Мой.

«Дорогой дневник. Я не верила, что когда-нибудь напишу это, но… мой плен официально закончен. Сегодня последний день, который я должна провести рядом с этим человеком, и, если в жизни есть хоть немного справедливости, за это время он меня не убьет. Сегодня мое последнее утро в этом доме. А это значит, что в тебе больше не будет ни одной моей записи. Спасибо, что помог мне пережить этот ад. Спасибо, что был хорошим другом. Прощай.» - руки Елены дрожат, она крепче сжимает старый, немного пыльный блокнот, а строчки сливаются, от застилающих глаза слез. - Елена… - в комнату входит Кэролайн и застывает, испуганно глядя на нее, - ты..? - Я все знаю, Кэр, - девушка поднимает на нее свои огромные заплаканные глаза, - я прочитала. - А… - Почему вы не говорили мне? - Рейна… - Кэролайн неуверенно облизывает губы, - она не хотела. - Да, но… она не единственный участник этой истории..! – Елена разводит руками, и вдруг замирает, - теперь это уже неважно. Они стоят, молча глядя перед собой, и ни одна из них не решается нарушить тишину. Этот дом. Дом, где Елена выросла. Дом, ради которого Рейна однажды оказалась в плену. Дом, который, практически, пустовал на протяжении почти двенадцати лет. Смешно. Он стоил таких чудовищный, таких нечеловеческих жертв. Ради чего? Елена уехала в колледж и вышла замуж, Рейна почти всегда была в экспедициях или поездках. Она редко возвращалась в Мистик-Фолс, а, если и возвращалась, то так ненадолго, что ее пребывания здесь оказывалось, явно, мало для того, чтобы дом снова успевал стать живым. - Там… - Кэролайн нерешительно подает голос, - Мэтт приехал. - Хорошо, - Елена неуверенно кивает в ответ, - я пойду поздороваюсь. Она осторожно кладет дневник обратно в довольно большую картонную коробку с вещами, которую сняли с чердака, разыскивая старые фотографии для… у нее не было сил сникать, для чего они были нужны. На дрожащих ногах она выходит из своей старой комнаты и на секунду замирает рядом с дверью в спальню сестры. Она очень хочет войти, но почему-то у нее не находится сил. Там ничего не изменилось. Она твердо знает это. Не изменилось хотя бы потому, что некому было все это менять. Рейна уезжала, каждый раз собираясь вернуться. Сама Елена уже очень давно здесь не была, а их мама… Джон… было дико признавать, но она не вспоминала про них до тех пор, пока Лиз не произнесла вслух, что, скорее всего, им нужно хотя бы попробовать позвонить. Кажется, Лиз пробовала сама. Или Кэролайн. Елена точно не знала. Но сама она этого однозначно не делала. Кажется, они сказали, что постараются приехать. Но на то получилось ли это у них, ей было плевать. *** В ее спальне, действительно, ничего не изменилось. Все осталось таким, как он помнил, и Деймон жмурится, увидев на краю кровати все того же плюшевого медведя. Мисс Обнимашка, или как там его..? к горлу подступает ком, он неуверенно подходит ближе и осторожно берет медведя в руки. От него пахнет ей. Рейной. Теми воспоминаниями. Той ночью… - Прости, я не знала, что ты здесь… - вошедшая Кэролайн вздрагивает и замирает на месте, пристально глядя на его широкую спину в черном траурном смокинге, - ты… как ты? - Спасибо, - Деймон слабо кивает в ответ, аккуратно сажает медведя на прежнее место и медленно поворачивается к ней, - все в порядке, стараюсь поддерживать Елену, и… - Деймон, я знаю про тебя и Рейну, - Кэролайн ловит его взгляд, - и всегда знала. Поэтому спрошу еще раз. Как ты? - Все в порядке, - его голос становится очень тихим и, практически, неузнаваемым, - если ты все знаешь, то… ты знаешь и