Форточка, или удивительные приключения капитана

Part 1       Голова трещала так, словно бешеный сехлат исполнил на ней (в ней) орионский танец. Вообще организм подавал сигнал о том, что лучше не шевелиться и умереть спокойно. Капитан Кирк попытался открыть сначала левый глаз, потом правый, потом оба, потом слегка обалдел. Он находился не в своей каюте и не в лазарете. Накатила легкая паника, так как, вступая на должность капитана красавицы «Энтерпрайз», Джим дал слово быть ей верным и не заводить интрижек на борту. И вот теперь, как в любимых любовных романах сестры Чэпел (он не читал, это Боунз пересказывал), высокий голубоглазый блондин лежит в чем мать родила не пойми где и не пойми у кого.       — Пусть я буду у Боунза! — взмолился он неведомому звезднофлотскому богу, пытаясь перекреститься в соответствии с древним инстинктом. Древний оберег не сработал, светлой каютой его доктора помещение не было, зато неловкое движение отозвалось сильной болью в заднице капитана, которая, похоже, нашла приключения не только в переносном, но и самом что ни на есть прямом смысле.       — Не может быть! — Кирк обещал не изменять кораблю с девушками, а про мужиков как-то не подумал. И как угораздило? С подчиненным? Снизу?! Паника разрослась до ужасающих размеров, немного замутило при мысли о чужом члене в родной заднице, сехлат в голове начал плясать андорианскую джигу-дрыгу.       — Мама, роди меня обратно! — пробормотал Джим, думая, не попросить ли Боунза закодировать его от алкоголя каким-нибудь экспериментальным образцом, которые МакКой вечно безуспешно испытывал на себе. Но ныть не было времени, необходимо выяснить, где он, с кем провел вчерашний вечер и часть ночи между сменами, взять у МакКоя обезболивающее и постараться не изображать на мостике беременного пингвина. Кирк представил взгляд старпома, если он ввалится на мостик в таком виде, понял, что не переживет этого позора, и тут рассеяно блуждающий взгляд уперся в вулканскую статуэтку на столике рядом с гипошприцом.       — Не. Может. Быть!!! — Джим подскочил на кровати, сгибаясь от прострелившей спину боли, вкатил себе все содержимое гипошприца, надеясь, что глюк отпустит, но статуэтка, вулканская арфа, набор трехмерных шахмат и древнее оружие находились ровно на тех местах, где и были во время предпоследнего и вполне пристойного визита капитана в каюту старпома Спока. — Я и этот остроухий гоблин… Меня трахнул Спок… Нет, наверное, я опять влип на какой-нибудь миссии, лежу в лазарете у Боунза и брежу… Боунз!       Док не отозвался, сехлат в голове перешел на ритуальные аборигенские пляски с там-тамами. И тут взгляд Джима упал на сенсорный указатель: стрелка была направлена на шахту вентиляции, с которой любезно кем-то снята решетка, а под ней лаконичная надпись: «Уёбывайте, капитан!» Нет, это явно какой-то идиотский розыгрыш МакКоя.       Кирк обнаружил свою одежду аккуратно свернутой, поспешил прикрыть срам, благо, от укола немного полегчало, и решил выйти через дверь. Дурак он что ли по вентиляции ползать? На двери была другая надпись: «Капитан, дверь заблокирована, было бы нелогично позволить Вам скомпрометировать перед членами экипажа двух старших офицеров. Это неприемлемо. P.S. Смежную дверь закоротило».       Джим негромко выругался и полез в вентиляцию. Хотел заглянуть к себе в каюту, но боль снова прострелила его многострадальную жопу, и он, стараясь не стонать и не материться, пополз сразу к Боунзу.       Леонард МакКой подумал, что допился до белочки экспериментальной вакциной от хондорийской лихорадки, когда прямо над его головой пролетела сетка от вентиляционной шахты, и оттуда вывалился пыльный, чихающий и матерящийся капитан.       — Джимми? У нас опять нападение?       — У нас нападение, Боунз. На мою психику. Дай обезболивающее, я домой пойду… то есть, в каюту, у меня смена через полчаса, — выдал Джим, стараясь не морщиться.       — Та-а-ак… кому-то вчера было так хорошо, что сегодня плохо? Что ты натворил? Зачем обезболивающее, раздевайся, я тебя осмотрю! — скороговоркой выпалил врач, хватая гипошприц с неведомой фигней.       — Не надо осматривать, мне бы просто…       — Здесь лазарет, я тут гегемон, раздевайся немедленно, а то до смены не допущу! — и Боунз угрожающе нацелил на него иглу, думая, колоть ли в шею или изловчиться и попасть в левую булку товарища. Последний вариант пришелся по душе, но Джим вдруг вместо привычного мата сдавленно зашипел, опустился по инерции на кушетку и тут же вскочил с нее, набирая в легкие воздух…       — Опачки, — пробормотал доктор. — В какой переделке побывала твоя задница?       — Заткнись! — прошипел Джим. — Дай, пожалуйста, анальгетик?       — Я не понял, ты что, анальной девственности лишился? — пошутил Леонард, но когда его друг резко изменился в лице, офигел окончательно: — Не может быть… Джим, кто он? Он тебя порвал? Раздевайся, я тебя осмотрю!       Еще через двадцать минут Джим вышел из лазарета с мазью от потертостей в заднице, уколом в плечо и формулой смазки для репликатора.       Старпом нашелся на мостике, колдуя над научной станцией. Он бросил на капитана короткий взгляд, приветствуя, но потом его отвлекла Ухура, нежно обняв за шею и зашептав что-то в острое вулканское ухо. Джиму захотелось ввести правило, которое запрещало бы обнимать его старпома на мостике всяким Ухурам. При мысли «мой старпом» капитану поплохело, и Кирк напомнил себе, что они со Споком бесят друг друга, и вулканец чей угодно, но только не его. Однако было неприятно — его поимели и делают вид, что так и было! Еще и с подружкой сюсюкает…       Джим еле досидел до конца смены. Спок почти смог уйти с мостика, когда капитан подозвал его:       — Мистер Спок, задержитесь!       — Капитан? — все так же вежливо и безразлично ответил вулканец, глядя капитану в глаза. И ничего — ни иронии, ни насмешки, ни обвинения… словно провел ночь с резиновой куклой, а утром запихнул ее обратно в коробку.       — Эм… я хотел бы обсудить события прошлого вечера. То есть ночи. То есть…       — Я полагаю, капитан, данный инцидент не требует дополнительных обсуждений, — отрезал вулканец и удалился.       Кирк наблюдал, злился, пытался вывести Спока на откровенный разговор, обламывался и однажды вечером… опять нажрался в своей каюте в гордом одиночестве. Part 2       Когда он снова проснулся не в своей каюте, это было не смешно. Когда он увидел ту же самую стрелку на стене — это было вдвойне не смешно. Когда рядом с гипошприцем и вулканской статуэткой нашелся рецепт Боунза на смазку, стало вообще печально…       — Да что за нах-то! — Он снова толком ничего не помнил, его задница болела, но не так сильно, как в прошлый раз, потому как в ней ощущались следы реплицированной смазки, «Уебывайте, капитан!» — было направлением к светлому будущему в лице лазарета, и Кирк, привычно всадив в себя гипошприц, пополз к своему доктору.       Когда у МакКоя второй раз за неделю вылетела вентиляционная решетка, и из шахты показался ошалевший Джим, док перекрестился мензуркой и выпил стоя и не чокаясь за бедный зад товарища:       — Джимми, только не говори, что ты опять…       — Анальгетик, Боунз, и я пошел.       — Да кто этот ёбарь-террорист?! — не выдержал МакКой.       — Не помню, но догадываюсь, - пробурчал Джим, чувствуя, как док проворно содрал с него штаны и удивленно присвистнул:       — И как он себе мозоль не натер! А может, натер! Давай, я у команды генитальный осмотр устрою, и мы найдем твоего гиганта голубого секса?       — Зеленого, — пробурчал Джим, но доктор не разобрал, видя, как лицо друга становится пунцовым. Тот представил Спока на генитальном осмотре у Боунза, когда он будет с покерфейсом объяснять логичное появление мозолей на… — дальше додумать не дали:       — Джимми, ты со мной? Прием, Энтерпрайз вызывает! Так что насчет осмотра?       — Боунз, заткнись!       — Неблагодарный сучонок, как стертую задницу — так Боунз смазывай, а как…       А что «как», Джим не услышал, потому что помчался на мостик, сталкиваясь в лифте с целующимися Споком и Ухурой.       Да что за день? Может, напиться? Но саднящая задница была против. Part 3       — Только. Не. Это!       Вчера отмечали успешное окончание миссии на М-1456, где они собрали редкие образцы минералов и растений, а потому позволили себе расслабиться. Видимо, вторая бутылка бренди была лишней. Боль в заднице ощущалась, как родная.       — Кстати, почему мне больно? Привыкнуть пора бы! — подумал он и испугался. Еще чего, привыкать к такому! Щас! У Спока что, такой большой… вулканский темперамент? В последнее время Кирк часто об этом думал, понимая, что бесится, когда видит своего старпома с Ухурой, Сулу, Чеховым. Иррациональное желание схватить его за ворот форменки, затащить в каюту и никуда не выпускать оттуда возникало очень часто и было почти непреодолимым. Почти, потому что попытка его осуществить могла бы закончиться для Джима членовредительством. Да и холодный взгляд Спока сбивал весь настрой. Поэтому Кирк повадился слушать доклады старпома с закрытыми глазами, обнаружив, что если на Спока с его покер-фэйсом так часто не смотреть, то он неожиданно оказывается обладателем глубокого и очень сексуального голоса…       Несмотря на жжение в пятой точке, Кирк понял, что начинает заводиться. В постели своего старпома, думая о своем старпоме… Нет, он не будет дрочить на Спока! Гипошприц и волшебная надпись, говорящая, куда ему идти после чудесной ночи, немного сбили настрой, и Джим, грустно вздыхая, пополз к Боунзу, который, похоже, уже его ждал:       — Кто он? Мне залезть в шахту и пройти по следу?       — Спок, — промямлил Джим, тут же зажимая рот рукой. Ответил по инерции, видя, как доктор от удивления пару раз кольнул иголкой сам себя.       — Утренний похмельный юмор? — выдавил Леонард, привычно доставая мазь от потертостей кожи.       Но Джим загадочно молчал, а потом выдал:       — Я попал да? Понимаешь, я ничего толком не помню, но просыпаюсь в его каюте, а там это «Уёбывайте, капитан» и статуэтка дебильная, а я хочу его, Боунз… Вот я идиот…       — Ты сам-то понял, что сейчас сказал? — вытаращился на него врач, думая, что вколоть другу от приступа внезапного безумия.       — Про статуэтку? — невинно хлопнул глазами Кирк.       — Про «я хочу Спока», черт подери!       — Боунз… он делает вид, что ничего не было. Но, может, ничего и не было? Что, если…       — Ага, а задница у тебя от ёрзания о простынь стерта! Конечно! Поговори с ним.       — А если все не так? Я выставлю себя идиотом, он даже не смотрит на меня толком.       — О, так принцессу задевает невнимание! Вот он чем тебя зацепил. Наш Джимми же привык, что все перед ним штабелями ложатся, а он утром упорхает в новую койку. А теперь тебя самого, вроде как, динамят. Возмездие небес в виде зеленокровного гоблина! Я, конечно, небеса не совсем об этом молил, насылая на тебя анальную кару за ненасытное блядство, но и так сойдет…       — Боунз… я, кажется, влюбился.       МакКой разбил три пробирки и прожег чем-то халат. Джим бежал из лазарета, забыв про так и ничем не смазанный зад, и врезался в Спока, обнимающего Ухуру:       — Что случилось, капитан? Вы выглядите неприемлемо!       — Твоими стараниями! — огрызнулся Кирк. Запал прошел, адреналин спал, вид счастливо улыбающейся Ухуры был как лимон во рту, и боль в заднице решила о себе напомнить. Он почти всхлипнул, а Спок что-то сказал Нийоте, и девушка тут же ушла.       — Капитан, вы в порядке?       — Нет, я не в порядке, черт возьми! — крикнул Кирк. — Что произошло прошлой ночью?       — Так вы не помните? — Теперь Спок выглядел немного удивленным.       — Нет, — прошептал Джим. — Это то, что я думаю, Спок?       — Хочешь вспомнить? — Спок подошел к Джиму в упор, касаясь кончиками пальцев точек для мелдинга. И Джим вернулся на две недели назад. Part 4       Джим выпил уже достаточно, чтобы потянуло на подвиги, и слишком мало, чтобы ноги при этом оставались на месте. Почему-то в этом состоянии единственным логичным действием было пройти в соседнюю каюту и признаться в любви одному красивому и соблазнительному вулканцу. Когда Джим ввалился, стараясь сохранить равновесие, Спок медитировал. Одетый в черную легкую тунику и тонкие брюки, умиротворенный и расслабленный, он был таким желанным, что Кирк опустился рядом с ним, вдыхая пряные благовония, и мягко поцеловал, отмечая, что обычно сжатые в тонкую полоску губы старпома очень нежные. Спок вынырнул из своей нирваны и уставился на Джима испуганными темными глазами:       — Капитан… Джим… что вы… ты… делаешь… тут?       Видеть своего вечно собранного вулканца растерянным было еще более сексуально. Кирк тихо выдохнул: «Люблю!» — и, качнувшись, обхватывая руками плечи Спока, впился в бледную кожу поцелуем, больше похожим на укус. То-то коммандер потом с поднятым воротом ходил…       — Джим, постойте, — слабо протестовал вулканец, но из горла против его воли вырвался тихий стон. Он хотел! И Кирк даже протрезвел немного. Он срывал со Спока одежду, найдя под черными мешковатыми тряпками крепкое тело с горячей кожей, которой хотелось касаться, ласкать губами и руками, чем он и занялся. Целовал шею, мягко прикусил сосок, скользнул поцелуями на подтянутый живот и стащил с коммандера брюки, под которыми не было белья. Зато был внушительный член, ничем не отличающийся от человеческого.       — Джим, остановитесь! — прохрипел Спок, но тот уже скользнул языком по темной головке, вобрал ее в рот и принялся так отсасывать, словно всю жизнь только этим занимался. А потом… потом он был резко вздернут за загривок вверх, поставлен на ноги, брошен на кровать… и так оттрахан, что еще три дня сидеть было больно. Спок оказался не холодным. В нем действительно жил вулкан. Его руки сжимали бедра Кирка до синяков, он двигался в сумасшедшем ритме, входил глубоко и сильно с какой-то животной, неукротимой страстью, и Кирк, несмотря на боль, просто утонул в этом водовороте, кончая без рук просто от ощущения горячего члена, долбившего его задницу.       Наверно, он отрубился после оргазма, потому что дальше были не его чувства и воспоминания. Спок ощущал вину за то, что причинил боль, дикий стыд, что уступил своим чувствам к капитану («У Спока ко мне чувства?» — обалдел Джим), еле дождался утра, чтобы разбудить Кирка, думая, как просить прощения за этот срыв и почти изнасилование, как Джим, не просыпаясь, пробормотал:       — Ивет, милая… еще пять минут. Черт, надеюсь, я не перепутал имя.       На миг Кирка накрыло волной обиды Спока — Джим даже не осознавал, с кем провел ночь, коммандер был для него одной из многих и ничего не значащих интрижек на ночь… Так появилось крайне эмоциональное «Уёбывайте, капитан!» и мстительно заблокированная дверь. А когда Кирк попытался поговорить, Спок позорно сбежал, умудряясь как-то сохранить безучастное лицо. Один Сурак знает, чего ему стоило все это время делать вид, что не понимает странных взглядов капитана, потому что ситуация повторялась еще два раза, а утром он неизбежно оказывался то Гейлой, то Алишей…       Мелдинг закончился, и Спок развернулся на каблуках:       — Я в лаборатории. Вызывайте меня на мостик только в случае крайней необходимости, хорошо?       Кирк знал, что Спок умеет быстро двигаться, но чтобы испаряться… Но это было ерундой. На самом деле Кирка просто распирало от счастья от одного факта, а потому он влетел обратно в лазарет с криком:       — Боунз, он тоже меня любит! — за что и был ткнут гипошприцем в и так пострадавшую задницу.       Поправив в лазарете здоровье мазью и бурчанием Боунза, Джим все, как на духу, рассказал:       — Док, а почему я нифига не помню?       — Видишь ли, Джимми, — изрек доктор, наливая себе виски, хоть и было девять утра по корабельному (Но мужику надо было снять стресс, не каждый день друзья ориентацию меняют!). — Понимаешь, твое подсознание, как бы, не было готово, что ты подставишь задницу нашему гоблину и признаешь свою латентную гомосексуальность. Вот и отреагировало на раздражитель временной амнезией, замещая образы полового контакта с коммандером, на образы этого контакта с твоими прошлыми сексуальными партнершами…       — Боунз, переведи с медицинского на понятный? — взмолился Джим.       — Короче, твое сознание получило шок от того, что ты трахнулся с мужиком, и оно решило забыть эту неприглядную картину…       — Ну, почему же неприглядную? — возмутился Кирк. — Очень даже приглядную!       — Избавь меня от подробностей! — И МакКой выпил еще. Part 5       Когда Кирк вошел в каюту к Споку, тот привычно медитировал, и Джим вновь присел рядом, осторожно целуя, помня, что прерывать медитацию очень болезненно, если это происходит резко. Коммандер открыл глаза и обреченно на него уставился:       — Опять? Джим, уходите, прошу вас.       — Я абсолютно трезв, Спок. И, надеюсь, что проснусь завтра здесь с тобой, а не мучительно вспоминая, где я и что тут делаю.       — Джим…       — И, очень надеюсь, что ты избавишь меня от этой идиотской надписи рядом с шахтой вентиляции…       — Джим… Я очень надеюсь, что утром ты не станешь перебирать вслух имена всех своих партнерш и… — Спока заткнули уверенным горячим поцелуем, давая понять, кто сегодня ведет:       — Не стану. Они ничего не значили. Я никогда никому не говорил, что люблю. Как бы ни был пьян. Только тебе, ясно? — Джим нащупал в кармане баночку со смазкой. — И так как мой зад, как ты изъясняешься, неупотребим, будем долго и со вкусом употреблять твой!       И только МакКой тихо посмеивался в своем лазарете, думая, что хорошо догадался подсыпать в виски Джима немного психотропных веществ, а то эти двое так бы и сохли друг по другу, мотая его, Боунза, сердечные нервы. The end!