День независимости

День независимости. За последние четыре года - с тех пор, как он поступил в Стэнфорд - День независимости стал для Стайлза особенным праздником со смыслом, никак не связанным с патриотизмом и обретением свободы США. А как раз-таки наоборот – с потерей этой самой свободы одним конкретным американцем. Полная грёбаная капитуляция перед поистине сверхъестественной харизмой и обаянием, силой крепких ладоней и мурашек от густой колкой щетины. Нет, Стайлз, конечно, любил свою страну, но Дерека что б ему Хейла он не просто любил. Дереку он принадлежал каждой частичкой своего тела, каждой мыслью. И тот об этом прекрасно знал и не упускал возможности напомнить, понимая, что у Стайлза пальцы на ногах поджимаются, а член встаёт по стойке смирно, стоит жарко выдохнуть на ухо бескомпромиссное “мой”. Это собственничество не по-детски заводило, заставляя Стайлза провоцировать в ответ и срывать тормоза у уравновешенного Дерека, добиваясь горячего сумасшедшего секса до сорванного голоса и отупляющего удовлетворения. Что ж, эта игра нравилась им обоим. Даже не находясь рядом, Дерек любил показать Стайлзу, кто здесь кому принадлежит. И начать дарить подарки на День независимости придумал именно он. Напомнить четвертого июля, что как раз-таки Стайлз эту самую независимость потерял окончательно и бесповоротно, казалось Дереку весьма остроумным. Любимый американцами праздник все студенты старались провести с семьями, если жестокие преподаватели не выдумывали каких-нибудь стажировок на время летних каникул. Стайлз всегда приезжал в Бикон-Хиллз: забитые под завязку поезда к побережью, парад, звёздно-полосатая символика повсюду, запах жареного мяса и хот-догов из каждого двора, салют у семейства Уиттмор и фейерверки у простых смертных, совместное барбекю на заднем дворе у Макколов, всегда сводящееся к одинаковым перепалкам с отцом. – Ну хоть раз в год, Стайлз, я могу поесть рёбрышки? Ведь вегетарианских ребрышек не бывает! – уверенно, но уже с ноткой обречённости говорил отец, показывая секретные знаки Мелиссе, чтобы та незаметно припрятала ему пару кусочков. Ага, как же! Стайлз всегда начеку. – Знакомься, пап, это баклажаны, баклажаны, это шериф Стилински, теперь вы гастрономические бро. – Ребёнок, я не буду дружить с баклажанами! – Ты просто не пробовал! Да ты посмотри на этот прекрасный длинный и гладкий овощ… Поверь мне, это настоящий оргазм! Блин, это не должно было прозвучать так. Я исключительно про вкусовое удовольствие и, кстати, про баклажаны, нарезанные кружочками. – Очень надеюсь, – хмыкнул папа. – Потому что не хочу даже думать, что с твоей фантазией ты можешь додуматься поиграть с этими кружочками в копилку. – Что… – на секунду завис Стайлз, подавившись словами. Копилка – это же… как монетки в спину фарфоровой свинки, только не монетки и не в спину, и не свинке... – Нет, папа, сразу нет! Я не буду даже оспаривать и вообще хоть как-то обсуждать мою личную жизнь и предпочтения! С местом применения папа, конечно, угадал – или знал, что вероятнее – но никакие баклажаны не сравнятся с Дереком. И вообще никто и ничто. Стайлза даже проверять не тянуло. – И поставь на место тарелку с рёбрышками, не думай, что грамотно меня отвлёк. И помимо всего прочего, что свойственно Дню независимости, – Дерек со своей большой патриотичной семьёй на расстоянии в три тысячи миль. Но даже это не ослабляло зависимость Стайлза в День независимости – вот же ирония. *** Фишку с подарками Дерек придумал после окончания первого курса Стайлза, когда они ещё не знали, продлит ли руководство Стэнфорда временный