то, что это было всего один раз, двенадцать лет назад. Та ночь прошла и ничего не осталось. Ни-че-го… я женился. Она вышла замуж. У меня родились дети, - Деймон часто моргает и еле заметно хмурится, пристально глядя Кэролайн в глаза, - она никогда не хотела детей. - Да, - Кэролайн едва заметно кивает, а в ушах вдруг начинает шуметь, причем с такой силой, что она едва не теряет сознание от этого шума, - не хотела. Ты прав, Деймон, - она силится взять себя в руки, - это была всего одна ночь двенадцать лет назад. И она прошла. И ничего не осталось, - на ее глазах блестят слезы, - у тебя прекрасные дети, Деймон. - Спасибо, - он едва заметно улыбается в ответ. - Пожалуйста. *** - Спасибо, что приехал, - Елена обнимает Мэтта, и тот закусывает губу, чтобы не заплакать. - Я не мог не приехать… Голос хриплый. Да и сам он какой-то очень… постаревший. Елена видела его в прошлый раз больше трех лет назад, и за это время он как-то противоестественно сильно изменился. - Как твои дела? – Елена вытирает, выступившие слезы, и пристально смотрит на него, - слышала, снова женился? - Да… - он коротко кивает в ответ, - два месяца назад… если б я знал… - Мэтт… - Елена слабо качает головой и осторожно касается пальцами его щеки, - ты не знал. Никто не знал. И никто не мог знать. - Если бы не все это… - Мэтт потерянно смотрит куда-то сквозь нее, - я бы поехал с ней. Я должен был поехать с ней!!! - Нет, не должен. Вы развелись почти три года назад. Жизнь идет, Мэтт. Она не закончилась. Моя сестра… она… - Елена медленно облизывает губы и с удивлением замечает, что они все соленые от предательских слез, - ты бы не спас ее. Даже, если бы очень захотел. Она всегда делала только то, что хотела. Даже, если бы ты был там с ней. Что бы ты сделал? - Я бы не пустил ее на тот спуск..! - Мэтт… Когда два дня назад Елена услышала в трубке едва различимый, бесцветный и неживой голос Лиз, в первый момент, она не поверила. Не поверила тому, что услышала, не поверила, что… не поверила, что ее сестры больше нет. Ее новое увлечение – скалолазание… Елена почему-то всегда в тайне знала, что именно оно, в итоге, и закончится для Рейны очень и очень плохо. Она была в Индии. Сорвалась со скалы. Тело пришло в США уже в закрытом гробу. Слезы снова застилают глаза, и Елена жмурится, безуспешно пытаясь справиться с ними. Она прекрасно знает, что сейчас сказала Мэтту чистую правду. Убедить Рейну не делать то, чего ей бы хотелось, не был способен ни один человек на Земле. Это был несчастный случай. Никто не смог бы ее спасти. Но почему-то от этого было не менее больно. *** - Ты ведь узнал меня, - Сибил в упор смотрит на Деймона, и он вздыхает, осторожно прикрывая за собой дверь. - Узнал. - Еще тогда. На дне рождении Рейны. - Да. Они молча стоят друг напротив друга и оба пытаются прислушаться к своим чувствам. Она не знает, почему он скорбит о ее сестре. Для нее их связи и любви нет и никогда не было. Она не знала, что муж одной ее «обожаемой» сестренки, на самом деле, все эти годы любил другую. Но он даже не видел ее последние несколько лет. Рейна была в экспедиции и не смогла приехать на крестины их с Еленой дочери Дианы. Она вообще ни разу не видела их дочь. Осознание этого неожиданно заставляет Деймон вздрогнуть. О чем он скорбит? О ком он скорбит? О ком всю ночь так горько плакала его Елена? Она тоже не видела сестру очень и очень давно. Даже ненормальная Викки была им гораздо ближе. Сейчас перед ним стояла Сибил. И, чтобы там Елена не говорила и не думала, это тоже ее сестра. И сейчас вдруг приходит понимание, что