Версия ухода

      Я ходил к психологу уже месяц. Хотелось отвлечься от всех переживаний, но получалось так, что мне приходилось заново рисовать в памяти все то, что я так старался забыть.       За этот чертов месяц я, кажется, вспомнил всю свою жизнь и не упустил ни одного момента. Когда я шел до психологического центра, фанаты, узнававшие меня, спрашивали о нем. Когда я уже сидел в черном кожаном кресле в кабинете врача, из приемника, стоявшего на окне, звучало его имя.       Спенсеру было очень тяжело, поэтому я решил выбраться к психологу. И вот настал день, когда я должен буду рассказать все то, из-за чего не могу спать с лета. — Здравствуйте, мистер Росс. — Добрый день, доктор Коннерс. — Я надеюсь вы помните, ради чего записались ко мне на прием? — Да. — И сегодня, сейчас, вы поведаете мне конец вашей истории. — Да. — Начнем. — Мысль об уходе из группы стала посещать меня с тех пор, как я начал писать тексты с особым смыслом. Мне казалось, что Брендон не понимает чувств, скрытых в моих песнях. После записи я стал часто задерживаться на студии и перепевать песни. Я думал, что этого мне хватит, и я забуду о своих дурацких идеях. Но мне действительно нравится петь! Мне нравится, когда ты проживаешь каждую песню, пропуская ее через себя. Я стал записывать песни, перепетые мной на обычный компакт-диск. Я слушал его, когда был один в своей квартире. С каждым днем я все больше хотел петь, петь по-настоящему. Но я отгонял от себя эти мысли. Я очень люблю Брендона и знаю, что он прирожденный вокалист. Но я прирожденный вокалист тоже! Меня уже не устраивала роль автора наших песен. Я рассказал об этом Спенсеру, но он не поверил, решив, что я брежу. Он сказал, что я просто временно помешался, и он не будет ничего рассказывать Брендону. Тогда я пошел к Джону. Он сразу понял меня и сказал, что иногда мне не удается скрыть желание выбежать на сцену к микрофону, а не брести к гитаре.       Мы с Джо стали больше времени проводить вместе. Однажды он пришел ко мне домой, и я включил ему мой диск. Он не особо был удивлен, лишь сказал, что этого следовало ожидать. Тогда он предложил мне сочинить и записать песню. Только для меня. Он обещался помочь. Идея написать песню для себя поглощала меня. И я написал ее и вскоре записал в студии. А потом я реально понял, что нужно что-то менять. Мы с Джо начали вести разговоры о том, что я уже не могу писать для Panic! At The Disco и мне нужно переключиться на творчество для себя. Через месяц я решил, что должен покинуть группу. Оставалось сказать об этом Брендону. Я мучился, перестал спать ночами и не мог сказать ему ни слова. Пока одним вечером он не заехал ко мне.       Я был один в квартире и слушал свою новую песню, когда понял, что моей собаки нигде нет. Я поднялся наверх и начал ее искать. А в это время приехал Брендон. У него есть ключи от моей квартиры и он легко зашел. Он зашел и, наверно, сразу заметил, что из колонок звучит странная песня, а голос, который ее поет принадлежит мне. На столе он нашел тетрадь с текстом песни, а на последней странице было написано: «Группа The Young Veins». Когда я спускался с Хобо на руках, входная дверь была распахнута, а под ней валялась связка ключей. Я все понял.       Утром я приехал на студию. Брендон, Спенсер и Джон пили кофе. Они сразу перестали обсуждать какую-то тему, когда я вошел. Спенсер улыбался, еще не зная, что я учудил. Джон с довольным видом допивал кофе. А Брендон… Он сразу стал таким бледным и напряженным. Кажется, он понял, что я хотел. — Вы знаете ребята, — начал я, — наша группа уже давно существует. И я всегда был рад посвящать себя ей, писать новые песни, но сейчас я хочу сказать, что не могу жить лишь только автором песен. Я хочу петь. Я знаю, что Брендон — великолепный вокалист, и я не имею права лишить его этого звания. Я долго думал и решил, что я должен уйти. Спенсер выронил кружку из рук, Джо все-таки был удивлен. А мой Брендон…он закрыл лицо руками и сидел тихо-тихо. Он плакал, наверно, плакал. — Извините, мистер Росс, я должен подойти к телефону. Доктор ушел в другой кабинет.       Я сидел и не мог отдышаться после своего рассказа. Я замер и думал, как невероятно больно, переживать все это заново. Что-то во мне сломалось, я вскочил с кресла, взял свою сумку и вылетел из кабинета через черный ход.       Сумерки. Я шел по пригороду вечернего Лас-Вегаса и размазывал рукой слезы. В самый последний момент я, все-таки, решил, что никому не смогу поведать все мои переживания. Я никогда больше не смогу вспоминать слезы Брендона, то, как бежал за ним по дороге, и все то, что он мне тогда сказал. Я его так люблю, а он меня так ненавидит. А я ненавижу себя за него.