***
— Не, ты не втыкаешь: Джон Сноу не умер, он же варг. — Варги могут умереть, Уэйд, это вообще не аргумент. Патруль улиц, пять утра. Обычно Питер предпочитает перемещаться при помощи паутины, но сегодня всё тихо, и они мирно идут бок о бок, иногда соприкасаясь руками, отчего Уэйд каждый раз хихикает словно школьница. — Нееет, я о том, что они ещё не раскрыли… сюжетную… Паучье чутьё оповещает с опозданием на долю секунды. Уэйд медленно оседает на землю, красная вертикальная линия разделяет правую и левую половинки его лица, и только спустя тянувшееся, казалось, вечность, мгновение, они расходятся пополам. На Питера нападают сзади, двоих он успевает откинуть, но в какой-то момент перед ним появляется женщина, в руках у нее дэдпуловская катана. Она пронзает Питера насквозь, вынимает и вгоняет снова по самую рукоять. После пятого раза он вырубается.***
Тони выглядит безумно вымотанным, но не останавливает Питера, пока тот торопливо (насколько это возможно после стольких колюще-режущих) надевает костюм Человека-Паука. — Уилсон ничего нам не говорил, но он переговаривался сам с собой, когда не пытался пролезть к тебе в операционную, или не валялся в отключке, — Паркер холодеет, представляя как Уэйд справлялся с голосами один на один (на двоих?). Стив несильно бьет Тони локтём в бок и продолжает за него: — Мы сумели только понять, что он винит себя в произошедшем, но он исчез раньше, чем ты очнулся.***
Старая квартира наёмника вся покрыта кровью – на стене несколько новых дыр от пуль и засохшие ошмётки кожи и мозгов, насколько может предположить Питер. — Уэйд, — с болью в голосе произносит он. Злиться на Уилсона не получается да и не за что. Всё чего хочется – поскорее найти долбоёба, пока он ничего не натворил, прижать к себе и повторять, что всё хорошо, повторять, хоть до конца времён, если понадобится. — Мы нашли его. Высылаю координаты.***
— А что мы должны были подумать, Питер? Не сложно было определить, что все до одного твои ранения были от катаны!***
— Думал, убил меня? Это я тебя сейчас убью, мать твою, Уилсон. Голова Уэйда тяжёлая. Отдельно от туловища это ощущается особенно остро. Что ты с собой сотворил, Уэйд?***
Пока Мстители занимаются зачисткой здания, Питер вырубает людей в лаборатории и, судя по индикатору, буквально в последнее мгновение успевает переключить рычаг чего-бы-оно-там-не-делающего оборудования. К телу Уэйда ведут множество разных капельниц, трубок, проводов, Питер всех их выдёргивает. В голове набатом: только бы не опоздать, господи. Голова лежит под стеклянной колбой, мёртвое лицо расслабленно, а Питеру хочется кричать, хотя он и видел Дэдпула мёртвым множество раз (каждый раз как в первый). Со всей осторожностью, на которую он только способен, Питер берёт её на руки, бережно прижимает к груди и подносит к телу. — Давай, сращивай свою шею, придурок, иначе, куда я тебя буду… — Ты не понимаешь, что творишь. Он медленно оборачивается на источник голоса – одна из связанных учёных очнулась и смотрит на него, не моргая. Он узнаёт в ней ту, что катаной вынимала из него внутренности. — Мы хотели очистить его разум. Дать ему вторую жизнь. Ментально здоров… — Ментально здоровую машину для убийств. Я понял, — он залепляет ей рот паутиной. — Советую помолчать, потому что я очень зол, а злым я не очень люблю разговаривать с теми, кто пытались стереть память моему парн… Дёргается от глубокого вдоха. Уэйд дышит – ровно, чуть-чуть сипловато. Веки подрагивают, но глаза не открываются. Что в них будет, когда он