировано вытаращился на женщину: в голове просто не укладывалось то, что он услышал пару секунд назад. — Ты, — мужчина запнулся, подбирая слова: он просто не знал, как выразить то, насколько сильно его потрясло это предположение, в какой-то степени оскорбило, унизило, опечалило и разозлило. Его переполняли эмоции. Глубоко вздохнув, он потёр переносицу пальцами в попытках собраться с мыслями. — Ты такого обо мне мнения? — разочарованным и недоверчивым взглядом окинув жену, Попов, нахмурившись, покачал головой, безмолвно открывая и закрывая рот, словно рыба, в попытках выдавить из себя что-то ещё. — А что мне ещё остаётся думать? Ты словно стал другим человеком, как только переехал в Москву. И я не знаю, изменился ли ты, или это я никогда не знала тебя настоящего! Знаешь, я… Просто уйди. Иди к своей любовнице или к Антону с Сережей — мне плевать. Я не хочу тебя видеть, — уже практически спокойно закончила женщина, всучивая Арсению его телефон и бумажник с прикроватной тумбочки. Чисто на автомате зажав в руках вложенные вещи, мужчина стоял на месте, вглядываясь пронзительными синими, будто бескрайнее море, глазами в холодные карие глаза жены. Так и не найдя в них ни капли теплоты, он согласно кивнул. — Хорошо, — и, развернувшись к ней спиной, вышел из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь. Только на лестничной площадке первого этажа он почувствовал себя совершенно без сил, садясь на холодные каменные ступеньки и приваливаясь боком к стене. Арсений, закрыв глаза, ждал, что дверь его квартиры откроется, и он услышит взволнованный ласковый оклик жены. Но во всем подъезде не прозвучало ни звука ни через минуту, ни через пять, и даже спустя ещё двадцать. Нарастающее одиночество грызло мужчину изнутри. Разблокировав телефон, Попов набрал номер Антона, но механический голос объявил: «Абонент выключен или находится все зоны действия сети». Сбросив, он позвонил ещё раз, а затем ещё. Результат оставался прежним. Арсений чувствовал, что корабль под названием «Арсений Попов» затянуло в эпицентр шторма. *** Проснувшись от того, что его кто-то сильно тряс за плечо, Арсений сонно приоткрыл глаза, отмечая, что ему почему-то безумно холодно. Перед ним, согнувшись в три погибели, стоял злой как черт Матвиенко. — О. — Офигел ты, вот что! — набросился на него с обвинениями друг, хватая за локоть. — Вставай давай, пока не отморозил себе кой-чего. — Так мне давать или вставать? Ты уж определись, — внезапно для самого себя процитировал Антона Попов. Глядя в круглые глаза Сережи, он понял, что для того это было более чем неожиданно. Послушно встав, Арсений закряхтел, не зная, за что хвататься: то ли за стрельнувшую болью спину, то ли за стену, чтобы не упасть на подгибающихся ногах. В конце концов, схватившись и за то, и за другое, он, нагнувшись, чтобы поясница не так сильно болела, схватился рукой за стык стен. — Ты свои эти гомогейские шуточки для Шаста оставь, — закатил глаза Матвиенко, искренне наслаждаясь муками друга. Когда тот наконец распрямился, застонав от блаженства, он снова подал признаки жизни: — Что у тебя с твоей шведской семьёй? — В каком смысле? — не понял Арсений, доставая из внутреннего кармана куртки телефон. Увидев высветившееся на экране время, он ахнул от удивления. Время уже перевалило за полдень, а значит он заснул на лестничной клетке, когда жена выгнала его из дома. — В прямом, Арс. Сначала Поз звонит и шипит в трубку, словно открытая банка пива — я, кстати, сначала подумал, что он просто открыл банку с пивком где-то возле микрофона — чтобы я тебя связал и на цепь посадил. Потом ненаглядная твоя позвонила с просьбой забрать тебя со ступенек, потому что ты мешаешь людям пройти, — с каждым новым словом глаза Арсения становились все больше и больше. Под конец он, с вечными мешками и синяками под глазами, был похож на сову. — И что-то я сомневаюсь, что ты просто забыл им обоим перезвонить, от усталости уснув на ледяной лестнице. В тот момент, когда Сергей собрался сказать что-то ещё — судя по лицу, язвительное и острое — в его кармане зазвонил телефон. По кардинально изменившемуся выражению и голосу Попов сделал вывод, что звонила Маша — девушка Матвиенко. Сказав ей о том, что планы на вечер в силе, он добавил пару слов о придурковатом друге, который натворил в своё время дел, а теперь пожинает плоды безделия после их совершения, затем заверил девушку, что все под контролем, и наконец закончил разговор. За это время Арсений успел обдумать слова Сережи и прийти к некоторым выводам. Он был уверен в трёх вещах, относительно Антона, и в одной, относительно жены. Во-первых, Шастуна, безо всяких сомнений, задела ситуация с побегом к семье ранним утром, во-вторых, в данный момент тот был в дрова, и в-третьих, Позов, словно сторожевой пёс, не подпустит его к парню ближе, чем на пять километров. Попов в каком-то смысле понимал и разделял точку зрения Димы: если бы какой-то мужик, у которого есть жена и ребёнок, трахал его лучшего друга, который влюблён в этого самого мужика, а потом разрушал его изнутри, частенько подкидывая хороший повод напиться, он бы тоже, несмотря на то, что это не его личная жизнь, пытался всячески огородить друга от гребаного ловеласа на два фронта. Также Арсений был уверен в том, что жена не только не собирается извиняться за сказанные ранее слова, но ещё и убеждена в том, что он виноват в ссоре. Ах да, а также спит с малолетними фанатками. Почувствовав закипающую злость, Попов разблокировал телефон и набрал номер Антона. Результат оказался таким же, как и пару часов назад: «Абонент выключен или находится все зоны действия сети». — Твой голубок тебе не ответит, можешь не пытаться звонить, — Матвиенко махнул рукой в сторону выхода. — Пошли поедим, по дороге расскажешь. Согласно промычав в ответ, Арсений, на всякий случай проверив входящие сообщения и пропущенные звонки на наличие весточки от Шастуна или жены, но не найдя таковых, поплёлся вслед за другом. У него чётко создавалось ощущение, что жизнь катится под откос с каждой новой секундой. По дороге от подъезда до машины Сережи, они молчали, думая о своём, ну и ещё потому что «мороз — жесть; не советую открывать рот, если не хочешь потом как пидор гигиеничкой каждые пять минуть мазаться». Но как только они сели в машину и пристегнулись, Матвиенко выдал нетерпеливое «ну!». — Серёг, это все сложно… — Сложно с членом во рту говорить, — сказал, как отрезал Матвиенко, выруливая на дорогу и почти сразу же останавливаясь на светофоре. — Дай-ка посмотрю, нет ли у тебя чего во рту, — потянул он руки к Попову, на что тот, закатив глаза, язвительно пробормотал «очень смешно, сейчас обделаюсь смеха» и саданул его по пальцам. — Вроде нет. Так что вперёд и с песней. — Ага, похоронной, — скептически отозвался Арсений, откидываясь на спинку сидения. — Ну это уж сам решай. Твои бабы, твои проблемы, твоя песня, — пожал плечами Сережа, нажимая на педаль газа, как только светофор показал зелёный свет. Когда Матвиенко заехал на парковку ближайшей пиццерии, которой по счастливым обстоятельствам была «Папа Джонс» Попов сумел обрисовать сложившуюся ситуацию со всех сторон, услышать из уст друга пару комментариев о его умственных способностях