плацебо

Скрипнула входная дверь. Навстречу Чонгуку побежала русская голубая, требуя хоть немного ласки. Он отпихнул ногой животное в сторону, закрыл дверь и принялся раскладывать покупки из продуктового магазина. Молоко. Еще молоко. Кофе. Банка пива. Еще банка пива. Третья банка пива. И все. Так и живем. Поправив криво висящую на стене фотографию и подхватив на руки Блу (ту самую русскую голубую), Чонгук плюхнулся на диван в гостиной и тяжело вздохнул. Кошка все пыталась залезть на парня, царапая его нежную кожу, но, судя по всему, ему было все равно. Он просто сидел и смотрел в потолок. Чонгук устал. Чонгуку надоело. Надоело все. Особенно люди. Бегают вокруг, копошатся, пресмыкаются, пытаются строить из себя что-то, а его это бесит. А кого бы не бесило. Сейчас Чонгуку трудно держаться на плаву. Мысли мешают. Иногда кажется, что мысли на мух похожи. Особенно если одна из них залезет в ухо и яйца отложит. Тогда уж несдобровать. Верная погибель, если не на что отвлечься, но у него хоть кошка есть, спасает временами. Раньше Чонгук таким не был, пока Юнги ему не сказал: - Да ты жизни не знаешь. И Чонгуку до жути захотелось узнать, что такое жизнь, но он забыл, что она очень часто больно делает. До этого он будто в коконе жил, вокруг дымка какая-то, приятные запахи, пушинки на ресницах и сладкий сон, но потом его взяли и бросили в холодную воду, и все конечности сводить начало, а он бултыхается и вздохнуть не может. У многих людей жизнь делится на две части: до и после какого-то события. У Чонгука жизнь делилась на до и после Юнги. Юнги сильно грустил, много ругался и много курил, а в один день взял и наглотался таблеток. Заснул в ванной и больше никогда не проснулся. И Чонгук был бы совсем не против заснуть вместе с ним, потому что жизнь после оказалась невыносимой. Юнги все время твердил про то, какой он неправильный и какой он бракованный, про то, что жизнь ему осточертела и что на людей смотреть уже тошно, но он все также продолжал читать рэп и любить Чонгука. - Я из-за тебя веду себя как последний дурак. - Влюбленный дурак? – хихикнул Чонгук. - Оставлю этот вопрос без ответа. – сказал рэпер и отвернулся к окну. Чонгук улыбнулся, потому что он знает, что Юнги сейчас тоже улыбается. - Я вижу твое отражение в окне. Ты улыбаешься. - Там забавная собака пробежала. – он заулыбался еще шире. В такие моменты Мин Юнги благодарил Бога за этого ребенка. Ну, или не Бога. Вселенную? Высший разум? Судьбу? Все равно. Он знал, что в нем росло что-то черное и масляное, что-то, что медленно пожирало его изнутри. Это что-то временами начинало кипеть, обжигая его самого и окружающих его людей. И Юнги ненавидел это «что-то», но не мог ничего с ним поделать. Он был болен. Он хотел вылечиться. Он думал, что Чонгук – его лекарство, но оказалось, что эта болезнь неизлечима. Она даже заразна. Чонгук тоже знал, что с Юнги не все в порядке, и он пытался стать той самой «таблеткой счастья», но на деле эта таблетка оказалась простым плацебо. Он был бы не против снова одернуть старшего, когда тот бы полез за очередной сигаретой. Он вызвался бы первым снова забирать вдрызг пьяного Мина домой. Он был бы только за, если бы Мин Юнги был просто рядом. Рядом. Вот здесь. Вместо этой кошки. Все равно собаки лучше. Собаки преданнее, кошкам главное, чтобы было что поесть и где поспать, а собаки до жути любвеобильные. - Ты только и умеешь, что царапать и делать больно. – он откинул Блу в сторону и упал лицом в подушку. – Ты мне не нужна. Уходи. Никто не нужен. Дайте мне просто лечь и умереть здесь. Давайте я задохнусь сейчас, и всем будет намного легче. Но он знал, что никому не будет легче. Он понимал, что поступит так, как поступил со всеми Юнги. Часто ему казалось, что Юнги – предатель. Чонгук понимал, что это говорит в нем эгоизм, но, черт, как он мог взять и бросить его тут. Одного. Взять и бросить. Бросить и передать эту заразу. Это отвратительно. И нечестно. - Это совсем не смешно! – раздраженно сказал Чонгук, оттирая с новой белой футболки пролитый кофе. - А я и не смеюсь. – улыбнулся Юнги. И почему-то обоим захотелось смеяться. Он бы еще сто раз на себя кофе пролил. И сто раз бы споткнулся. Тысячу раз бы взял его за руку и миллион раз бы посмотрел в глаза. Слишком много «бы», которых уже никогда не будет. - Мин Юнги, ты, блять, чертов предатель. А Мин Юнги спит. И Мин Юнги не слышит. Когда Мин Юнги глотал эти таблетки, он уже знал, что он, блять, чертов предатель. Но Мин Юнги ничего не мог с этим поделать. Ему было просто до одури плохо.