Чудеса случаются

В полдень, как почти всегда в это время суток, парк утопал в солнечном свете и громких, веселых детских криках. Несмотря на лежащий снег, погода в декабре стояла очень яркая и солнечная. Джаред сидел на скамье у небольшого озера, в котором в остальное, более теплое время года, неизменно плавали лебеди, и пытался сильнее закутаться в пальто, поправляя шарф на шее. Несмотря на обманчивые яркие лучи, было холодно, поднимающийся порывистый ветер заставлял ежиться и прятаться в одежду. Каждую субботу, он приходил на это место, и смотрел — в нескольких метрах от него, полностью погруженный в свои мысли, стоял молодой художник со своим неизменным мольбертом и рисовал. Он появлялся ранним утром и, погружаясь в свою работу, мог пробыть в парке до позднего вечера. Джаред любовался не столько окружающей красотой природы, царившей в этом месте, а сколько тем, кто старался на холсте передать волшебство и магию того, что его окружало. Для Джареда, этот парк и правда был волшебным. Но каждый год, именно в это время — двадцать пятого декабря, в его особенный день, приходя сюда, он вспоминал: смотрел на рисующего парня, сосредоточенного, утонувшего в своих эмоциях, и перебирал в памяти каждую мелочь событий трехлетней давности, восстанавливая снова и снова каждую деталь, не забывая не единой мелочи, пытаясь не упустить, снова испытать то будоражащее ощущение чего-то нового и очень важного, светлого и чистого. Что было бы, не потеряй он тогда работу? Что было бы, не приди он сюда в полном раздрае по дороге из уже бывшего офиса, чтобы хоть как-то успокоить нервозность и перевести дыхание. В тот день стояла такая же погода — все тонуло в солнце, дети носились у маленького озера под чутким присмотрим нянь и родителей, молодые пары прогуливались вдоль аллеи, улыбаясь и держась за руки, и только редкие одинокие посетители, как и Джей, сидели молча на лавочках, погруженные в свои мысли. Джаред сел на ту же скамью, на которой сидел сейчас, и попытался просто отвлечься от накатившей злости и медленно наваливающейся апатии. Он бездумно наблюдал за весельем вокруг, за снующими влюбленными, детьми и взрослыми, не заостряя внимания ни на чем и ни на ком, безразлично, будто глядя на какой то фон вокруг себя. Его взгляд внезапно зацепился за одинокую мужскую фигуру у самого края воды рядом с мольбертом. Солнечные лучи играли в светлых волосах и на лице, подчеркивая отблесками его яркую внешность, которая моментально бросилась в глаза, но тут парень неожиданно оторвал взгляд от холста и посмотрел в сторону Джареда, точнее, словно куда-то сквозь него. Возможно, он просто увидел что-то, что привлекло его внимание, но Джаред в тот момент понял, что эти глаза он не забудет никогда. Невероятно зеленые, яркие и кричащие безысходностью и болью. Один пойманный взгляд, моментально сменившийся пустотой и холодностью, поразил Джареда, как удар молнии. Он никогда не придавал значения поговорке о зеркале души и, прочей, по его мнению, ерунде о глазах, и их даре передавать человеческие эмоции, но сейчас то, что он смог уловить, выбило почву у него из под ног. Никогда и нигде он не видел такое сосредоточение скорби и боли, и хоть это длилось всего миг, этого хватило, чтобы надолго лишить Джареда сна и покоя. Он начал приходить в парк каждый день, напрочь забыв и о скором судебном заседании по поводу развода, и о поисках работы, и о прочих, собственных неприятностях. Ему казалось, что что бы не происходило у него в жизни, это было лишь легким отголоском той всепоглощающей вселенской тоски, увиденной им в зеленых глазах художника, так ударившей по нему в тот памятный день, когда он впервые пришел в этот парк на окраине города, полностью погрузившись в свои переживания. Почему и как зацепил его этот красивый парень, Джаред даже не разбирался. Он просто приходил и смотрел, не решаясь подойти и заговорить. А тот, будто находился глубоко в себе, в своем творении, и не замечал никого рядом. Но верить в поговорки и, даже в чудеса, Джаред начал двадцать пятого декабря. Одинокий день и, предположительно, такой же ненасыщенный событиями предстоящий вечер в гордом одиночестве, не радовал своей предсказуемой серостью, и ноги снова привели его в парк. Парень был на своем месте и просто сидел. Джаред застопорился на мгновение, но, взяв себя в руки, подошел к своей уже любимой скамейке и сел. В этот день было на удивление людно, обычно в Сочельник все были заняты приготовлениями праздничного Рождественского ужина со своими семьями, да и, одинокие люди в этом городе, по его наблюдениям, не любили выходить куда-то в праздники. Внезапно поднялся сильный