и как минимум десять раз удержать себя от того, чтобы исполнить не коронный, но весьма сильный «хук» с правой. — По сути, вывод тут один: ты придурок, и это факт, — процитировал Антона Сережа, мысленно подмечая, что тот очень хорошо описал Арсения одной фразой ещё в самых первых эфирах «Импровизации». Захлопнув дверцу машины и услышав словно отдавшийся эхом хлопок второй дверцы, он нажал на блокировку и дождался, пока Попов подойдёт нему, чтобы не орать на всю округу. — Ты же понимаешь, что не можешь вечно жить как Ханна Монтана. Либо знакомь жену с Шастом, и живите счастливой жизнью шведской семьи, либо найди уже свою мужественность и останься с кем-нибудь одним, а не прыгай по постелям, как проститутка с Невского. — Тогда уж с Ленинградки, мы же в Москве, — поправил его Арсений, боясь признаться самому себе в том, что ему и правда нужно принять решение. Привести Антона в дом — не вариант. Попов знал отношение его жены к людям нетрадиционной ориентации — к слову, Попов себя к ним не приписывал: то, что у него стоит на одного парня, не значит, что у него стоит на всех — и оно было, мягко говоря, негативным. Он не представлял, чем это может закончиться, особенно после того, как жена неоднократно на полном серьезе ревновала его к Шастуну во время просмотра очередного выпуска «Импровизации». — Да хоть с Варшавки, перфекционист хренов, — иронично добавил Матвиенко, открывая дверь в пиццерию. Чтобы в будущем не возникло никаких проблем, Сережа моментально сменил тему, заливая Арсению что-то про грядущий летом фестиваль «Афиши» в Москве, на котором они, со слов Воли, краем уха услышавшего разговор руководства, должны будут выступить. Пока они выбирали самый отдалённый и безлюдны уголок в заведении, пока со спорами, криками и даже драками выбирали пиццу, пока ждали, когда её принесут, они ни словом не перемолвились о том, о чем говорили в машине. И только тогда, когда официант принёс весь заказ, пожелал приятного аппетита и удалился, Сережа, выудив на вид самый аппетитный кусок — они все были одинаковыми, поэтому Попов не понял, по какому принципу тот его выбрал. Наверное, так же, как Позов в импровизации «На букву» понял, что Полина, у которой оценки в школе «пять, пять, пять…», тупенькая — никак — с остервенением вгрызся в него. — Тебя Машка, что ли, вместе с собой на диету посадила? — усмехнулся Арсений, откусывая от взятого куска. Пицца была настолько вкусной, что он чуть не застонал от удовольствия и взял себе на заметку заказывать её только в сети этой пиццерии. — Ага, тысячу раз, — съязвил с набитым ртом Матвиенко. Прожевав и проглотив пищу, он отпил из чашки крепкий кофе и только после этого вернулся к незаконченному разговору: — В общем, какое шоссе ни назови, тебе в любом случае надо что-то делать. Если какая помощь будет нужна, я всегда на связи, ты знаешь. А теперь давай дружно заткнемся и поедим, — подвёл свою мысль к логическому концу Сережа и откусил ещё один большой кусок. Арсений на секунду благодарно улыбнулся краешком губ, понимая, что друг свернул разговор, чтобы дать ему время переварить, осознать и принять новую информацию. Уж о болтливости Матвиенко даже с набитым ртом он прекрасно осведомлён. Сделав глоток своего капучино, Попов скривился: он так привык к тому кофе, который делает Антон, что непроизвольно сравнивал с ним все остальные, каждый раз признавая, что никакой кофе из «Старбакса» или «Кофешопа» ему не ровня. На этот раз напиток был недостаточно крепким и слишком сладким даже без добавления сахара из принесённых пакетиков. Сделав ещё один глоток, Арсений машинально опустил руку вниз, нащупывая телефон, но вовремя одернул себя: он услышал, если бы ему пришло хоть одно сообщение. А выставлять себя малолетней писюхой, ждущей весточку от своего первого в жизни парня, не хотелось. Ассоциация в голове прозвучала иронично, потому что, по сути, Шастун был его первым и последним парнем. Арсений, вяло поглощая пищу, будучи в задумчивом состоянии, размышлял над словами Матвиенко. Тот был несомненно прав: он не может всю жизнь жить на два фронта. И, конечно же, единственным правильным вариантом было бы сегодня же вечером вернуться в съёмную квартиру к жене и дочке с огромным букетом роз, страстными объятиями и поцелуями и искренними сожалениями. Но Попов впервые задумался о том, как сложилась бы его судьба, не будь у них общего ребёнка. Честно говоря, он женился, только потому что она забеременела от него. Но это не означает того, что он не испытывал к ней никаких чувств. Он был влюблён в неё, он желал её, он хотел оберегать её от невзгод, но все это было так…по-юношески. В свои немалые три десятка лет он совершенно не чувствовал обязательств по отношению к этой женщине. Он не был обязан возвращаться к ужину домой, быть верным, помогать в домашнем хозяйстве, обеспечивать их двоих, точнее уже троих. Но он делал это, неосознанно создавая иллюзию обязательств, которую мог развеять в любой момент. Однако этому моменту не суждено было наступить: Арсений вскоре был окольцован и поставлен перед фактом беременности уже жены. Новый статус совершенно не изменил их отношения: только иллюзия превратилась в реальность, от которой не отмахнуться, но Попов и не хотел. Пока не встретил Антона. Долговязый, неуклюжий и до ужаса тощий паренёк с очаровательной улыбкой и безумно красивыми зелёными глазами вызвал в душе Арсения бурю, которая в одночасье заставила чувства к жене потеснится. Затем у Попова появился ребёнок. Дочка. Малыш, забравший сердце отца. Он не представлял себе жизнь без своего ребёнка, жены, ставшей за долгое время привычной, нужной, и Антона, чей образ с одного взгляда был выжжен у него в груди. Арсений нуждался во всех троих, но, как сказал Сережа, он не Ханна Монтана. *** Арсений вошёл в общую гримерку и тут же наткнулся взглядом на валяющегося на диване и смотрящего какое-то видео на телефоне Антона. В нос моментально ударил острый запах никотина, который говорил о том, что Шастун за практически прошедший день выкурил столько сигарет, что Минздрава, узнай он, хватил бы удар. Очертив внимательным взглядом долговязую фигуру парня, Попов отметил яркие синяки от недосыпа у того под глазами — видимо, Антон после внезапного порыва Арсения поехать домой так и не спал ни утром, ни днём. Попов нахмурился. С одной стороны ему хотелось наорать на парня по поводу отключенного телефона, но с другой стороны, вспомнив голос, пропитанный болью, и потухшие глаза, у Арсения просто не открывался рот, чтобы упрекнуть того в чем-либо. На низком столике рядом стоял включённый ноутбук. Шастун не обратил никакого внимания на вошедшего, будучи в наушниках, и в голове Попова родилась безумная мысль выскользнуть обратно за дверь и зайти немного позже, когда кто-нибудь из парней — желательно, не Поз — уже будет на месте, но он тряхнул головой, отметая её. Мужик он или нет, в конце-то концов? Ну, а если станет совсем невмоготу, то можно будет сбежать под каким-нибудь нелепым предлогом, на подобие «пойду куплю кофе» или «я поссать». Воспользовавшись тем, что Антон его не замечает, Арсений, сложившись пополам прокрался за спинку дивана. Это было весьма сложно, учитывая не слишком-то высокую область для