контракт Дерека – слишком молодого, но достаточно увлечённого своим делом преподавателя прикладной математики. Руководству Стэнфорда было довольно выгодно, чтобы талантливый Дерек заканчивал аспирантуру у них, параллельно взяв профильный курс первогодок и начальную математику, а может, и более старшие курсы, но когда речь заходила о престиже и громких именах, Дерек не мог пока конкурировать на равных, и учредительный совет имел право отказать. Что они оба точно знали – потребность друг в друге никуда не денется. Двадцатичетырёхлетний профессор Хейл слыл агрессивно-красивым и до неприличия горячим, но одним из тех, кто женат на науке и не умеет общаться ни с кем, кроме своих формул и цифр. Как он сам признавался Стайлзу, он не пошёл бы преподавать, если бы это не было обязательным условием получения гранта на обучение в аспирантуре. Хотя потом добавлял, что ему всё же нравилось. Коллеги считали его кто нелюдимым, кто высокомерным, парочка профессоров психологии даже устраивала дебаты, касаемо детской травмы Дерека. Студенты распускали ещё более нелепые слухи. Стайлз даже слышал нелепицу про агента ФБР под прикрытием и бывшего главаря мексиканского наркокартеля, проходящего по программе защиты свидетелей. Ага, сидел он такой весь с супер-секси щетиной, считал денежки за проданные фунты кокаина и выучил таким образом высшую математику. Боже, и эти люди поступили в Стэнфорд... Стайлзу даже становилось обидно за свой уже ставший родным университет. Об ориентации и личной жизни споров было не меньше. – Он из-за опоздания не впустил Эрику в аудиторию, а она была в таком мини, что можно имя собственное забыть, не то что о каких-то глупых правилах дисциплины. Он точно гей. – Да нет, он не принял работу Дэнни из-за отпечатка кофейной кружки на титульном листе, а у него такие ямочки на щеках! Он точно не гей. – А может он из тех моралистов, что просто не заводят связи со студентами и даже не смотрят в их сторону? За это уже не увольняют, но всё равно не одобряют. – Это же скучно! Наверняка он убеждённый доминант. Вы посмотрите, какую жёсткую дисциплину он нам навязывает! И явно получает удовольствие от этой власти. А потом отрывается на своём сабе, например. – Отрывается он на Стилински, бедный парень, ему вечно достается от профессора Хейла. – Да он же заткнуться вовремя не умеет! Всё время доводит профессора. – А мне кажется, между ними искрит... Ну что ж, Дерек действительно был не очень хорош в речевых коммуникациях – не то что Стайлз – и вообще человек действия, а не слова; очень темпераментный, но предпочитавший не проявлять эмоции на людях; воспитанный в интеллигентной семье, где чтут традиции и придерживаются правил. Это мало кто замечал и старался проанализировать. И никто даже не догадывался, какая грёбаная электростанция сбоит и полыхает между Дереком и Стайлзом на самом деле. Короткое замыкание – и каждый раз через тело проходят разряды по пять тысяч мегаватт. Куда там простому и скучному “искрит”? Хотя, конечно, провоцировать Дерека на занятиях стоило осторожнее, лишние слухи им обоим ни к чему. *** Первый раз на День независимости Дерек прислал ему упаковку хипсов с бэт-сигналами, зная, что Стайлз влюбится в них так же сильно, как и в своего невозможного профессора – это же Бэтмен, чёрт возьми! – и будет надевать чаще, чем любые другие из своего разнообразия. Подарить трусы, обтягивающие все интимные части тела Стайлза, во вселенной Дерека означало поставить свою метку. И откуда у профессора математики все эти волчьи штучки? Хотя Стайлз не раз сравнивал его с волком: сильным, опасным, но