Вы всё режете бессмысленно, я закрыл на это глаза И увидел один лишь пустой инстинкт ...Этот искаженный пейзаж смеется надо мной Но отведешь глаза – и однажды он растает Будущее туманно. Неужели все, что нас там ждет – это жалкие остатки «творчества»? ...Надежда – перед глазами, но мне ее не достать Я и не заметил, как мое сердце наполнилось противоречиями И даже эта ничтожная «фантазия» в конце концов уйдет в небытие Отведешь глаза – и однажды она растает Время на исходе Все вокруг искажено...
"Ibitsu". The GazettE
- Да как ты смеешь?! Она делает попытку заставить деревья разорвать собой наши тела, и я зажмуриваюсь, готовясь к худшему, но один удар по струнам в нужном аккорде тут же прерывает серые лапы, заставляя их замереть и вернуться на свое место. Самое странное во всем этом все же остается одно - балерина тоже замирает. Не по своей воле, лишь из-за звучания семи жгутов, что отличается мягкостью от звуков электронной гитары. Это кажется... невероятным. От того ли, что это гитара самого Таканори - создателя Искажения - или же от того, что это акустика, но она действительно способна успокоить это место. Успокоить и обездвижить. И Матсумото принимается играть, перекинув ремень через плечо, медленно отходя от меня к женщине без лица. Я не вижу его глаз, но чувствую - вокалист полностью распрощался с отчаянием и страхом, взамен которых в его тело внедрились лишь уверенность и желание жить. Он хочет жить... И мы хотим, чтобы он продолжал дышать. Наши желания вновь едины. Я вздрагиваю, когда мое тело начинает клониться к земле. И причина этого узнается не сразу - цепи, сковывающие нас, начинают ослаблять свою хватку, оседая на землю тяжелыми блестящими змейками. И я резко дергаюсь, освобождая руки из плена. То же самое делают и Уруха с Каем, ощутив свободу, и едва двое друзей выпутываются, они тут же бросаются к Аою, который не сможет самостоятельно не только покинуть место своих пыток, но и даже удержаться на ногах. Две пары рук ловят гитариста как раз в тот момент, когда оковы падают на землю. Я остаюсь рядом с Мастумото на случай опасности. - Осторожнее. Тише, тише... - Кою удерживает раненного мужчину на месте, чтобы кол в его теле не рвал рану и не причинял лишней боли, Ютака же останавливается возле торчащей из-под ключицы окровавленной ветви. Таканори видит это, и меняет мелодию, заставляя серый штык медленно поползти назад. - Мать вашу... - Юу вновь задыхается, ощущая движение, крепко стиснув зубы, чтобы не дать стонам вырваться наружу. - Потерпи немного, - Кай срывает с себя куртку, принимаясь разрывать ткань на части и смотря за тем, чтобы осторожно покидающая тело друга ветка не сделала ситуацию еще хуже. Наконец алый кол выскальзывает из дрогнувшей плоти, и оба мужчины ловят в свои руки музыканта, оттаскивая его подальше от дерева. Ударник тут же зажимает рану остатками куртки, но остановить кровь так просто нельзя. Они усаживают шипящего Аоя на землю. - Ру... за деревом... Кою оборачивается. Я удивлен - Юу умудряется думать о тигре в такой момент. Но раз животное удостоилось подобной чести, значит оно на самом деле сражалось за гитариста до последнего. Я провожаю взглядом Уруху, бросившегося на помощь хищнику, и вновь возвращаю его к балерине, все еще неподвижной, словно статуя. И подхожу ближе к любовнику, остановившись за его спиной. Мужчина погружен в музыку, а я... Мои тело, сердце и душа - все рвется навстречу к этому человеку. Я хочу... прижать его к себе, так крепко, как никогда не прижимал, и зацеловать влажное лицо, стерев губами следы слез и боли с белой кожи. Сейчас, когда узнал ответ на собственные чувства, ощутил родство их с другими, мне кажется, что сердце разорвется в клочки от неуместного счастья. Я хочу всегда быть