пряток. Прислушавшись, Попов определил по звукам в наушниках, когда наступила тишина — либо закончилось видео, либо наступила немая сцена — и в тот же момент выпрямился во весь рост, громко и резко вскрикнув. Переполошившись, Антон вскрикнул вслед за ним и скатился с дивана на пол, смачно приложившись головой и локтем. Когда парень перевел испуганный, обиженный и злой взгляд на Арсения, тот невинно улыбнулся, приветственно помахав рукой. — Арс, ты че, придурок, что ли? — накинулся на мужчину с обвинениями Антон, поднимаясь с пола и осматривая ушибленный локоть, который ощутимо побаливал. Похоже, ударился нервом. Арсений же, услышав знаменитую фразу Шастуна из самого первого выпуска «Импровизации», усмехнулся. Поняв, что от вчерашней неуютной атмосферы не осталось и следа, Арсений расслабленно плюхнулся на освободившийся диван и закрыл глаза, запрокидывая голову на спинку. Послышалось копошение Антона на полу, а потом место рядом с Поповым прогнулось под весом того. Когда в помещении воцарилась такая тишина, что в ушах неприятно зазвенело, Арсений только открыл рот, чтобы сказать что-нибудь несуразное — «а если скрестить ежа и ужа, то будет полное уежище?» — как почувствовал прикосновение к ноге. Распахнув глаза, Попов посмотрел на хмурого и почему-то сконфуженного Антона. — Ты не ночевал дома, — отвёл взгляд Шастун, отдёргивая руку от мужчины, словно от огня. — С чего ты взял? — Арсений, поняв, что Антон чувствует себя виновным в сложившейся ситуации, поспешил пойти в атаку, чтобы сбить того с толку, а потом убедить, что все в полном порядке. Проследив за многозначительными взглядом парня, он небрежно махнул рукой и закатил рукава бордовой худи на белой молнии. — Я просто давненько не надевал эту кофту — она же у тебя лежала все это время — вот и соскучился по ней. — Ты ей полы у меня мыл, сказав, что эта тряпка отвратительнее любой тёщи в мире, — скептически хмыкнул Шастун, и Арсений признал поражение. — Раскусил. Жена снова мозг пилила. — По поводу? — Все по тому же: считает, что я ей изменяю… — По сути, так и есть, — перебил его Шастун, внезапно заинтересовавшись своими коротко подстриженными ногтями. Его коробило от осознания того, что он практически собственноручно разрушает семью Арсения. -…с одной из фанаток, — невозмутимо закончил предложение Попов, пропустив слова Антона мимо ушей. Когда рот парня открылся в беззвучном «о», а глаза стали больше напоминать двухрублёвые монетки, нежели обычные удивлённые глаза, Арсений согласно замычал. — Во-от, я стоял, наверное, с таким же лицом перед ней. Она совсем с ума сошла: белены объелась, пока в Питере одна была, вот и несёт теперь черте что! — выдохнул мужчина, тряхнув головой. Зарывшись одной рукой в волосы на затылке, он рыкнул: — Черт, как же меня все бесит! Не найдясь с ответом, Антон ободряюще и ненавязчиво похлопал Арсения по плечу и уже собирался убрать руку, как мужчина перехватил ее за кисть, резко потянув на себя. Рывок получился настолько неожиданным, что Шастун навалился всем телом на Попова, выбив из того тихий стон боли. Он закопошился, чтобы отстраниться, но, почувствовав на спине крепкую ладонь, пальцы которой до боли впились в кожу, намекая на то, что ему не стоит совершать задуманное, затих. Уткнувшись носом в шею Арсения, Антон прислушался к звукам за дверью — друзьям не стоит лишний раз видеть их аморальные во всех смыслах отношения. Мало того, что они оба парни, так ещё один из них не только со штампом в паспорте и новорождённым ребёнком на руках, но и живёт на две семьи. — Только ты меня не бесишь, — прошептал Попов, ослабляя хватку, но все также не давая отстраниться. Пусть хоть папарацци, хоть жена нагрянет, он не отпустит Антона. Его худощавое тело было приятно обнимать. Злость испарилась словно по щелчку пальцев, оставив лишь усталость. И Арсений был безумно благодарен парню за то, что тот, может, обижаясь, ревнуя и испытывая боль, молчит и не показывает этого. Одних метаморфоз жены было более чем достаточно. — Когда не ломаешься как восьмиклассница. — Да пошёл ты, — огрызнулся Антон, наслаждаясь объятиями, однако не отвечая на них. — Если только к тебе в задницу, — усмехнулся Попов, спуская руку со спины на названное место. Несильно шлёпнув Шастуна по пятой точке, он отпустил его, позволяя отстранится и удобно устроиться на весьма мягком диване, казавшимся слишком шикарным для гримерки на четверых людей. Прозвучавшие слова задели Антона не хуже, чем смачная пощечина. Вспомнился ночной разговор, нервный и в конец запутавшийся Арсений, его страстные поцелуи, а затем внезапное решение вернуться домой. К семье. То, что происходило между ними уже довольно долгое время, было неправильным, с какой стороны ни посмотри на их «химию». Из-за неё у взрослого мужчины, плакавшего при рождении дочки, рушится семья. Ни Попов, ни его жена, а тем более дочь не заслуживают того, что происходит сейчас: подозрения, ссоры, скандалы, измены. Попов, потрепав Шастуна по волосам, уткнулся в телефон. Не слишком по-питерски, то бишь не интеллигентно, поинтересовавшись в сообщении у Сережи, почему тот опаздывает, он открыл «Инстаграм» и начал бесцельно листать ленту, не особо всматриваясь в опубликованные посты. — Давай расстанемся, — хотел громко и уверенно сказать Антон, но смог только тихо пробормотать себе под нос. Как только слова слетели с губ, он почувствовал, как сердце сковали лапы ледяного страха: он совершенно точно не хотел, чтобы это произошло. — Чего? — не отрываясь от экрана, переспросил Арсений. — Ничего, пойду кофе куплю, — уже громче произнёс Шастун, ретируясь из гримерки. Как только за ним захлопнулась дверь, Арсений откинул телефон и зарылся пальцами в волосы. Он слышал все, что сказал Антон. *** Съёмки тянулись медленно и напряженно. Шутки были не смешными, отношения между импровизаторами настолько натянутыми, что одну и ту же импровизацию приходилось переснимать по несколько раз с разными участниками. Изначальные подопытные, Арсений и Антон, явно чувствовали себя некомфортно рядом друг с другом: эмоции наигранные, движения скованные и дёрганные, взгляд метался по чему и кому угодно, кроме партнёра. Паша ради развлечения собравшихся в зале людей подтрунил актеров: «Как вы можете заметить, наши голубки немного поссорились — не смогли решить, кто кого вечером будет на колени ставить». Зрители рассмеялись, зааплодировали и заулюлюкали понравившейся шутке. Было решено заменить Шастуна на Диму. Не для кого не было секретом, что такой тандем ориентируется на жёсткий, но уморительный стеб друг друга. Но в этот раз парни превзошли самих себя: Позов буквально плевался ядом, а Попов, пару раз пытавшийся сгладить обидные реплики, пошёл у него на поводу, отвечая не менее остро. Если зрителям по началу было смешно, то потом, почувствовав раскалённую атмосферу между участниками, они начали перешептываться и округлять глаза на каждую новую реплику. Казалось, импровизаторы были готовы вцепиться друг другу в глотки. Поменяв участников в третий раз — на сцену вышел Сережа вместо Арсения — результат не стал лучше: заведённый Дима буквально поливал грязью героя, которого играл Матвиенко. Когда тот уже настроился дать отпор, Паша приостановил съёмки, с