преданным и надежным. А ещё, как и волки, Дерек – однолюб. Признался он на словах в этом далеко не сразу. Впрочем, Стайлз и так всё это видел, хоть и любил построить из себя идиота, которым, очевидно, не был: идиотам не дают полную стипендию Стэнфордского университета. Можно было бы посчитать, что нижнее бельё с подростковыми принтами намекало на инфантильность Стайлза, но нет. Дерек так говорил, что знает о любви Стайлза к супергероям, знает, чем его порадовать, и заявлял таким подарком “ты мой”. Стоит ли говорить, что этим несчастным хипсам частенько приходилось обнимать стояк Стайлза, возникающий просто от мыслей о собственничестве Дерека, казалось бы, совершенно ему не свойственном. “Угадал с размером, – отправил тогда Стайлз сообщение, сдобрив его подмигивающими смайлами. – И как только умудрился?” В конце текста своё место нашли поигрывающие бровями и зубасто улыбающиеся жёлтые мордочки, не передающие в полном объёме всего веселья Стайлза. Вспомнив, как некоторые парни покупают бельё своим подружкам, растопырив пальцы над чашками бюстгальтеров, прикидывая объём по тому, сколько обычно помещается в пятерню, он в красках представил себе, что Дерек с убийственно сосредоточенным лицом примеривает свои ладони к задней части развешанных на витрине трусов и невозмутимо просит консультанта подобрать ему модели, чтобы входило “вот столько задницы”. Боже, он бы убил, чтобы посмотреть на это. “Сколько раз ты уходил в моих трусах? Мои на тебе смотрятся свободно, но не слишком, так что очевидно – на размер меньше, чем у меня”, – через пару минут прислал Дерек. “Ага, дедукция. Скучно, но неплохо”, – версия с ладонями определённо нравилась Стайлзу больше. “Скучнее было бы, посмотри я размер на ярлычке, в очередной раз снимая твои трусы с прикроватного бра”. “Это было бы романтично. А почему только на этапе бра? Я же не всегда врываюсь к тебе в квартиру, экспрессивно расшвыривая шмотьё”. “Вообще-то, практически всегда”. Дерек не ставил смайлики, но Стайлз чувствовал, что здесь подразумевалась скептически закатывающая глаза мордочка. Жаль, никто не придумал дерекосмайлы с многообразием проявляемых эмоций исключительно за счёт бровей. “А если ты всё-таки в настроении, чтобы тебя раздевал я… Тогда меня мало интересует размер одежды, лишь что я сделаю, когда избавлю тебя от неё”, – тут же прилетело следом. На самом деле Дерек был довольно заботливым и нежным, любил долгие выматывающие прелюдии, но Стайлзу не всегда хватало выдержки и терпения, и Дерек срывался за ним в пропасть. “У меня уже стоит, – набрал Стайлз и погладил твёрдый член через приятную ткань новых хипсов. Что ж, обновке придётся пройти боевое крещение сексом по смс. – Потёкшая головка заметно намочила жёлтый бэт-сигнал у резинки, и я умираю как хочу, чтобы ты погладил это мокрое местечко. О, я бы сладко стонал…” “В Скайп, живо!” – через несколько секунд прислал Дерек, заставив Стайлза предвкушающе ухмыльнуться. Или это будет боевое крещение сексом по Скайпу… – Пап! Встретимся у Макколов, мне тут кое-какое дельце нужно сделать, – крикнул он громыхающему на кухне отцу и, плотно закрыв дверь, вывел ноутбук из спящего режима. *** Смутить, вывести из себя и вообще как-то поколебать внутреннее эмоциональное равновесие Дерека любому человеку давалось нелегко. Но он сам признавал, что его заводило с полуоборота, стоило Стайлзу случайно – или скорее нарочно – засветить чёрно-жёлтую резинку трусов с летучими мышками. И Стайлз не отказывал себе в удовольствии провоцировать. Поэтому на следующий День независимости он снова получил хипсы с