откроет их? — Уэйд? — он снимает перчатку и касается щеки наёмника – ещё холодная. — Уэйд, очнись. Изнутри выворачивает. Вдруг не успел? Уэйд сумел его, истекающего кровью, на последних мгновениях доставить в поместье Мстителей, не дал умереть. А Питер его подвёл. Опоздал. Пожалуйста, пожалуйста, будь собой, сморозь какую-нибудь херню, пошло пошути про задницу, господи боже, прошу тебя, что угодно, только не... Не замечает, когда начинает говорить вслух. И Питер уже готов завыть от боли (по ощущениям, словно та учёная сумела выбраться и вогнать ему в сердце всю ту же сраную дэдпуловскую катану), когда раздаётся приглушенный и хриплый голос. — Зачем? От тона голоса и того, как это произнесено Питер застывает на долю секунды, словно оглушённый, пока Уэйд не открывает глаза и смотрит на Питера с такой болью и облегчением, смешанными во взгляде, что единственным естественным желанием Паркера остаётся только поскорее убраться отсюда вместе с этим ебанутым на всю голову наёмником, обложить его подушками и устроить марафон Звёздных Войн, Звёздного Пути и Властелина Колец с Хоббитом в придачу. — Потому что ты придурок, Уэйд, — произносит он, мягко проводя рукой по покрытой язвами и шрамами щеке. Тёплой. — Как ты только мог такое подумать – ты... меня... ну вот не придурок ли, а? — вопросительно оборачивается к учёной за поддержкой, но там, где ещё минуту назад была женщина, теперь никого нет. — Далеко не убежит, — озвучивает Питер. — Здесь больше Мстителей, чем было на дне рождении Хоукая, а там, казалось, набралось тьма тьмущая. — И это не считая косплееров, — подаёт голос Уэйд. — Их было больше всего. Питер облегченно усмехается и начинает снимать сдерживающие Уэйда ремни. С последним оцепленным ремнем Уэйд мгновенно притягивает к себе Питера, безмолвно утыкаясь ему в шею и дыша так глубоко, словно не может надышаться, словно лёгкие ему тоже вырезали и каким-то образом вживили их в тело Паркера. Питер в ответ осторожно приобнимает Уэйда, успокаивающе поглаживая чужую обнажённую спину.***
— Вали уже, ребёнок, — Тони похлопывает Питера по плечу, видя его нетерпение. — Док практически закончил осмотр твоего наёмника. Питер неуверенно усмехается, спуская задранную футболку, закрывая свежие бинты, и спрыгивает со стола под строгим (насколько это возможно) взглядом Тони. — Спасибо, что помогли, вы не должны были... — Глупости, — в своей манере отмахивается Старк. — К тому же с Дэдпулом… я имею в виду, Уилсоном… не очень красиво получилось. Нам не следовало поступать так… предвзято по отношению к нему. В первое мгновение Питер удивлённо приподнимает одну бровь, но спустя секунду уже снова широко усмехается. — И как только Кэп это делает? Тони беззастенчиво пожимает плечами. — У него есть… рычаги давления, — неопределённо, с лукавой усмешкой в уголках глаз сообщает он. — Всё, вали, давай, — он даже взмахивает пару раз рукой в недвусмысленном жесте, намекая поскорее убираться. — И всё равно спасибо! — выкрикивает Питер, выскальзывая за двери палаты, прежде чем Тони снова начнёт отнекиваться. Уэйд в соседней палате, его можно увидеть через стекло. Он выглядит как обычно – много жестикулирует, болтает и вертится, откровенно раздражая доктора Беннера, который в данный момент с выражением страдания на лице пытался снять с Уэйда все прикреплённые к телу электроды. Питер улыбнулся, глядя на привычное поведение мужчины, и зашёл в палату. На лице у Брюса мгновенно появилось облегчение, но Уэйд как-то резко смолк, замер и словно уменьшился в