нервным смешком сказав залу, что актёры бухи и накурены вусмерть. — Это что за «кривое зеркало» вы на сцене устроили? — накинулся на них Воля, как только импровизаторы оказались вне видимости зрителей. — Хотите, чтобы всю вашу труппу распустили к чертям собачьим?! — Паш… — начал было говорить Арсений, будучи дипломатом в их компании — помимо этого он, считай, являлся причиной, по которой все парни до единого не могли работать вместе — но мгновенно закрыл рот, стоило ведущему взглянуть на него. — «Это я во всем виноват», хочешь сказать? — вкрадчиво спросил Паша и обвёл актеров холодным взглядом. — Я и без твоих виноватых глазёнок это знаю. Но не ты один виноват: все сегодня хорошо постарались, чтобы сорвать съёмку, — подойдя к столу, он взял с него закрытую бутылку воды. Немного покрутив её в руках, мужчина открыл её и сделал пару глотков, после чего протянул Антону. — Пей, не бойся — яда пока что не предлагаю, — проследив за тем, чтобы тот отпил немного воды, он кивнул подбородком на стоящего рядом Диму, намекая, чтобы Позов, а затем и все остальные проделали тот же самый ритуал. — Я вам, парни, одну вещь скажу: вы — актёры, и когда вы выходите на сцену, то перед зрителями предстают не Арсений, Дима, Сережа и Антон, а образы, придуманные и созданные вами же. Самый банальный пример — Антон. Что-то я не заметил, что в жизни Шаст добрый и весёлый, эдакий мальчик-зайчик. А на сцене он что-то не пыхтит как паровоз и не размышляет о жизни с лицом кирпичом. Думаю, не надо разъяснять, что проблемы между Арсением и Димой — это проблемы между людьми в жизни, а не персонажами на публике, — увидев, как Матвиенко закатил глаза на сцену под называнием «уроки жизни от короля сухариков Павла В», Воля еле удержался, чтобы не прописать тому затрещину. — Думаете, что у нас в камеди все друг перед другом шляпы снимают да реверансы исполняют, а, Матвиенко? — А что я? — А что ты? — передразнил его Паша и забрал протянутую Поповым практически пустую бутылку воды. — Надеюсь, все всё поняли. Пятиминутная готовность! — громко произнёс Паша, открывая дверь. Когда ведущий улизнул из гримерки, в помещении воцарилась гробовая тишина. Каждый прокручивал в голове услышанные слова и понимал их правильность. Однако глубокая мысль Паши решала только половину проблемы. А решать вторую половину никто не хотел. В конце концов, каждый оказался в ссорах и виноватым, и задетым. — Серёг, — неловко прокашлялся Дима, понимая, что тот совсем недавно просто попал под горячую руку и поэтому оказался незаслуженно облитым грязью. — Ты прости, это… — Да ладно тебе, — перебил его Матвиенко, дружески хлопнув по плечу, — я понимаю, что это все предназначалось нашему Казанове, — кинул он взгляд на нахмурившегося Арсения и невинно развёл руками, мол, ты с этим не согласен? — Просто держи своих лошадей в узде лучше, Кондрат. Прыснув в кулак, Позов оповестил Сережу, что шутка зашла. Уже в следующую секунду в дверь постучали гримёры, а через пару минут съёмки благополучно продолжились. *** Переодевшись в свою и частично Антона одежду, в которой он приехал на студию, Арсений краем глаза заметил свой мобильный между подушками подлокотника и сидения. Хлопнув по лбу, мужчина покоробил себя за забывчивость: если бы случайно не увидел, забыл в гримерке, и остался в таком случае не только без ключей от какой-либо квартиры, но и без связи. Нащупав в кармане джинс бумажник, Попов облегчено выдохнул: хоть здесь память не подвела, и он не оставил его где-нибудь в машине Матвиенко или на скамейке на первом этаже здания, где располагалась студия. Разблокировав телефон, он проверил входящие сообщения — ни одного, как и звонка. У Попова было два варианта, почему жена до сих пор не поинтересовалась, как он без своей машины добрался на работу: либо она все ещё злилась на него и не хотела видеть, либо просто ждала, когда он ей первым позвонит. Решив испытать судьбу, Арсений набрал номер жены. Прозвучал первый длинный гудок, затем второй, третий. На четвёртый звонок сбросился — видимо, она скинула вызов. Вздохнув, мужчина отправил смс, в котором сказал, что переночует у Сережи. Ответ на сообщение пришёл практически моментально. «Я за тебя рада». Рыкнув от злости, мужчина ударил кулаком по низкому столику. — Все в порядке? — моментально раздался обеспокоенный голос Антона чуть поодаль, и Арсений был готов завыть от отчаяния: собственная жена, женщина, с которой у алтаря поклялся жить до конца своих дней, навыдумала себе в голове невесть что, обиделась, а теперь делает вид, будто он ей не муж, а какой-то незнакомец, который ни с того ни с сего подошел к ней на улице и сказал что-то наподобие «а я ходил на выставку кошек», на что она, чтобы отвязаться от странного человека, ответила «я за тебя рада» и свернула за ближайший угол, а Шастун — парень, который, по факту, ему никем не приходится, беспокоится за него несмотря на то, сколько боли ему было причинено. — В полном, не считая того, что мне придётся ночевать у Сереги, вполне возможно помешав его планам на вечер. Антон неловко кашлянул и отвернулся от мужчины, снимая рубашку и натягивая на её место серую толстовку. — Что? — не понял такой реакции Арсений, нахмурившись. — Он уже уехал, — плечи парня мелко тряслись, и Попов понял, что тот зашёлся в беззвучном хохоте. Кинув в него только-только сложёнными брюками и попав точно в затылок, он радостно сжал кулак в победном жесте. — Эй! — Эй! — передразнил его Арсений, еле успев поймать брошенные обратно штаны. Но прилетевшую за ней скомканную рубашку Антона не заметил. Кинув её в её хозяина, он подумал, что этот обстрел одеждой похож на игру в снежки. Почему-то эта мысль показалась ему безумно смешной, и, сложившись пополам, мужчина зашёлся громким смехом. Впавший в ступор из-за непонятного поведения Попова — в принципе, оно никогда не поддавалось какому-либо объяснению: ни логическому, ни адекватному — Антон, недоуменно нахмурившись, бросил в него зажатую в руках рубашку, но вызвал этим действием лишь ещё одну волну смеха. В два шага преодолев разделявшее их расстояние, парень, встав сбоку от Арсения, наклонился вперёд и повернул к нему голову, чтобы увидеть его лицо. Картина, представшая перед его взором, сразила Шастуна наповал: взорвавшись диким хохотом, он согнулся еще больше, упираясь одной рукой в колено, а другой — опираясь на плечо Арсения, чтобы удержать равновесие. Раскрасневшееся, словно варёный рак, лицо Попова, красные от слез глаза, улыбка до ушей, которую тот пытался сдержать — все это создавало настолько комичную картину, что сама Царевна-Несмеяна разразилась бы смехом и сделала Арсения личным скоморохом. В какой момент он оказался на диване с зафиксированными над головой руками, Антон так и не понял. Как только парень открыл рот, чтобы вопросительным тоном позвать Попова, тот, хитро-хитро улыбнувшись, принялся щекотать его свободной рукой. Для удобства и защиты важного органа тела, он уселся ему чуть ниже живота и сжал ногами бёдра, чтобы тот не смог размахивать своими длиннющими конечностями. Разразившись новой волной смеха, Шастун начал извиваться — точнее, пытаться — как змея, пытаясь уйти от щекочущих прикосновений. Дрожащим от смеха голосом он, задыхаясь, выкрикивал