летучей мышью, но уже выполненной на заказ. Жёлтые, с чёрным силуэтом и необычными потёками краски с размашистых крыльев, будто обнимающих задницу. Момент эксклюзивности и то, как Дерек заморочился ради этого подарка, добавлял Стайлзу лишние пару пунктов к удовольствию, а ещё жёлтой резинкой дразнить уравновешенного – по всеобщему признанию – Дерека было куда проще. Чего только не повидала мышь с этих трусов, и если бы реально покраснела, Стайлз бы не удивился. Хотя обычно ей доставалось только начало пикантного зрелища, а затем её скомканный силуэт быстро отправлялся куда-нибудь под кровать или – по старинной традиции – на бра. *** На третий в их отношениях День независимости Стайлз получил курьерской почтой простые чёрные хипсы с белой цифрой четыре, написанной шрифтом, как на майках спортсменов. Дерек Хейл просто пометил Стайлза своим номером, под которым играл в баскетбол за школьную команду. И от этого срывало башню. Натягивая на себя новые трусы трясущимися руками, Стайлз ненавидел и обожал Дерека всеми фибрами души. Ненавидел, потому что сейчас стояк был просто каменный, и дрочка мало спасла бы положение – Дерека хотелось до пятидесяти звёздочек в глазах, ага, очень патриотичненько! А почему обожал, объяснений не требовалось. Первокурсник-Стайлз запал на своего профессора математики, увидев впервые, как тот решительной походкой заходит в аудиторию, до отказа забитую студентами. Шикарное тело, красивое лицо с опасным взглядом из-под сведённых бровей, почти физически ощутимая аура хищника – просто концентрированный секс. Чёрт, да столько не должно вмещаться в одного человека! Отдаленно Стайлз понимал, что это всего лишь первое впечатление, но от одного взгляда на нового преподавателя сердце в груди затанцевало степ в весёленьком ритме тахикардии, а ладони увлажнились, как и чёртов член в штанах. Окружающие девочки, коих набралось рекордно много для курса математики, обязательного для специальностей больше востребованных у парней, тоже попали под влияние этих гипно-секси чар и чуть ли не капали слюной вожделения на пол аудитории. – Я совершенно не разбираюсь в математике, для моего профиля это один из предметов по выбору, но я записалась на курс, увидев фото профессора на сайте университета. И Господи, это того стоило, – доверительно шепнула Стайлзу Малия, не сводя взгляда с широких плеч профессора, размашисто выводящего на доске своё имя: “Дерек Хейл”. – Я здесь не из-за шикарной задницы и брутального лица, но, надо признать, Стэнфорд грамотно воспользовался имеющимися ресурсами и повесил фото профессора рядом с описанием курса. Говорят, такого ажиотажа на математике никогда не было, – одобрительно хмыкнула рыжеволосая красотка Лидия и приготовила опасно-острый карандаш, чтобы записывать лекцию. – Добро пожаловать на курс “Математика 326”. Сегодня наша тема “Матрица”. Сразу предупреждаю, – серьёзно начал профессор Хейл, – ни синих, ни красных таблеток не будет, как и агентов Смитов, только я, многообразие матриц и действий с ними. Итак. Матрица – математический объект, записываемый в виде прямоугольной таблицы элементов кольца или поля… – вышел из сурового образа Дерек и, улыбнувшись смущённой и совершенно очаровательной из-за чуть великоватых резцов улыбкой, продолжил вдохновенно вещать о матрицах. Тогда-то Стайлз и пропал окончательно. Он долго накручивал себя, пытаясь взрастить неприязнь к этому идеальному внешне, неприступному и такому загадочному человеку, но всё больше и больше проникался симпатией. – Ну и где наш горячий ледяной принц? – как-то раз достаточно громко спросил