рядом с ним... Я хочу коснуться его. Но делать этого нельзя, по крайней мере сейчас - если я собью и прерву его, женщина не станет медлить. И кто знает, что предпримет она на этот раз. Нам всем остается лишь ждать. Мы не знаем, что нам делать, и оттого остаемся бессильны. Мастумото еще какое-то время перебирает струны, а после поднимает глаза к балерине, делая навстречу такой уверенный шаг, что мне хочется остановить его - не хочу снова видеть его страдания, не хочу терять его. Но я остаюсь стоять на месте, наблюдая за тем, как вокалист останавливается напротив нашего противника. - Если ты не возражаешь... Я заберу его, - и его рука резко бросает струны, чтобы в другой миг сомкнуться на горле женщины. Та "отмерзает", хватаясь за его запястье тонкими пальцами, и мы слышим мерзкий хруст... Я дергаюсь к Матсумото, но тут же понимаю - с ним все хорошо. То, что треснуло во вновь установившейся тишине - горло балерины. Белые осколки замирают в вороте ее костюма - пальцы Таканори раздрабливают фарфор, смыкаясь на чем-то блестящем, замершим в пустоте шеи, и резко отдергивает руку назад, вырывая из нее... Собственный голос. Я тут же срываюсь с места, чтобы оттащить женщину от любовника, зайдя сзади и заламывая тонкие руки. Мое колено упирается в ее спину, и я резко роняю дергающееся тело на землю, придавливая ее грудью к холодной земле. - Ну все, сука. Доигралась, - я не могу сдержать жестокой усмешки, слыша, как хрустят ее плечи, когда тяну ее руки на себя. - Как долго я ждал этого! Матсумото стоит перед нами недвижно. Ее лицо едва ли не утыкается в его туфли, и вокалист брезгливо отступает, смотря на безликую с таким глубоким презрением, что будь я на ее месте - давно бы свихнулся. Таканори еще немного наблюдает за тем, в каком положении оказалась его бывшая возлюбленная, а после, сжимая в одной руке сверкающий шар размером с грецкий орех, а в другой - гриф гитары, обходит нас стороной, направившись к ребятам. - Кою, играй. - Что? Уруха опускает взгляд на протянутый ему инструмент. - Просто играй, - вокалист отдает гитару другу, а после опускается на землю к Юу, касаясь кистью его щеки. - Как ты? - Жить буду. Наверное. - Конечно, будешь. Мне не хочется тратить время на поиски нового ритм-гитариста, - слегка улыбается Таканори, а после заставляет Кая уложить мужчину на землю. - Держи его крепко, - поднимает он на Ютаку взгляд. - Зачем? - чувствует неладное Аой, совсем не желая оставаться в стороне, когда речь идет о нем же, да еще и с таким вот содержанием. - Придется несладко. - А? Но вокалист не успевает объяснить другу причины его положения, потому что Кою начинает играть. Крики, разнесшиеся по этому месту эхом, на миг заставляет мое сердце сжаться. Лечение действительно болезненное. Не легче чем ощущения от получения ран. Я на пару секунд закрываю глаза, не в силах относиться спокойно к вырывающимся из горла друга мучениям. Он дергается в руках Таканори и Ютаки, которые вжимают его тело в землю, извиваясь в судорогах. Я тоже это проходил и вновь оказаться в такой ситуации не хочу. - Ты слышишь, мразь? Каждый его крик и каждую слезинку Таканори - тебе я не прощу. И я, охваченный новым потоком злости, одним движением отрываю фарфоровую руку от тела жертвы. Она летит в сторону, пока я продолжаю удерживать женщину коленом, принимаясь ломать и второе плечо. Матсумото оглядывается на меня, но после вновь обращает все внимание на охваченного пытками гитариста. Он больше не останавливает меня и не медлит. Его снисходительности пришел конец. Крики Юу стихают тогда, когда вторая рука отламывается от тонкого тела в белом платье. - Ну как ты? - слышу я Матсумото, помогающему другу вновь сесть. - Отвратительно... - хриплый голос прерывается, но раны на теле Юу