нечленораздельные звуки, которые по идее должны были быть словами и предложениями. Только тогда, когда парень заскулил, будучи не в силах терпеть изощрённую пытку, Арсений прекратил его щекотать, но руки так и не отпустил — практически ежедневные уроки танцев в студии дали свои плоды не только относительно пластики и чувства ритма, но и мышечной массы. — Я могу остаться у тебя? — Попов искренне надеялся на положительный ответ. Не то, чтобы Антон когда-нибудь отказывал ему во временном политическом убежище, однако недавно произошедшие события могли негативно отразиться на ответе. То, что до сих пор нерешенная проблема подкосила их общение, было понятно из без доктора наук в области психологии. Не только общение: взаимопонимание, отношения — практически все было на грани распада. — Если только навсегда, — съязвил Шастун, но в его глазах было столько надежды, что Арсений почувствовал укол совести где-то в районе грудной клетки. Неловко дёрнув уголком губ в лёгкой улыбке, мужчина почувствовал себя таким мудаком, каких свет ещё не видел. Он не мог дать того, что хотел парень. Не сейчас. Не, возможно, потом. Даже если он сможет все уладить с женой и убедить её в том, что у него нет никакой любовницы — а о существовании любовника он благоразумно промолчит — даже если все встанет на свои места и будет так же, как раньше, он все равно не сможет дать Антону того, чего тот желает. — Если бы это сегодня было так, я бы спрашивал тебя не в гримерке с одними бумажником и телефоном в кармане, а на пороге твоей квартиры с чемоданом в руке. Поэтому в будущем не удивляйся и молча впусти меня в новый дом, — хмыкнул Попов, стараясь заболтать парня, чтобы сгладить ситуацию. Ему не хотелось снова видеть грустные глаза Шастуна и медленно исчезающую с лица улыбку, не хотелось слышать тоскливого тихого голоса и чувствовать в воздухе ауру боли и одиночества. — Договорились, — закатил глаза парень. Улыбка все же оставила его тонкие губы. — Арс, ты же понимаешь, что нам надо поговорить? Ощутив ледяное дуновение страха, пробежавшее по позвоночнику, Попов невольно ослабил хватку, чем не переметнул воспользоваться Шастун: вырвав руки из захвата, он начал разминать их, изредка кривя губы в гримасе неприятного ощущения. Парень намеренно не смотрел в глаза Арсению, боясь увидеть в них то, что чувствует сам: безумный страх. — У тебя Антох. Поговорим у тебя, — громко сглотнул Попов, слезая с Антона. *** Разговор так и не состоялся. Пока они ехали на такси домой, Антон уткнулся в телефон, с кем-то переписываясь, а Арсений пытался дозвониться до жены, чтобы…чтобы просто дозвониться. Он не хотел просить её пустить его домой, не хотел вымаливать прощения или слушать её извинения. Попов просто хотел с ней поговорить, чтобы она поняла, что ему не все равно, как она живёт, чем занимается и как себя чувствует. Не то, чтобы раньше он не особо интересовался её жизнью, нет, совсем наоборот. Он решил попробовать проявлять чуть больше настойчивости — возможно, лёд растает, и она перестанет его пилить его по поводу и без. Возможно, все встанет на свои места, и Арсений сможет оттянуть принятие решения, на каком стуле остаться, на какое-то время, пока он не будет готов. Было бы неплохо, если бы этот момент вообще никогда не наступил. По лестнице в подъезде они поднимались молча — на дворе была почти ночь — а как только Шастун захлопнул за ними дверь в квартиру, Попов прижал его к стене в коридоре. Никаких разговоров не было. Только горячие, страстные, кружащие голову поцелуи, болезненные укусы и засосы, до синяков сжимающие тело руки, жаркое дыхание в шею, тихие стоны в закусанное плечо, блаженство, доводящее до судорог в пальцах ног, хриплый невнятный шёпот в самое ухо и крепкие, мешающие свободному процессу дыхания, объятия. Уже глубокой ночью, засыпая в объятиях Антона — точнее с оплетёнными вокруг тела его руками и ногами, небрежно раскинутыми во сне — Арсений, бросив на его лицо взгляд, замер, затаив дыхание. В неярком свете ночных фонарей и света из окон дома напротив парень, показался ему настоящим шедевром искусства. Мужчина не был романтиком, но не смог отрицать того, насколько красивым было безмятежное лицо Шастуна во сне. Даже с раскрытым ртом и вырывающимися из него всхрапами. Пару раз смешно причмокнув, парень придвинулся к нему ближе и уткнулся носом в шею. — Только попробуй меня обслюнявить, — предупредил его шепотом Попов, кладя руку Антону между лопаток, прижимая крепче. Все-таки, зима была холодная, а рядом с, пусть и холодным, Антоном было намного теплее. *** Проснувшись от приглушенной трели телефона под диваном, Арсений недовольно поморщился и опустил руку на пол в поисках предмета сотовой связи. Не найдя искомого на ощупь, Попов простонал и открыл глаза. Сев, он оглянулся по сторонам и сразу же заметил, что Антона не было в постели. Нахмурившись, мужчина свесился с дивана в поисках уже замолкшего телефона. Нащупав его в джинсах, Попов достал его и разблокировал. На экране высветилось несколько непрочитанных сообщений от Сережи, жены и Антона. От первого на экране высветились гневные сообщения о подставе, ненормальной женщине, которая по вине Арсения названивала ему в пять часов утра, пытаясь найти своего мужа, который, видимо, не знал о существовании такого вида связи, как сотовый телефон или же не имел представления о том, что на входящие звонки и сообщения можно и даже принято отвечать. Вспомнив о досадном упущении, мужчина выругался сквозь зубы: после того, как стало известно об отбытии Матвиенко со студии раньше, чем он успел у того спросить разрешения остаться на ночь, он забыл сообщить жене о том, что переночует у Антона. Здравствуй, новый скандал. Скривившись, Попов закрыл беседу с Серегой и открыл входящие сообщения от жены. Они не блистали разнообразием или оригинальностью, но все же смогли под конец привести его в шоковое состояние: помимо текста, в котором говорилось об измене Арсения, всём, что она думает по этому поводу и о самом мужчине, было смс, сообщающее о завтрашнем отъезде в Санкт-Петербург жены и дочки. Его же имени или указательного местоимения второго лица единственного числа не значилось. Попов, будучи до сих пор сонным, тряхнул головой, закрывая беседу. В таком состоянии он ещё не был готов выяснять отношения. Решив разобраться со всем позже — отъезд планировался на завтрашний день, а значит времени было ещё предостаточно — Арсений открыл непрочитанные сообщения от Шастуна. Сам факт наличия сообщений от Антона заставил мужчину изрядно поволноваться. Нельзя было, что ли, разбудить и сказать все, что нужно? На крайний случай, оставить записку на холодильнике или где-нибудь на диване. «Ушел в магазин за продуктами. Не разбудил, потому что не смог. Дрыхнешь как медведь во время зимней спячки. А ещё слюни пускаешь, как он. Не, как бульдог. Ты меня ночью облизывал, что ли?!» Уткнувшись лбом в подтянутые к груди колени, накрытые одеялом, Арсений прыснул от смеха. Представив заспанное хмурое лицо Антона, осматривающего себя с мокрым пятном от слюней где-нибудь на плече или груди, а может быть и на спине, его тихое гневное шипение и попытки растолкать виновника, мужчина одновременно умилялся и смеялся. Попов