Рейна давно уже была ничуть не роднее ее. Обе сестры стали для его жены абсолютно чужими, а для него… наверное, он бы хотел разлюбить. - Почему ты ничего не сказал? – взгляд Сибил прожигает его насквозь. - Это меня не касалось, - Деймон морщится, пожимая плечами, - ты же сама не захотела им рассказать. - О чем? – она нервно усмехается, - о чем тут рассказывать, Деймон? О том, что мама бросила меня, а потом, спустя кучу лет, разыскала и продала этому вашему Маркосу за выкуп дома по закладной? О, да… это была бы просто шикарная история! - Слушай, - Деймон подходит ближе и хмурится, внимательно глядя на ее гладкое, покрытое ровным слоем косметики лицо, - хотя бы сейчас, спустя столько лет, можешь ответить? На хрена ты тогда переспала с Джоном? - Хотела отомстить за свою поломанную жизнь, - беззаботно отзывается Сибил, - сколько мне было, когда мы с тобой познакомились? Шестнадцать? Хотя нет, подожди… Деймон, мне было пятнадцать! Пятнадцать лет! Я попала к этому… человеку… и, если ты думаешь, что он заплетал мне косички и водил есть мороженное в Баскин Роббинс, то ты жестоко ошибаешься. Я с пятнадцати лет была разменной монетой из-за того, что моя полоумная мамаша видите ли любила этого азартного идиота! Пятнадцать лет, Деймон! Я была совсем ребенком! Танцевальное шоу, позже огромная школа хореографии… я прекрасно понимаю, все это у меня есть исключительно благодаря Маркосу, но… черт… пятнадцать лет. Почему я ничего не рассказывала Елене и Рейне? Рейна так упивалась этой своей жертвой… и, если честно, мне было очень противно на все это смотреть. Она провела год с Клаусом, я всю жизнь живу с Маркосом, и только у Елены из нас троих, видимо, оказались мозги. Зачем я переспала с Джоном? Хотела, причинить боль. - Кому? – Деймон в упор смотрит на нее, - в итоге, пострадали все, но кому конкретно ты хотела, чтобы было больно? Рейне? Изабель? Всем? - Не мне одной. *** Говорят, любовь живет три года, - Деймон чуть наклоняется к микрофону, а Кэролайн, сидящая в зале и, крепко сжимающая ледяную руку Елены, вдруг замирает, не моргая, и, кажется, не дыша, - мне кажется, это говорят те, кто никогда по-настоящему не любил, - на глазах Кэролайн появляются слезы, и на секунду ей кажется, что она чувствует нервный, тяжелый, практически, материальный взгляд Клауса, - те, кто никогда не лежал ночью на полу по среди комнаты и не выл от боли, потому что остался один. Вот они. Все. Елена, Кэролайн, Мэтт, Стефан, Клаус вместе с Хейли, Сибил… они все сидят на узких длинных скамьях в небольшой старой церкви посреди Мистик-Фолс и, не отрываясь, смотрят на Деймона. И каждый думает. О чем? О том, сколько лет прожила его любовь? Да и, жила ли она когда-то? О том, как часто каждый из них оказывался на полу посреди комнаты? О том, каково это, выть от боли? Знают ли они это? Знают. Каждый знает. Даже самый счастливый человек на Земле хотя бы однажды оказывался «посреди комнаты». Потому что остался один. - И эта боль гораздо страшнее физической, - Деймон сверкает глазами, и на мгновение ему кажется, что с его души наконец-то сняли огромный многопудовый камень, потому что сейчас он, словно, признается в том, что так чудовищно тяготило его все эти годы, - потому что утром она не пройдет, она станет ещё сильней, - на несколько секунд повисает молчание и отчетливо слышен каждый стук сердца, каждый вздох, каждое, сбившееся, дыхание, - но лучше умереть от любви, чем жить так и не узнав, ради чего ты просыпаешься по утрам. Деймон замолкает, коротко кивнув и ловит потерянный, уставший, совершенно