действительно затянулись. Он касается дрожащих пальцев кожи под обрывками одежды, поражаясь тому, что это вообще возможно, а после переводит взгляд и на меня. Остальные тоже поворачиваются к нам, оглядывая лишившееся рук тело, барахтающееся под моей ногой, заливая землю черной краской. - Я не в состоянии сделать этого сам, но... ты мог бы оторвать ей еще и ноги? - холодно отзывается Аой, и я усмехаюсь, смыкая пальцы на лодыжке балерины. - С радостью. Матсумото опускает голову, но уже не потому, что эта сцена может причинить боль ему самому - он скользит взглядом по усыпанной стразами кисти. - Она защитила меня. Но я понятия не имею, почему. У нее не было ничего, что было в балерине. - Чувства - та вещь, что рождается сама по себе, - замечает Кай, придерживая гитариста. - Сама по себе... - тихо повторяет Матсумото, вскидывая ко мне лицо - я вижу это боковым зрением, разламывая фарфоровую голень. - Так ли это? Разве причина чувств... не другой человек? Я вздрагиваю, неожиданно даже для себя переломив ногу женщины, и оглядываюсь на любовника. Пальцы Таканори сжимают ткань рубашки на его груди, а его глаза не отрываются от моего лица. Причина чувств... я - твоих. А ты - моих. Они родились так незаметно для нас обоих. И в тот же миг так неожиданно... Те чувства, которые заставляют меня хотеть всегда быть рядом с ним... - Акира! Я дергаюсь назад лишь рефлекторно - цепь пролетает в сантиметре от моего лица, не находя скрипящим ударом цели. Она все еще способна сражаться? - Отойди! - Матсумото передает Аоя в руки Кая, но я уже отскакиваю подальше от не желающей проигрывать барышни, под телом которой начинает проваливаться земля. - Уйдет! - И пусть! Отойди оттуда, пожалуйста! Я могу лишь подчиниться этой просьбе, отступая назад от разрастающейся по земле черной дыры, что затягивает в свои глубины то, что осталось от нашего палача. И мы молча наблюдаем за тем, как исчезают под клубами черного тумана белые обрывки платья. И тьма, ставшая спасением для балерины, "сожрав" куклу, медленно рассеивается, оставляя после себя твердую холодную почву. - Черт. - Ничего страшного... мы легко одолеем ее в следующий раз. Она уже не может восстановить тело. Я замираю, а после вновь поворачиваюсь к друзьям. Таканори задерживает дыхание, смотря прямо на меня, и не двигается. Я тоже не могу пошевелиться, в голове крутятся лишь наши признания, и вопросов, как теперь мы станем воспринимать друг друга, становится все больше. От этого нерешительность и завладевает обоими, позволяя только молча смотреть друг на друга. - Задолбали, - хрипит Аой, принявшись пихать вокалиста в спину. - Давайте уже. Как в сказках про долго и счастливо. Иди к нему, болван. Вовремя. Матсумото подскакивает на ноги, и мы срываемся с мест навстречу друг к другу, пока наши тела не сталкиваются в крепких объятиях, а губы не набрасываются на другие в жадности, горечи и облегчении, что мы все еще вместе, что все еще живы... И что теперь все наши мучения, вызванные незнанием чувств друг друга, закончены. Я обвиваю его талию руками, плотно прижимаю к своему телу цепляющегося за мои плечи мужчину, не прекращая целовать родные любимые губы. Мы оба вновь даем волю слезам, не в силах разжать объятий. Музыканты за спиной вокалиста тактично отводят взгляды. - А... Аки... - Помолчи, ради бога... Таканори роняет голову на мое плечо, зарываясь лицом под ворот рубашки, и я тоже прижимаюсь губами к его виску, закрывая глаза. Я не хочу отпускать его. Я хочу всегда держать его в своих руках. Такого странного, безумного и родного. Не важно, каков твой мир, сколько ран было получено нами в сражении - я приму тебя любого. - Я не откажусь от тебя... Его плечи начинают дрожать в плаче, и я вновь поднимаю к себе его лицо, стараясь