никогда не замечал у себя особой любви к пуску слюней во время сна, однако даже если Антон все выдумал в отместку вчерашней фразе, картина в голове не становилась печальнее. Услышав грохот на кухне, Арсений посмотрел на время, когда сообщение было получено, а затем на то, во сколько он проснулся и прочитал его. Полтора часа разница во времени. Что ж, по всей видимости, это Шастун гремит посудой или своими костями в соседней комнате. Завернувшись в одеяло, Попов безо всякой опаски свесил ноги с дивана, зная, что пол будет тёплым. Вечно мёрзнущий Антон не смог бы терпеть холод каждое утро, день, вечер и ночь в своей комнате. Оставив телефон на смятых простынях, мужчина крадучись вышел из комнаты — благо, никаких дверей в арках не было — и также тихо подобрался к кухне. Осторожно заглянув за угол, он увидел весьма уморительное представление: долговязый и весьма нескладный парень, качая головой в ритм песни, играющей в наушниках, мурлыкал себе под нос отрывки текста и дёргался всем телом в попытках пританцовывать. При всём этом он шаманил над чем-то, имеющим весьма аппетитный запах. Беззвучно засмеявшись, Арсений, зашёл Шастуну за спину и крепко обнял его так, чтобы тот не смог всплеснуть от неожиданности руками и покалечить его или самого себя. Когда мужчина заметил дёрнувшиеся плечи, то был рад, что отказался от мысли не только обнять Антона, но и поцеловать в шею — удар по лицу был бы обеспечен. Выдернув наушники из ушей парня, Попов прижался грудью к его спине крепче. — Я во сне слюни не пускаю, — хмыкнул Арсений, на секунду разжимая руки, чтобы обнять Шастуна уже поперёк живота, давая рукам того свободу действий. Готовить в ограниченном пространстве было явно неудобно. — В отличие от некоторых. Откинув голову на плечо Попову, Антон посмотрел ему в глаза не с самого удобного ракурса. Если до этого сердце быстро билось от страха, то сейчас — от присутствия и действий мужчины. Его горячее после крепкого и долгого сна тело как нельзя лучше согревало подмерзшего долговязого парня. Приняв решение не бить Арсения за порцию утреннего испуга, Шастун поцеловал его в подбородок и вернулся к готовке. — Вообще-то такое всего один раз было! — возмутился Антон, переворачивая сырники другой стороной. — А по рассказам Поза, далеко не один, — ехидно прошептал в шею парня Попов, зная, что тому нечего будет ответить на такой весомый аргумент, доказывающий его правоту. Досадно скривившись, Шастун замолк, мысленно обещая дать Диме пару оплеух, чтобы поменьше трепал языком налево и направо. — Сырники? — задал очевидный вопрос Арсений, оставив влажный поцелуй на шее парня. Слышать молчание совершенно не хотелось. — Да, а ты что-то другое хочешь на завтрак? — напрягся Антон, перекладывая подрумянившиеся сырники в тарелку, где их с распростертыми объятиями приняли их братья и сестры. — Да, — довольно резко отозвался Попов. Выждав сценическую паузу, он довольно чувствительно укусил парня за костлявое плечо, — тебя. Но можно и сырники, если ты будешь к ним в придачу. Заметно расслабившись, Шастун тихо засмеялся, чувствуя облегчение. Вот же, чертов актеришка — умеет потрепать нервы! — Я бы предложил себя вместо кофе, но ты не согласишься, поэтому я буду десертом, который ты получишь, если будешь себя хорошо вести и скушаешь весь завтрак, — сказал Антон голосом мамаши, которая даёт строгий наказ ребёнку. — Я буду самым хорошим мальчиком, — подыграл ему Арсений, обдавая плечо, закрытое тканью футболки, горячим дыханием. Послушно отпустив парня, когда тот дернул плечом, Попов, разлил кофе из турки по чашкам — на этот раз обычным, потому что турка сама по себе была небольшого размера, а значит сварить достаточного количества кофе хотя бы на одно «ведерко» не могла — и уселся на табуретку в ожидании еды. Когда на столе появилась тарелка с сырниками, пахнущими так аппетитно, что живот мужчины зашёлся диким ревом, и ещё две тарелки со столовыми приборами, Арсений накинулся на еду с видом человека, не евшего, как минимум, сутки. Антон же за стол не садился, лазая по ящикам и шкафчикам. Наконец вздохнув, он недовольно потопал из кухни в комнату. — Я сейчас кленовый сироп принесу. Если найду его, конечно, — крикнул из комнаты парень, гремя дверцами шкафов. Медленно прожёвывая кусок второго сырника, чтобы не наесться до появления бутылочки любимого сиропа на столе, Попов услышал пиликание своего телефона, говорящее о новом входящем сообщении. Оставив чтение смс на «потом», он сделал глоток кофе, расплываясь в блаженной улыбке: это именно тот кофе, который он любит больше всего. Все пропорции, удовлетворяющие вкусы Арсения, были учтены и удовлетворены в нем. Услышав шаги в коридоре, мужчина заёрзал на табуретке в предвкушении. Но когда вместо желаемой бутылочки кленового сиропа на стол приземлился его мобильный, Попов нахмурится, чувствуя закручивающийся в животе узел страха. — Поговорим? — напряжённый и печальный голос Антона до боли резанул уши. Нажав длинным пальцем на кнопку блокировки, парень заставил экран телефон ожить и показать оповещение о непрочитанном сообщении с кусочком текста самого смс. «Арс, пожалей не меня, так жену, а…». — Антон, пожалуйста… — Поговорим, — сказал, как отрезал, Шастун, сжимая челюсти так, что на них заиграли желваки. Арсений подумал, что тот в ярости, если бы не видел отчаяние в блестящих от поступающих слез глазах. Мужчина был уверен в том, что всего через несколько десятков минут корабль под названием «Арсений Попов» понесёт потери на палубе. *** Держа в руках горячую чашку с крепким кофе, Арсений хмуро уставился в непонятную картину на стене напротив себя. Обычные неаккуратные брызги красок, которые может сделать любой дурак, даже сам Попов. Вопрос в том, кто будет тратить деньги на покупку холста, красок, кисточек и рамки. Уж точно не Арсений. Он, конечно, был творческим человеком, любил все необычное и непонятное — то, что не каждый способен оценить по достоинству — но художники в попытках быть неординарными, все больше смешиваются с остальными, которые хотят быть такими же особенными. Да и сейчас, откровенно говоря, он не был настроен на обсуждение творчества малоизвестных художников. Услышав звон, он медленно перевел взгляд в сторону мельтешащей девушки, уронившей и разбившей чашку о светлый кафель кафе, который окрасился под осколками в светло-коричневый оттенок разлившегося напитка — скорее всего, капучино. Поджав губы, Попов безвольно повесил голову, закрыв веки. Перед глазами стояли кадры, перевернувшие все внутри с ног на голову. Серьёзный Антон. Лязг положенных столовых приборов на тарелку. Жесткий Антон. Скрежет резко отодвинутого и чуть не опрокинутого стула. Гневный Антон. Удар кулаком по деревянной арке, что при входе на кухню. Печальный Антона. Судорожные объятия до треска футболки по швам. Холодный Антон. Сухой кивок, шаркающие шаги, шелест надеваемой одежды. Притворяющийся, что все в порядке, Антон. Звук разбитой чашки о пол и негромкий хлопок входной двери. — Ты знаешь, что я тебя ненавижу? Арсений вздрогнул, очнувшись от болезненных воспоминаний. Вскинув голову, он посмотрел на беспардонно севшего напротив Сережу и точно также выдернувшего у него кружку из рук и сделавшего