измученный взгляд Елены. У нее на глазах слезы, и на секунду Деймон замирает, пытаясь понять: от чего они? Боль от потери сестры, или… она догадалась? *** - Как ты? – Елена чуть оборачивается, услышав тихий и немного хриплый, но от того, не менее, знакомый, любимый и родной голос мужа. - Все в порядке, - она едва заметно улыбается ему, - спасибо, что ты рядом. Тонкие, чуть дрожащие пальцы осторожно трогают свежую надпись, высеченную на большом грубоватом могильном камне. Рейна Круз. - Елена, я… - Деймон шумно вдыхает, набирая в легкие побольше воздуха, - я должен кое-что тебе рассказать. - Не надо, - Елена переводит на него свои огромные карие глаза, и он жмурится, чтобы не сбиться, отвлекаясь на них. - Нет, надо. Елена, тогда перед нашей свадьбой… перед тем, как сделать тебе предложение… я не собирался просить тебя выйти за меня тогда. Я собирался расстаться с тобой. Не потому что изменил тебе. А потому что той, с кем я тебе изменил, была Рейна. Он снова ловит ее взгляд, и какое-то время молчит с ужасом ожидая ее реакции. Но ее нет. Ничего. Ни боли, ни разочарования… - Елена, я… - он шагает к ней и осторожно касается ее руки, - я любил ее… вернее… я думал тогда, что любил… думал так все это время, но на самом деле, сейчас понимаю, что это ты была рядом на протяжении двенадцати лет. Ты поддерживала меня, ты верила в меня. Ты родила мне детей. Ты стала моим лучшим другом. Ты помогла мне стать мужчиной. Настоящим. Сильным. Только ты смогла изменить ту тряпку, в которую превратила меня Энди. Никто кроме тебя не смог бы. Я редко говорю тебе это, но… я люблю тебя. И, сейчас, рассказав тебе обо всем, я понял, что, на самом деле, все это время, я, действительно, любил тебя. Тебя и никого больше. - Деймон, я… - Елена, наконец-то подает голос, - я знала, - он вдруг становится мертвецки бледным, а она еле заметно улыбается в ответ, - я все знала с самого начала. Примерно с того момента, как ты признался в измене. Ты пообещал мне, что не предашь меня, если я стану твоей женой. И ты ни разу не предал. А об этой истории мы решили забыть. И мне плевать, с кем была та измена. С Рейной, или… с кем-то еще. Не было никакого измены, Деймон, слышишь? – она пристально смотрит на него, - не было. - Я люблю тебя, - Деймон наклоняется к ней и осторожно целует в губы, - я очень тебя люблю, Елена. - Я знаю. *** Деймон протягивает руку, помогая Елене спуститься с пологих, немного поломанных от времени широких ступеней у выхода с кладбища, а она оборачивается, сосредоточенно следя за сыновьями, которые ведут за руки свою маленькую двухлетнюю сестру. Кажется, что в трауре весь город. Черная одежда, заплаканные лица. - Мам, а я видел тетю Рейну? - Видел, Дориан. Но ты был маленьким. - Почему она так редко приезжала к нам? - Она очень много работала, сын. Черный траурный кадиллак останавливается прямо напротив, и водитель, поспешно вышедший, со своего места, распахивает перед ними дверь заднего сидения. Дети забираются внутрь, Деймон пропускает Елену вперед, садится следом и передвигается на соседний кожаный диванчик, уступая жене ее любимое место у окна. Машина трогается, Елена прислоняется лбом к прохладному, чуть затемненному стеклу, и вздрагивает, в последний момент уловив за поднимающемся стеклом водительского окна, припаркованной рядом машины, темный женский силуэт в черном платке и огромных темных очках. Когда траурная процессия подъехала к кладбищу, эта машина уже стояла. И двинулась с места только, когда от входа отъехал черный кадиллак. Кадиллак, увозящий Деймона, Елену и их детей.