ветер, парень, сорвавшись с бордюра у воды, на котором сидел, подскочил к своему мольберту, но резкий порыв уже подхватил несколько листов и закружил в воздухе. Джей сорвался с места и начал ловить крутящуюся в воздухе бумагу. Он таки сумел схватить один из рисунков, но тут его что-то словно кольнуло, заставив повернуть голову и глянуть на парня. Тот уже не пытаясь спасти витающую над головой бумагу просто стоял и смотрел в упор на Джареда, как-то заметно бледнея. Джаред сжал пальцами лист и опустил глаза. С пойманного им рисунка на него смотрел он сам. Падалеки нервно сглотнул и проморгался. Что за наваждение? Этого просто не могло быть. Но на работе парня был изображен именно он — сидящий на скамье, немного задумчивый и мрачный. Рисунок был, практически, как фото, настолько тщательно была прорисована каждая деталь его внешности и, сквозившая в образе глубина — именно такие рисунки называют живыми. Джаред снова проглотил собравшийся в горле комок и с трудом оторвав взгляд от бумаги в дрожащих пальцах, глянул на полностью бледного парня, застывшего в полуметре от него. — Это — твое, — Джаред на каком-то автопилоте подошел к нему и показал лист. Художник медленно протянул руку и коснулся его пальцев своими — скорее, случайно, чем намеренно, но это касание, несмелое и еле ощутимое, заставило Джареда вздрогнуть всем телом, пальцы разжались и лист бумаги снова подхватил еще один порыв ветра. Джаред смотрел на своего визави, не в силах пошевелиться или что-то сказать. Тот, казалось, тоже превратился в мраморное изваяние и, не отрываясь, всматривался в глаза Джареду. — Холодно. Может, ты хочешь горячего шоколада, или может эгг-ног? Эти слова разорвали царящую в парке тишину, как выстрел. Голос художника был глубоким и бархатным, его губ коснулась легкая улыбка. Джаред чуть не рассмеялся от накатившего облегчения. — Да, это было бы прекрасно, — так же тихо отозвался он. Так, Джаред Падалеки начал верить в Рождественские чудеса и поговорки. Ничего не случается просто так. Не просто так, он именно в тот день потерял работу и дорога привела его именно в это место. Не просто так, его когда-то любимый муж подал на развод, упрекая Джареда в вечной занятости и невнимании, оправдывая этим собственные измены. Не просто так, год назад Дженсен Эклз — уличный художник, потеряв любимого человека в страшной аварии и с трудом выжив сам, пошёл на поводу у близкой подруги и, таки решился на визит к психоаналитику, который посоветовал ему заняться чем-то, что приносит хоть долю удовольствия и помогает расслабиться. И, не зря, все та же подруга, вручила Дженсену кисти и мольберт, помня о его юношеском увлечении рисованием, которое он благополучно забросил, найдя работу в инженерной компании. И уж точно, не просто так, из всех шестнадцати парков этого города, дорога привела его именно в этот, в поисках пейзажа и идей для его работ. Каждый из них пришел сюда, пытаясь сбросить свой груз и отвлечься. Не потерять себя и не утонуть в собственных проблемах и бедах. И, вряд ли, хоть один из них думал, что недавние мысли, терзающие душу и не дающие спокойно спать, обернутся ничем, станут лишь эхом фантомной боли, из-за одного случайного порыва ветра. — Дженсен, эй, ты где? Дженсен, погруженный в свои воспоминания, немного вздрогнул и оторвал взгляд от ряби на воде, на которую, как ему казалось, он смотрел, хотя и видел сейчас лишь яркие картинки трехлетней давности. — Оу, я задумался, Джаред, прости. Ты закончил? — улыбаясь и вставая, тихо спросил он. — Да, можно собираться. Сегодня Сочельник, а я хочу успеть еще испечь тебе яблочный пирог. Дженсен широко улыбнулся и кивнул. Джаред принял у него из рук сложенный мольберт и набор кистей. — Ты помнишь как это было? — пристально глядя на Джареда, как и в тот памятный день, вдруг спросил Дженсен. — Я никогда этого не забуду, — искренне и сразу ответил Джаред, наклоняясь к его лицу. — Жаль, что мы не можем его повторить — тот день. Он ведь был особенным, Джаред, наполненным магией, ты помнишь? — страстно, с каким-то внутренним упоением прошептал он Джареду в губы. – Он подарил мне тебя и — надежду. – Наверное, это и есть самое большое волшебство — найти главного человека в своей жизни. Теперь я знаю — ты и есть, мое личное чудо, — в тон Дженсену, отозвался Джаред и коснулся его губ. – Пошли домой. И правда — становится очень холодно, — Дженсен выпрямился, поправил шарф на шее мужа, перехватил его за талию и они двинулись на выход, из своего особенного, волшебного места, подарившего им надежду и друг друга, в свой маленький и не менее, наполненный чудесами дом. Теми чудесами, которые они уже сами творили друг для друга.