пару маленьких глотков. — Ну и гадость этот твой кофе, — скривился Матвиенко, всучивая напиток обратно Попову. — Не могу понять: ты так по мне скучаешь каждый день или решил новую традицию замутить — каждой утро в забегаловках разгребать твоё дерьмо? — приподнял одну бровь Сергей в ожидании ответа на свой вопрос. — Ты знал, что я у Шаста? — Более того, я надеялся, что он увидит смс, — хмыкнул Матвиенко, но все же стыдливо отвёл взгляд. — И мои надежды, судя по всему, оправдались. Со стуком поставив чашку на стол, Арсений вцепился пальцами в заострённые края, подаваясь корпусом вперёд. — Какого хрена?! — прошипел сквозь зубы Попов, разве что не дыша огнем, словно дракон, от злости. — Кто тебя просил это делать?! — схватив Матвиенко за воротник свитера, он дернул его на себя, приковывая настороженные взгляды официантов и немногочисленных посетителей кафе. — Ты, Арс. Ты, твоя жена, Антон. Вы все, блин, просили меня это сделать, -Сергей с огромным усилием оторвал пальцы Попова от ткани. Особого дискомфорта они не причиняли, ведь не душили и не натягивали так, что задний край воротника до боли врезался в шею. Но притягивали слишком много нежелательных взглядов. — Я сам не в восторге, что мне пришлось в твои гейские и негейские дела влезать, ты сам меня вынудил. Я уже говорил, что на двух стульях не усидишь, но ты все равно пытался вернуть все в прежнее русло. Ты сам прекрасно знаешь, что это невозможно. Тебе нужно решение. И сейчас ты можешь его принять, потому что тебя никто не хочет видеть из твоего «любовного треугольника». Опустив голову, Арсений пытался сформулировать правильный ответ не столько для Сережи или своих «баб», сколько для самого себя. Но на ум ничего не приходило. Голова была абсолютно ватная: казалось, кровь в висках, пульсировала так громко — до звона в ушах. Матвиенко делано уставился в телефон, завязывая смс-разговор с первым попавшимся в контактах человеком, чтобы не давить на друга ещё больше. Внезапно до Попова дошла вся картина происходящего: словно кто-то поднял черный занавес, скрывавший самое важное. Арсений понял, что рано или поздно он бы пришёл к идентичной ситуации. Все это время Попов словно смотрел на мир через розовые очки, убеждая себя в том, жизнь Ханны Монтаны ему под силу, да, не такая гладкая, но под силу. Он был зациклен на себе, боясь ощутить боль. Осознание всей серьёзности ситуации так резко навалилось на мужчину, что он в буквальном смысле почувствовал, как голова идёт кругом: все расплывается, крутится, вертится, наслаивается друг на друга. Поставив локти на стол, Арсений спрятал лицо в ладонях, делая глубокий вдох. Достав телефон, Попов набрал номер жены. — Алло, дорогая, я принесу извинения немного позже, хорошо? Я вот, что хотел спросить: давай уедем в Питер? Навсегда, — услышав над ухом кашель подавившегося Сережи, Арсений попытался улыбнутся, но губы лишь дёрнулись в нервной усмешке. — Нет, все будет в порядке. После съёмок буду садиться на первый сапсан и мчаться к тебе. Чуть больше денег будет тратиться на дорогу, но выйдет даже меньше, чем съем квартиры. Давай? Отлично, собирай чемоданы, скоро буду. Положив трубку, Арсений шокировано уставился перед собой в одну точку. Буквально пару секунд назад он принял решение и озвучил его, понимая, что обратного пути не будет. — Арс, ты серьёзно? — потрясённый Матвиенко даже не заметил, как телефон выпал из его рук и упал на пол, получив пару царапин, как минимум. — Вполне. Ты ожидал от меня другого решения? — Попов кивнул подбородком на последствия культурного шока. — Нет, просто… Ничего, — отвёл взгляд Матвиенко. — Сам скажешь Шасту или мне это сделать? — Не надо, мы с ним уже все закончили. Вспомнив насквозь пропитанный болью голос, потухшие глаза, наигранные игривые фразочки, звон разбитой чашки, Попов глубоко вздохнул. Да, они уже все закончили. Внезапно Арсений почувствовал, что ему не хватает воздуха. Со свистом выдохнув сквозь зубы, оно понял, что медленно осознаёт, как прошлое потихоньку трескается, ломается, падает и превращается в пыль: больше не будет страстных поцелуев в гримерке перед выходом на сцену, он не проснётся посреди ночи от того, что холодные конечности Антона самым бессовестным образом греются о его, не будет флирта во время съёмок, когда остальные парни краснеют и скрывают лица в ладонях, притворно смеясь, чтобы не крикнуть на весь зал: «Вы можете хоть одну программу не ворковать между собой?», тело больше по почувствует крепкие, но нежные объятия, руки не пересчитают по тысячному разу все выпирающие кости, глаза не пересекутся с шаловливыми зелёными глазами, затевающих нечто озорное. Больше не будет ничего. И по сути, если выбор должен был принести облегчение и спокойствие, то почему сердце болит и заходится в бешеном ритме? Корабль под названием «Арсений Попов» потерпел потери на судне. *** За окном было спокойно и безветренно. Крупные снежинки плавно, пританцовывая в воздухе в ритме медленного вальса, падали на землю, покрывая ее тонким белоснежным одеялом. Наслаиваясь друг на друга, они создавали одно толстое, ледяное, но безумно красивое, переливающееся под светом фонарей и фар проезжающих машин всеми холодными цветами, одеяло. Арсений, сидя в машине, далеко не в первый и не в последний раз поблагодарил человечество за изобретение печки для обогрева салона автомобиля. Какая бы ни была погода на улице: ветреная или спокойная, если она была зимней, то, стоило ему лишь кинуть взгляд на то, что творилось вокруг, за пределами его машины, как по телу пробегалась дрожь, словно он чувствовал стоящий за окном холод. Как только на светофоре зажегся зелёный свет, Попов почувствовал, как внутри, где-то в районе живота, у него скрутился узел предвкушения, словно у льва, готовящегося к прыжку на свою добычу. В случае Арсения, «добыча» сама вполне могла стать хищником, а вообще, она могла без зазрения совести послать его на все четыре стороны и дать в догонку леща. Вдавив педаль газа в пол, Попов услышал, как рыкнула его машина от слишком резкого старта. Мужчина нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю, желая как можно быстрее уехать от мыслей, которые раньше не давали покоя. Арсений уезжал от старого себя: неуверенного, эгоистичного, трусливого. За прошедшие три дня, когда Попов бросил все и уехал с женой и дочкой в Санкт-Петербург, намереваясь уйти с головой в семейные заботы, в Москве не изменилось ничего: все тот же холод, все те же спешащие куда-то люди, напоминающие упитанных пингвинов в своих пуховиках, шарфах, намотанных до глаз, и громоздких шапках, восьми и девяти бальные пробки на заснеженных дорогах, дурацкий хвостик вместо нормальной причёски на голове у Матвиенко. Только, может быть, единственное, вместо практически ежедневного, обновление в социальной сети «Инстаграм» у Антона. Черно-белая фотография ног в шерстяных носках на фоне включённого телевизора на спортивном канале, показывающем футбол, бутылки пива и открытой пачки чипсов на журнальном столике, на который, к слову, были положены эти самые ноги. Подпись тоже не блистала оригинальностью и яркостью: «Пятница, вечер, футбол» и пару хаштегов с «футболищем» или чем-то вроде того. Арсений помнил, как сейчас, что