размерах. Сердце Питера сжалось в тиски, но он заставил себя улыбнуться, молча глядя Уэйду в глаза и видя там всё те же боль и вину, что и в лаборатории пару часов назад. — Я сейчас вернусь, — поспешно ретируется Беннер, и Паркер лишь слышит, как отъезжает и закрывается дверь палаты, оставляя их с Уэйдом один на один. — Уэйд, — Питер неторопливо подходит к Уилсону, замершему на месте и словно прислушивающемуся к себе. Чем-то вся эта ситуация походит на первые месяцы их отношений – когда Уэйд каждое мгновение был готов дать стрекоча по направлению любого города, лишь бы тот был на расстоянии в тысячи километров от Нью-Йорка. Ей богу, словно это не он несколько лет упрямо с ним флиртовал, всячески заигрывал (Питер называл это - издевался) и практически в наглую подбивал клинья. Удержать его возле себя было невозможно – один хороший день шёл против пары недель неизвестности. Уэйд смеялся, шутил, а потом неизменно исчезал к утру. Возвращался загнанный, диковатый, нерешительный. Неуверенно приближался, словно ожидая удара, при этом, не забывая рассказывать о том, какие горячие ночи в Индонезии/холодные камни в Сахаре/глубокие моря в Индии, приправляя все пошлыми шутками, поток которых останавливался лишь тогда, когда Питер делал шаг вперёд и раскрывал руки – давай, мол, сюда иди, мудака кусок. «Всё равно его не брошу, потому что я хороший!» - декламировал каким-то отчаянно-надрывным тоном Уилсон стишки на русском, которым научился у Нат, и неизменно падал в объятья, утыкаясь куда-то в яремную вену и молчал, замирая так секунд на двадцать – на большее, похоже, этих батареек, мать их дери, энерджайзер, которые были у наёмника вместо мозгов, не хватало. Питер и сейчас хотел бы раскрыть руки шире, чтобы Уилсон с неизменными криками «обнимашки!» бросился в них, словно он не бугай почти два метра в высоту и метр в ширину, а принцесса в воздушном платьице из гипюра или из чего там шьют платья для хреновых принцесс, только что-то подсказывало, что в этот раз этот трюк не прокатит. Не после всего что произошло. Уэйд как-то особенно болезненно смотрит на бинты, очертания которых заметны сквозь футболку, и Питер ругает себя за недальновидность. — Я в порядке, Уэйд, — говорит он, касаясь напряжённой руки наёмника, до побеления сжимавшей край кушетки. — Ты же знаешь Стива – пока не обмотает меня как мумию, не успокоится. [Он такой милый, когда беспокоится о нас!] [Он всегда милый, балбес!] [Не соглашусь. Помнишь тот раз, когда мы украли инкассаторскую машину, чтобы поздравить его с днём рождения, а нам на хвост прицепились десять машин полиции и небольшой вертолёт?] [Я всё ещё думаю, что он просто не был впечатлён количеством вертолётов. Вот, может, будь их хотя бы штуки четыре…] «Заткнитесь, блять, оба». [Воу, как грубо.] [Мужик, ну ты чё, нет же никаких проблем. Это сделал не ты, загадка решена, ба-да-бумс. Всё снова в норме.] «Ничего не в норме. Это… противоположно норме». [Не нормально?] [Заткнись, он нам душу раскрывает.] [А чё нам то? Вон, паучку пусть душу раскрывает. Откровенные разговоры – важная часть отношений.] [Этому больше журналы по психологии не покупать.] [Да много ты знаешь! Может, только из-за меня и моих советов, Паучок еще не свалил.] [Он не сваливает, потому что любит эту шаболду ебанутую, а не потому, что Опра так сказала.] [Опра не даёт советов в отношениях, долбоёб.] «Да вы заткнётесь или нет!?». [Да, да. Так на чём мы там остановились?] [Ой, Пити на нас смотрит.] «Ага. Вот уже минуту как. Всё обсудили блять?» [Не, ну, а