Стайлз. В этот день Дерек отчего-то не пришёл заранее, как делал обычно. До начала лекции оставалась лишь пара минут. – Оксюморон. Неплохо, – одобрительно кивнула подошедшая к своему излюбленному месту Лидия. Она всегда садилась на ряд ниже и на одну парту левее от Стайлза. Он подозревал, что так она делала вид, что ни капли не заинтересована в его обществе, но всегда отлично слышала, о чём он говорит, и частенько сдабривала всё это едкими ремарками. Стайлз обожал Стэнфорд хотя бы за потрясающую Лидию Мартин. И за чёртового профессора Хейла, приснившегося ему сегодня в весьма пикантных подробностях. – Что такое этот оксюмочтототам? – встрепенулась досыпающая на плече Стайлза Малия. Все удивлялись, как вообще эта милая, но не сильно умная – довольно сильно не сильно, стоило признать – девушка попала в Стэнфорд. Поговаривали, что специально для неё организовали какую-то социальную программу с анонимным пожертвованием. Стайлз даже боялся представить себе размеры этого пожертвования и кому вообще это было нужно, но его аналитический ум быстро сгруппировал известные ему о Малии данные, приходя к выводу, что таким образом мог очищать карму её биологический отец. Стайлзу нравилась Малия, возможно потому что сильно напоминала Скотта вот в такие периоды, да и в приставку играла так же виртуозно. Поэтому они быстро сдружились и за пределами аудитории “Математики 326”. – Оксюморон — это на курс к профессору Блейк, или после лекции вас просветит наш всесторонне развитый мистер Стилински. А сегодня у нас интегральные уравнения, – холодно сказал вошедший в аудиторию Дерек, обжигающим взглядом проделывая в Стайлзе дырки покруче Циклопа или Супермена. – Развит во все стороны, во всех смыслах, сэр! – расплылся в улыбке Стайлз, получая мазохистское удовольствие от гневно раздувающихся ноздрей Дерека. Стайлз всегда называл его про себя Дереком, а не профессором Хейлом. Так, почему-то, он меньше чувствовал себя извращенцем, а Дерек казался чуть больше приближённым к простым смертным. – Что вы хотите, чтобы я на это ответил? – сдерживая ярость, буквально прорычал тот. – Минус десять очков Гриффиндору? – вскинул бровь Стайлз. – Сделаете несколько дополнительных преобразований Лапласа, задание получите после лекции, – Дерек тяжело вздохнул, но Стайлз видел, как дрогнули уголки его губ после упоминания Гриффиндора. – Железная выдержка, я бы тебя выпорола, – восхищённо вздохнула Малия. – Да уж, решить несколько интегралов для Стайлза и на наказание-то мало тянет. Я бы тоже тебя выпорола, а наш профессор Хейл – кремень, – добавила Лидия. Ох, знали бы окружающие его люди, в какого страстного собственника превращался бесстрастный Дерек, когда влюблён. Тот и сам, как оказалось, не знал, как не знал тогда и Стайлз. И нет, это знание и такого Дерека он хотел оставить только для себя. *** Они с Дереком первый раз трахнулись – если суматошные тисканья можно назвать трахом – когда огромная толпа студентов отмечала экватор учебного года и недавно закончившиеся рождественские каникулы. Вечеринка больше напоминала студенческую попойку обычного захолустного колледжа, чем мероприятие “типа крутых стэнфордцев” – пиво в красных пластиковых стаканчиках из металлических бочонков, пиво-понг, танцы у костра на лужайке у главного корпуса и атмосфера эйфории и вседозволенности. Восемнадцатилетнему Стайлзу, как и многим первокурсникам и прочим, не достигшим двадцати одного, ещё нельзя было пить, но хэй, кого это останавливало? Они же только чуть-чуть. Даже назначенные преподаватели-дежурные, в том числе и Дерек, не помешали Стайлзу отлично