в эту самую пятницу он ходил с женой в торговый центр. Коляска со спящей дочкой была с ними, и, наверное, только поэтому ссора из-за повышенного внимания к его персоне была довольно короткой и тихой. Ссорой сложившуюся в то время ситуацию мужчина не назвал бы — язык не повернулся. Беспочвенные претензии — это словосочетание намного лучше подходит в данном случае, потому что внимание Попов получил только от двух девочек-подростков, скромно попросивших сфотографироваться с ними и сказавших, что он — самый креативный и смешной импровизатор. Если сравнивать с тем, сколько просьб в день сфотографироваться слышит любой другой известный юморист с телеканала «ТНТ», то Арсений по этим меркам будет считаться безызвестным отбросом. Даже если сравнивать с тем, сколько знаемых его жены останавливают их в день, Попов все равно будет проигрывать. Прошедшие три дня казались Арсению настоящим адом — никакие «Голодные игры» или «Бегущий в лабиринте» не могли сравниться с ними по жестокости проверок и абсурдности. Жена пилила его по любому поводу, словно испытывала иссякающий запас нервов. Сидя за обеденным столом, достал телефон — скандал, поставил фильм на паузу и перезвонил Сереже, бьющему тревогу — скандал, не захотел утром бриться — скандал, захотел утром побриться — скандал. Иной раз Попову казалось, что она намеренно пытается выдворить его из дома таким способом. Забегая вперёд, она-таки смогла это сделать, когда Арсений, еле сдержавшись, чтобы не прописать ей хорошего леща для выбивания дури из головы, а потом ещё одного — для профилактики, спешно собрался, схватил с холодильника список продуктов и ушёл в магазин, а вернувшись домой, обнаружил жену, мило щебечущую по телефону с кем-то, кому обещала прийти через пятнадцать минут в «твоем любимом нижнем белье», потому что он, то есть муж, наконец-то ушёл. Попов помнил, как внутри что-то нагрелось до состояния бурлящего кипятка, а потом резко остыло. С каждой секундой узнавая все новые подробности будущей встречи этого самого «кого-то» с его женой, женщиной, которую он однажды взял в законные жёны, которая родила ему прекрасную дочь — смысл его жизни, он не чувствовал ничего: ни злости, ни боли, ни отчаяния. Словно что-то в голове замкнуло: кто-то нажал на стоп-кран, и все чувства к этой женщине перестали существовать. Единственное, что ощущал Арсений в тот момент — лёгкая досада от сделанного выбора тремя днями ранее. Пришло четкое осознание того, что все это время жена пилила его по поводу и без не потому что действительно в чем-то подозревала, а потому что хотела отвести от себя подозрения. Как говорится, «лучшая защита — это нападение». Невозмутимо поставив пакеты с купленным на стол, Попов на фоне испуганного лица жены и под аккомпанемент тихого заикающегося лепета, начавшегося фразой «Это не то, что ты подумал», успокаивающе похлопал её по плечу, находясь на расстоянии вытянутой руки, разобрал продукты и пошёл в комнату собирать чемодан. Благо, ленивая натура не нашла времени разобрать вещи за минувшие дни — не пришлось долго собираться. Сбросив скорость до двадцати километров в час, Арсений крепко сжал руль, вздыхая и стараясь не отрывать взгляда от дороги: бессонная ночь давала о себе знать расплывающимся взором и закрывающимися глазами. Затормозив на безлюдном пешеходном переходе, мужчина прислонился лбом к рулю, ощущая мелкую дрожь в руках. Как наяву он чувствовал осторожные прикосновения холодных пальцев Антона к лицу, шее, спине, поцелуи потрескавшихся на морозе и от того шершавых губ, пронзительный, будоражащий кровь, взгляд зелёных, словно кошачьих, глаз. И он боялся больше никогда не ощутить этого. Отчётливо помня свою реакцию на факт измены жены, Попов почувствовал дикий страх того, что Шастун мог испытать то же самое — перегореть. Как лампочка. Арсений отдавал себе отчёт в том, что просто психанул, находясь под давлением страха. Но в тот момент, три дня назад, испытав боль, а затем злость от слов Антона, раздражение от поведения жены и настоящий шок от действий лучшего друга, считай, брата, он, не раздумывая, сделал то, что считается в российском обществе «правильным», то, что сделал бы «настоящий» мужчина. «Не разрушай семью», — твердили все наперебой, в том числе и Шастун, упомянув, что не стоит того, чтобы отказываться от «нормальной» жизни с красавицей женой и волшебной дочерью. Однако Антон стоил того. Даже больше: он стоил того, чтобы Арсений в одиночку изменил устоявшиеся порядки в стране. Откровенное недоумение и злость, вызваная непониманием парня, насколько тот важен, значим, зародили в душе Попова сумбур, под влиянием которого он и совершил ошибку. Сначала разбив чашку об пол и сломав ручку входной двери при выходе, а потом уехав с женой в Питер. Выйдя из машины, Арсений заблокировал дверь и навалился на неё боком, высматривая глазами знакомые окна. Вдохнув холодный зимний воздух полной грудью, мужчина поёжился. Свет в окнах не горел, и не удивительно — какой дурак будет не спать в три часа ночи в понедельник? — но Попов все равно разочарованно выдохнул. Достав из багажника чемодан и спортивную сумку, мужчина, чувствуя быстрое сердцебиение в груди, направился к подъезду, доставая ключи. На этот раз вприпрыжку добраться до квартиры под номером «146» ему не удалось. Не дав себе времени на сомнения или раздумья, Арсений вдавил кнопку дверного звонка до хруста в суставах большого пальца. Он уже успел обо всем подумать ранее. Нервно постукивая ногой в ожидании, Попов передернул плечами. В принципе, он представлял, как и в каком русле пройдёт их с Антоном разговор, именно поэтому и нервничал. Не первый год находясь в шоу-бизнесе, Арсений имел опыт в общении с разными людьми, и ему практически ежедневно приходилось с вежливой улыбкой на лице незаметно давить на людей так, чтобы обеспечить себе место под солнцем. Однако в этот раз задачей являлось не продавить оппонента под себя, а переубедить, добиться прощения и попытаться вернуть утерянное доверие. Когда замок громко брякнул в тишине сонного подъездного царства, Попов вздрогнул, крепко сжимая ручку чемодана. И как только двери распахнулась, представляя взору мужчины заспанного, опухшего и обросшего лёгкой щетиной Антона, Арсений почувствовал, как сердце заходится в бешеном ритме. — Я могу остаться у тебя? — нервно улыбнулся Попов и прокашлялся, чтобы избавиться от хрипотцы в голосе. Хмурый и совершенно сбитый с толку Шастун молча хлопал ресницами, но затем увидел в руках Арсения чемодан и дорожную сумку, явно наполненные вещами, и его губы тронула плохо скрываемая счастливая улыбка. — Если только навсегда. Попов многозначительно поправил на плече сумку и сделал осторожный шаг по направлению к двери, не отрывая взгляда от поблескивающих глаз Антона. Вернуть потерянное доверие будет непросто, даже несмотря на то, что тот пошёл ему навстречу. Но это совершенно не пугало Арсения: он был готов завоевывать Шастуна столько, сколько потребуется. Корабль под названием «Арсений Попов», пусть и потерпев потери, нашёл своё пристанище в бухте под именем «Антон Шастун». Забегая вперёд, вскоре на палубу корабля, навсегда осевшего в бухте, прибыл юный матрос в маленьком розовом в белую полосочку платье.