***
На следующий день я заболел, за что благодарю декабрьский зимний мороз. Как оказалось, мама не стала к нам заходить. «У вас был выключен свет, и я не стала вас тревожить. Ты разобрал ему раскладушку? И почему Лешенька так рано ушел?» — первые слова мамы за завтраком. Ну, и потом еще «пару тройку» вопросов о Лешеньке, и она вроде успокоилась, понимая, что я все равно ничего внятного ей не скажу. Последним был вопрос «Вы что, поссорились?», а затем тишина. Ну, вот скажите, как тут забыть о человеке, когда вокруг о нем только и говорят? К концу моего больничного и, собственно, недели, подошли каникулы. На календаре красовалось тридцать первое декабря. А над календарем висели часы, напоминая, сколько еще осталось до начала Нового года. Мама опять потратила весь день на готовку, стирку и всяческие приготовления к празднику. А Света скакала по дому, в сшитом для нее мамой костюме чего-то неясного и ждала прихода бородатого дяди Вити, точнее, Деда Мороза. Под вечер к нам явились родственники с ведрами салатов и мешками подарков. Не упоминая тучу фраз про то, как мы со Светой выросли и возмужали, вечер шел спокойно и весело. В своем Новогоднем ключе, без всяких страшных новостей. Такой же вечер, как и год назад. Такой же, как и десять лет назад. — Кирюх, а ты чего скучаешь? — уже немного нетрезвый голос маминого брата раздался рядом с ухом, а за ним последовал смачный удар тяжелой рукой по спине. — Дядя Витя, разве с вами соскучишься? — Ой, не мудри мне. Вон, даже у Светика друг есть, — дядя ткнул пальцем в Мелкую, которая танцевала с десятилетним сыном маминой двоюродной сестры, — а ты один. Как так? — Да он, как заболел, ходит хмурной, огрызается, гулять не выходит. Сидит у себя в комнате и все! — громко начала мама, не давая мне ответить. — Ох, ты ж, Боже мой! А той-то ты не знаешь, чем подростки у себя в комнатах занимаются? — высокий голос тети Люды разрезал воздух. Все тут же подхватили, и начался гам из голосов. Мнения, обвинения и наставления. Все как обычно. Из этого переполоха я смог выхватить лишь мамину фразу, сказанную с оттенком доказательства: «Он последний раз разговаривал только с Лешенькой». А затем снова гогот и ор. Этот гам смогло прервать только лицо нашего старого-нового президента, который уже в который раз радовал нас своей речью. Радостный счет до двенадцати, крики «Ура», салюты на улице, подарки. Жаль, только, что я на все это со стороны смотрю. Просто сижу и не понимаю, как я мог так лохонуться? Задница вибрирует от приходящих одно за другим сообщений на телефон. Как обычно — стишки списанные из интернета и отправленные на рассылку. Медленно и лениво читая каждое, я натыкаюсь на простое «С новым годом, гомофоб». Закрываю телефон, так ничего и не ответив. И только в голос произношу ответное «С новым годом». С Новым Годом и Вас, Дорогие Читатели!Глава 7. Последствия
31 декабря 2012 г. в 13:07
Проснувшись под теплым боком, я, недолго думая, повернулся, чтобы посмотреть на партнера. Но окружающая темнота не позволяла разглядеть даже примитивных черт лица.
На ум не приходило, с кем я вчера уснул и собственно почему?
Пытаясь выстроить у себя в голове воспоминания о минувшем вечере, я, кряхтя, держась за ноющую голову, сел. Поясница тут же отдалась резкой болью, будто весь день я потратил в спортзале, а тело, которое лежит под одеялом — тренер.
Я бы пошутил, спросив вслух: «Ты ли это, Коля?» — если бы на самом деле не был в замешательстве.
Сомнений в том, что я у себя дома не было. Поэтому нащупав веревочку над головой, я потянул ее вниз. Комнату в мгновение осветил мягкий свет от ночника. Я поспешил рассмотреть тело. Оно, как раз ворочаясь, перевернулось в мою сторону лицом.
— Еба… — я закрыл рот, прежде чем договорил все, что думаю о происходящем.
Как ошпаренный, через сильную боль в заднице, я выскочил из-под теплого одеяла и вышел из комнаты, так и оставив свет включенным.
Пройдя на кухню, я по привычке открыл окно нараспашку. Холодный зимний воздух тут же заставил табун мурашек пройтись по телу, напоминая о моей наготе.
Взглянув на часы, я понял, что мама со Светой уже давно вернулись и спят, как убитые. И больше всего интересовало: как отреагировала мама на то, что ее сын лежит в одной койке с парнем?
От одних воспоминаний во мне загорелась злость. Злость на самого себя. За то, что сдался и потерял контроль. Зачем мне это было надо? Меня же только что отымел гей! Как?!
Почему я позволил этому случиться?
Если раньше голова разрывалась от желания понять его, то сейчас же на это место возвращались презрение и ярость.
— Ты еще встать смог? — за спиной раздался шепот, отчего я резко повернулся и уставил свой взгляд на него. — Прости, если что.
— Если что? — также «громко» зашептал я.
— Сначала первый начал, а теперь невинного строишь? — казалось, что Лексу самому не нравилось положение вещей.
— А кого, по-твоему, только что отымели? Тебя? — я подступил ближе к парню, сжимая кулаки.
— Знаешь, а ты, насколько я помню, не был против! — несмотря на спокойный тон его голоса, глаза также выражали злость.
Воцарилась тишина, которую нарушало лишь наше нервное сопение.
Лекс снова заговорил, отводя от меня взгляд.
— Я был не прав, когда думал, что мы настолько успели сдружиться. Такое вообще невозможно. Ты же типичный гомофоб.
В его голосе сквозило разочарование.
— Ты и общаться со мной нормально начал лишь потому, что я на фоне Севы тебе парнем казался? Натуральнее, да?
Я, было, хотел прервать его и осудить за кучу только что придуманных вещей, но он, подступив на шаг ближе, продолжил.
— Если ты такой истерик, то вспомни про фразу «Один раз — не пидорас» и забудь про это все, как страшный сон. Я с себя беру обещание сделать то же самое. По рукам?
Пока он говорил мне это все в лицо, я вспоминал прошлый вечер. Вечер, когда я пригласил его к себе и мы спокойно, как друзья, смотрели фильм, и меня не заботила его ориентация. Тут же в голову обрывками ворвались моменты, что произошли буквально несколько часов назад.
И если быть честным я не был готов к этому. Обычная дружба устраивала меня больше, чем что-либо. А теперь я ему даже в глаза нормально смотреть не могу. И это жутко бесит, нервирует, раздражает!
— По рукам. А ты уверен, что это возможно?
Лекс фыркнул и пожал плечами.
— Это зависит от тебя.
— А сам?
— А вот это тебя уже должно волновать в последнюю очередь, гомофоб.
Парень похлопал меня по плечу, вводя в ступор.
— Советую надеть на себя, — взгляд пробежался по телу, — что-нибудь, пока у твоей маленькой сестры не случился шок.
Сам он вышел из кухни и скрылся у меня в комнате.
Не знаю, сколько я так простоял — ни о чем не думая, но от этого увлекательного занятия меня отвлек щелчок замка, оповещая об уходе Лекса. Что ж, вот и все.