повеселиться. Развлекаясь, он не считал, что делал что-то особенное. Точнее делал, пытаясь привлечь внимание Дерека, но, как потом оказалось, совсем не то, на что тот повёлся. Как бы там ни было, к концу вечера Стайлз, чувствуя себя всемогущим, поймал выключающего резервный генератор Дерека у трансформаторной будки на краю студгородка и совершенно беззастенчиво полез языком ему в рот, а ладонями под рубашку-поло. И через несколько мучительно сладких минут растерянности Дерека оказался прижатым спиной к этой самой будке с зажатым ртом и спущенными штанами. Стайлз наконец допрыгался. Дерек медленно, но амплитудно водил кулаком по сжатым вместе членам, глуша стоны Стайлза другой ладонью – большой и тёплой – и зло рыча на ухо: – Господи, дай мне сил его не убить! А ты… Ты можешь так не улыбаться всем, особенно Малии? Перестать постоянно трогать себя, тянуть всё подряд в рот? Ненавижу каждый из облизанных тобой на лекциях карандашей! Можешь не обжиматься с Дэнни, будто хочешь от него детей? Не язвить мне, будто флиртуешь? Да уж, пикапер из Стайлза нулевой: в другое время он бы зло выплюнул Дереку в ответ немалое количество саркастичных шуточек, но от сказанных слов вдруг стало так сладко на языке и горячо в кончиках пальцев – Дереку не нужны уловки, Дерек поймался сам, на Стайлза, какой он есть. Да и вообще, ответить сейчас Стайлз попросту ничего не мог, захлёбываясь эмоциями и ощущениями. – Чёрт, у меня до старости будет вставать на коротко бритые затылки, – потом сказал ему Дерек, тяжело дыша и упираясь собственным лбом в лоб Стайлза. Стайлз же расхохотался, потратив последние силы на смех и сползая голой задницей по металлу трансформаторной будки. Дерек не дал ему усесться на землю, заключив в крепкие, но бережные объятия. Тогда-то и началась их история, а Стайлз немного отрастил волосы, чтобы не мешать Дереку работать. *** На четвёртый День независимости, когда Стайлз получил степень бакалавра, но ещё не знал, одобрят ли ему стипендию магистра, он ждал от Дерека чего-то в стиле “Больше не мой студент, а просто МОЙ”. Потому что именно эту фразу Дерек едва слышно шепнул ему на ухо, всунув в руки диплом. Он вместе с прочими профессорами кафедры математики вручал документы счастливым выпускникам в длинных мантиях и квадратных академических шапочках. Отец даже заснял этот момент на фотоаппарат и считал очень трогательным – со стороны, конечно, это выглядело как поздравления и наставления от уважаемого профессора одному из лучших выпускников года, на деле же Стайлз поражался, как никто – опять – не увидел истинной интимности момента. Сегодня папа дежурил до обеда, поэтому Стайлз, сходив в душ, включил на кухне местное радио и, пританцовывая, слонялся по дому в ожидании курьера. Но вместо курьера с новыми хипсами Дерек приехал к Стайлзу сам. На его радостный, но ошалелый взгляд, впился в губы жадным поцелуем и целовал так, будто они не виделись год, хотя прошёл всего лишь бесконечно долгий месяц. – Чёрт, как я скучал, – Дерек уткнулся носом в волосы у виска Стайлза и глубоко дышал ароматом его шампуня. Шампунь, кстати, выбрал Дерек, имеющий какой-то бзик на запахах. Стайлз не возражал, ему вообще было всё равно, чем мыться – пенится, и ладно. – Хэй, почему ты не в Нью-Йорке с семьёй? – всё-таки придя в себя, спросил Стайлз и потащил Дерека в гостиную. – Где шериф? – задал встречный вопрос Дерек и подкорректировал курс – к лестнице, прекрасно зная, что комната Стайлза на втором этаже. – Э-э-э, на дежурстве до часу. – Значит, разговоры потом, – Дерек решительно поднялся наверх и безошибочно