успокоить новым глубоким поцелуем. Мы выйдем отсюда, и я больше не позволю ему плакать, не позволю страдать. Я всегда буду его спасательным кругом, его светом, если таковым являюсь - это совсем не сложно. Тихий кашель в стороне возвращает в реальность - мы вспоминаем, что не одни. Таканори опускает взгляд, разрывая поцелуй - у него от смущения краснеют уши, и я не удерживаю улыбки - таким я люблю его еще больше. - Юу, - я поворачиваю лицо к гитаристу, и тот, опережая мой вопрос, поднимает вверх руку, показывая мне большой палец - он чувствует себя лучше, и у меня перестает ныть в груди. - Слава богу. - Ты вырвал его... Голос Урухи заставляет нас вздрогнуть. Таканори отстраняется, опуская глаза на свою ладонь, в которой до сих пор зажат комок серебристого света. Мы все тоже смотрим на эту крошечную луну в его пальцах. - Почему он все еще не в твоем горле? - интересуется Кай, и Мастумото потеряно переводит на него взгляд, а после вновь обращает лицо ко мне. - Я... - он запинается, поджимая губы. Боится? Наверняка боится. Того, что держит в своей ладони. Эти опасения сказываются на движениях тела. - Может... ты сделаешь это? Я неуверенно опускаю взгляд на то, что является голосом моего любимого. - Я не знаю как... - Просто... верни на место. Я глубоко вздыхаю, чтобы справиться с волнением, что охватило и меня, а после все же протягиваю руку к сверкающему орешку. Все остальные медленно поднимаются на ноги, задерживая дыхание. Голос Матсумото... красивый. Яркий, теплый. Смотря на него, я ощущаю те самые эмоции, что получал от звучания его. Этот комочек света, который я забираю из ладони, на самом деле восхищает своей красотой. Словно крошечные звезды собраны в одном месте. Таканори крепко зажмуривается, когда я решаюсь поднести его к мужчине. Кою хватается за руку лидера, который держит за талию ритм-гитариста, не давая ему упасть, и я тоже ловлю сжатую в кулак кисть вокалиста, закусывая губу... и проталкивая маленькую луну в горло. Она исчезает под кожей, лишая нас света. На несколько секунд мы замираем, молча стоя на своих местах, а после Таканори подносит дрожащую кисть к своему горлу, касаясь его кончиками пальцев. - Таканори? - Получилось? Я едва не расплакался вновь - минуту назад приглушенный хриплый голос любовника, которым он говорил все последнее время после того концерта, вновь такой плавный, глубокий и ровный... Я закрываю ладонью лицо, видя, как распахиваются глаза Руки - он словно отвык от этого звучания, сейчас поражаясь тому, как он проговаривает слова. Остальные облегченно выдыхают, на их лицах появляются улыбки. - Это правда? О боже... - Таканори зажимает ладонью рот. - Не может быть, я действительно так говорю? - Дурак, - я вновь притягиваю мужчину к себе. - Конечно же... Он тихо смеется, прощупывая подушечками пальцев горло, вслушиваясь в собственные звуки. А после вновь ловит мои губы своими. - Акира, - протягивает он, и мы слышим то самое пение, которое было недоступно ему. - Теперь осталось забрать только сердце? - Да. - Но теперь у нас есть голос Таканори. Это ведь сможет помочь? Матсумото прячет улыбку за ладонью. - Наверняка. - Что ж, тогда надо продумать план действий. Она точно не собирается сдаваться, - Аой осторожно выпутывается из рук лидера в попытке проверить, сможет ли идти самостоятельно, и все же оступается. Мы с Такой ловим его в свои объятия. - Но сначала немного передохнуть. Тихий рык хищника рядом с нами заставляет тут же все внимание отдать зверю, которого мы принимаемся мучить всей группой, перебирая мягкую шерсть в пальцах и потрепывая пушистые уши. Да, небольшая передышка необходима. Но... Теперь мы справимся. ______________________________________________________ "Ibitsu". The GazettE - см. "Дополнение к главам"