хули ты к нам то приебался? С Паучком разговаривай.] [Всё-всё, не бесись, молчи.] [Поговори с ним!] — …посмотрим какой-нибудь фильм. Возьмём два ведра твоего любимого карамельного попкорна, — с лёгким оттенком отчаяния в голосе продолжал говорить Питер. — Только если на последний ряд, — усмехается Уэйд, и от того, как меняется выражение лица Питера, как отчётливо на нем проступает облегчение, смешанное с радостью, и как расцветает в искренней широкой улыбке лицо, Уэйда едва не колотит изнутри. Причинить боль кому-то такому светлому и чистому. Ему словно всё ещё шестнадцать. А сам Уэйд… он ведь гнилой изнутри и снаружи. Очевидно, Питер видит в глазах Уэйда или в выражении его лица отражение этих мыслей, поэтому без раздумий обнимает настолько крепко, насколько возможно, словно пытаясь укрыть его от внешнего мира, хотя это Уэйду следовало было бы прятать Питера подальше от всей этой грязи. «Подальше от себя – в первую очередь. Как можно дальше». [Не будь к себе так строг.] «Он пострадал из-за меня. Его использовали как какую-то «женщину в холодильнике», чтобы сделать из меня личного Зимнего Солдата!». [Не выдумывай, какой из тебя Зимний Солдат.] [Завали, придурок.] — Они правы, Пити. Я могу причинить тебе боль. Даже если вот так, чужими руками, но я могу причинить тебе боль, — бормочет Уэйд, руками касаясь чужого торса, чувствуя пальцами бинты под футболкой, не уверенный точно, хочет он оттолкнуть Питера как можно сильнее, избавить от себя и своей паталогической ебанутости, или же наоборот, прижать к себе так крепко, насколько это возможно. [Ты чё несешь, долбоёб?] [Не мешай им блять!] Питер же, очевидно, в своих намерениях твёрдо уверен. Он выпускает Уэйда из объятий, продолжая тисками сжимать плечи Уилсона и глядя глаза в глаза. — Не большую боль, чем я могу причинить тебе, Уэйд, — серьёзно говорит он. — Мы оба глубоко застряли в этом супергеройском дерьме, и мы оба в равной опасности друг для друга и друг из-за друга. Но есть один главный фактор, который всё решает, — он наклоняется ближе, обводя руками чужую шею. - Я люблю тебя, Уэйд, — шепчет Питер ему на ухо, и Уэйд, наконец, отпускает себя, позволяет рукам обвить тело напротив, прижать к себе так тесно, как только может и дышать другим человеком в своих руках. Так, замерев, они стоят несколько мгновений, пока Питер не выдыхает резко и не произносит с несдерживаемой усмешкой в наигранно возмущенном голосе: — Только не говори, что у тебя стояк, Уилсон. [Блять, таки спалил.] — Хорошо, я не буду говорить, что у меня стояк, — бормочет Уэйд. — Уилсон, — Питер, смеясь, выпускает его из своих объятий и делает шаг назад. — Клянусь, у тебя пубертат не закончился. — Он сегодня ещё и не начинался, — многообещающе подмигивает Уэйд. — Вы закончили? — в палату осторожно заходит Беннер, стараясь смотреть исключительно в экран планшета в руках. — Воздействие на организм Уилсона сывороткой не было завершено, а со всем остальным справился регенерирующий фактор. Всё равно они не смогли бы одной только этой операцией сразу очистить разум Уилсона – её пришлось бы повторять через определённые промежутки времени. Схема конечно довольно похожа на схему настроек «Зимнего Солдата», но крайне недоработана… — он переводит взгляд на парочку напротив. — Но вам, полагаю, это не очень интересно, так что мы просто ограничимся первым сказанным мной предложением, и вы можете спокойно идти отсыпаться домой. — О, отсыпаться мы пойдём ещё не скоро, правда, мой сексуальный пирожочек? [Уэйд!] [Уэйд!] — Уэйд!