толкнул дверь в спальню Стайлза. По нюху он её нашёл, что ли? Вряд ли, конечно, но мысленную пометку отнести все грязные вещи в подвальную прачечную Стайлз всё же сделал. Дерек не церемонился, стащив со Стайлза домашние штаны, и тщательно, но довольно быстро растянул его под громкие и малосвязные просьбы вставить ему. Чёрт, Стайлзу действительно нравилось наблюдать, как длинные пальцы проникают в него, подготавливая, нравилось ощущать уверенные прикосновения к простате, посылающие сладкие импульсы по всему телу и в член с уже багровой и влажной от предэякулята головкой. Он бы с удовольствием сейчас притянул Дерека за волосы и, продолжая насаживаться на пальцы, толкнулся бы в его рот. Но они не трахались целый месяц, и Стайлз видел, как на скулах Дерека ходят желваки от просьб поскорее ему вставить, явно нарывался, но ничего не мог с собой поделать. Стайлз прекращал язвить, лишь когда у Дерека срывало крышу от желания – придушить или затрахать, Стайлз не был уверен на сто процентов. Это вряд ли можно было назвать инстинктом самосохранения – его предохранители здравого смысла перегорели уже давно, а Дерек своими пламенными взглядами, ласками на грани боли, стонами, больше похожими на звериный рык, и не щадящими психику признаниями, буквально расплавлял все внутренности, разжижал мозг, оставляя лишь одну приоритетную задачу – подчиняться желаниям Дерека. Вообще-то, Стайлз терпеть не мог рамки, запреты и правила, но в постели, дойдя до определённой точки, сдавался в плен его рукам. А Дерек трахал его так, будто наказывал за потерю собственного внутреннего равновесия. День независимости – это совсем не про них. Они оба зависимы друг от друга, хоть Дерек этого никогда не скажет вслух, но каждый раз доказывает, выбивая из Стайлза протяжные сладкие стоны. Вот и сейчас Стайлз отбросил прочь все свои едкие замечания, когда Дерек, чуть не сорвав молнию на собственных джинсах, зашвырнул их куда-то за спину и в несколько уверенных движений раскатал по члену презерватив. Стайлзу, конечно, нравилось без резинки, точнее нравилось то выражение, что появлялось у Дерека в такие моменты, когда Стайлз выказывал полное доверие и в очередной раз подтверждал свою принадлежность ему одному. После такого секса Дерек выглядел куда более сытым и удовлетворённым. Что ж, Стайлз в процессе тоже не оставался в накладе. А неудобства от истекающей спермой задницы окупались мягкой довольной улыбкой Дерека. Но сегодня, не в их квартире, да ещё и всего за полчаса до прихода папы, надеть резинку было рациональной мыслью, и Стайлз возблагодарил предусмотрительность Дерека: сам он уже думал исключительно членом. – Наконец-то, – только и выдохнул Стайлз, когда Дерек, вошел в него полностью. Он сжал талию Дерека ногами, не позволяя дразнить и притягивая ближе, ещё ближе, вплавляя в себя, проникая под кожу. Но Дерек, и не собираясь отстраняться или оттягивать оргазм, впился в губы поцелуем и резко, амплитудно начал двигаться внутри Стайлза. Чёрт, как же Стайлз скучал! До финала оставалось совсем немного, когда стоящий в коленно-локтевой позе Стайлз сквозь собственные пошлые стоны услышал перекрикивающего радио Скотта: – Стайлз, я пришёл забрать мясо для барбекю! – Вот блядство! Дерек на секунду застыл, но потом притянул к себе Стайлза, одной рукой прижимая спиной к своей груди, а другой зажал ему рот. Стайлз, обмирая от страха и в то же время находясь уже в точке невозврата, сжал свой член в ладони и в такт быстрым толчкам Дерека принялся дрочить. Оргазм накрыл его так сильно, что, кажется, не зажимай Дерек его рот, вся улица узнала бы, как Стайлзу хорошо. Но, похоже, уши Скотта это не спасло и теперь он знает, как Стайлз кричит, кончая, и как в это же время рычит его парень. У лучших друзей ведь нет секретов? Но, судя по поспешно удаляющемуся шуму двигателя мотоцикла-развалюшки Скотта, тот совсем не хотел этих знаний. – Что за парень? – притворно бесстрастным голосом спросил Дерек, приводя себя в порядок влажными салфетками и не глядя на Стайлза. – Это Скотт, – пожал плечами развалившийся на кровати Стайлз, с расслабленной улыбкой наблюдая за этим показным равнодушием. – Ты знаешь, кто он. А ещё у меня только что был просто крышесносный оргазм с самым восхитительным в мире мужчиной. Ты прекрасен, как рассвет и картошка спиральками. Перестань ревновать. Я же достаточно погладил твоё самолюбие? Дерек с улыбкой покачал головой и кинул в него скомканной салфеткой. – Погладить что-нибудь ещё? – хитро прищурился Стайлз и потянулся к Дереку рукой. – Позже, твой отец скоро вернётся. – О чёрт, живо одевайся! Где, блядь, мои трусы? – Стайлз спешно подскочил с кровати и огляделся вокруг. – Почему ты так не хочешь меня с ним знакомить? – Дерек сел, демонстративно сложив руки на груди. – Я уже четыре года живу в качестве твоего грязного секрета. – В данный момент ты мой абсолютно голый секрет, – Стайлз злобно швырнул в него футболкой. Где же знаменитые гениальные мозги Дерека Хейла, когда они так нужны? – Знаешь, как папа начнёт знакомство с тобой? “Оружие табельное, патроны под учёт, поэтому предупредительного выстрела не будет”. – Да почему?! – Тебе по пунктам? Ты профессор, трахающий его сына-студента, выглядящий, как мексиканский бандит-рецидивист, и вообще слишком горячий для такого, как я, – протараторил Стайлз очевидные вещи, быстро оглядывая комнату. – Блядь, да где же мои грёбаные трусы? Дерек молча встал с кровати и, сверкая голым, совершенно восхитительным задом, вышел из комнаты, оставив Стайлза недоумевать и мстительно желать ему встретить внизу папу. Но Дерек без приключений вернулся назад через минуту и кинул Стайлзу шуршащую упаковку. – Чтобы не нарушать традицию. Стайлз глянул на пакет в своих руках, потом на голого Дерека, вновь развалившегося на его узкой подростковой кровати, а затем достал новенькие хипсы. На задней стороне белел предел расходящейся неограниченной числовой последовательности, который, как прекрасно помнил Стайлз из лекций Дерека, равнялся бесконечности. – Предел, равный бесконечности, Дерек. Это то, о чём я подумал? – Да. И ответ я хочу услышать такой же. – Боже, – заржал Стайлз, падая рядом с убийственно серьёзным Дереком и прикрывая лицо новыми хипсами. Чёртов Дерек Хейл сделал ему предложение с помощью математики и трусов. – Да ты, блядь, романтик. Но на самом деле Стайлз с ума сходил по вот этому всему, понятному только им двоим. И уж точно знал, с кем хочет провести всю оставшуюся ему “бесконечность”. И даже подумывал в ближайшее время заказать у ювелира кольца, правда, не знал, какую гравировку сделать и как сообщить обо всем папе. Что же, Дерек его опередил и придумал гениальную надпись для колец. А папа… Папе рано или поздно всё равно пришлось бы рассказать. Он наверняка запрёт Стайлза в камере, попытается отстрелить Дереку что-нибудь очень важное, и, возможно, больше расстроится из-за выказанного недоверия, а не выбора спутника жизни. Но обязательно простит. И Стайлз даже не будет считать читерством большой кусок жареного мяса, картошку фри и пиццу с пепперони. День независимости – это совсем не про них с Дереком, и папа, в отличие от студентов Стэнфорда, очень быстро это поймёт.