Все совсем не как в фильмах. Когда ты входишь в огромные ростки брокколи, ты видишь эти трупы повсюду, будто не недавно жившие и функционировавшие люди, а цикады в июле. Я понимал, на что иду, когда решился, но все оказывается даже противнее. Уродливые трупы, отвратительная вонь, мясные мухи, разъедающие их изнутри. Я останавливаюсь и блюю прямо себе на ботинки.
Мясная муха пролетает мимо меня, и я чувствую, как сильно протестует мой инстинкт самосохранения. Я хочу помыться, залезть под водопад и смыть с себя всю эту грязь, но сам себя убеждаю в том, что душ мне больше не понадобится. Очень скоро мне ничего не понадобится. Может, только гроб.
Шатаясь, я прохожу сквозь пробелы между ростками, на которых растут страшного вида паразиты. Я даже не знаю, есть ли возможность того, что они могут заразить человека, но я все равно хватаюсь за ближайший зараженный столб зелени, чтобы перепрыгнуть через преграду на пути. Назад дороги нет.
Когда я добираюсь до места, я не могу сглотнуть застрявшую в горле слюну, а потому сплёвываю ее. Он здесь, все еще не видит или делает вид, что не видит, но Экубо, пинающий труп неизвестного, здесь. Экубо внутри какого-то человека, наверное, сильного эспера, и его кожа с каждой секундой разъедается все больше и больше. А дух продолжает пинать труп, как мячик для футбола. Никогда не думал, что с Экубо мало играли в детстве.
Дух поднимает на меня глаза, и я вижу, как кожа вокруг них уже почернела и потихоньку превращается в пепел. Попытка унять дрожь успехом не увенчалась. Экубо улыбается, приглашает меня к себе, манит рукой, но я не двигаюсь. Мне страшно, пусть я и знал, на что подписывался. Я мог убежать, мне дали шанс, но я все равно тут, стою прямо перед своей смертью, жду, пока меня прикончат. Привет, я готов. Экубо шикает.
— Серьезно, подойди, Рейген. Не ожидал, что твоя трусливая шарлатанская задница прибежит сюда.
Я чувствую страшную дрожь в коленях, но смеюсь над его фразой. Она совсем не смешная, абсолютно. Экубо пинает труп в мою сторону, и мешок мяса и крови прилетает прямо мне под ноги. Я оглядываю неизвестного и еле сдерживаю рвотный позыв. Труп выглядит так, будто его убили совсем недавно, пять или десять минут назад. Кровь все еще бьется, чисто-молочная кожа, у мертвеца на лице написаны страх и отчаяние. Я мысленно молюсь за его упокоение. Мешок мяса в кроваво-красной — наверное, от крови — майке и в таких же шортах. По всему телу огромные фиолетовые гематомы. Глаза выколоты.
— Ты сюда ради него пришел, что ли?
Я вздрагиваю и гляжу на улыбающегося отвратительной улыбкой Экубо, который даже не скрывает рта, из которого вываливается зуб. Кажется, количество энергии слишком велико для тела. Я перешагиваю через несчастного и подхожу чуть ближе. Экубо тоже делает шаг вперед.
— Знаешь, я не думал, что поглощение энергии брокколи даст мне столько сил и энергии, что я смогу победить даже Сигео. И стоило мне его победить, как весь город пал к моим ногам. Несчастные людишки, которые не понимают всей опасности психической силы. Но вот от тебя такого расточительства не ожидал. Ты же лучше всех должен знать, что могут сделать эти силы, так почему ты еще здесь?
Я пожимаю дрожащими плечами и говорю, что все дело в Мобе. И Экубо удивленно смотрит на меня.
— Постой, хочешь сказать, что ты решился на откровенное самоубийство ради Сигео? Ты в своем уме?
Я киваю и смеюсь, еле-еле идя на несгибаемых ногах к духу. Когда я останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки от него, я прошу его пощадить Моба и его семью. Я молю Экубо проявить благосклонность. Он может делать что хочет с остальными, со мной, но, пожалуйста, пусть не трогает Моба с его родными. Дух заливается смехом, пока я мило ему улыбаюсь.
— То есть ты мне предлагаешь отпустить своего главного врага на волю? Ты думаешь, я совсем тупой, да?
Нет, я так не думаю. Если бы Экубо был тупым, то он бы не смог сделать то, что сделал. Это решение поиграть в Бога никак не отразилось бы на мире. Но вот они, мы, внутри огромного брокколи, засоренного трупами и паразитами, посреди полностью разрушенного города, внутри которого все поклоняются великому Богу, Психошлему. То есть, Экубо. Я говорю это все своему собеседнику, но тот лишь фыркает, скрывая явную гордость от того, что кто-то его хвалит. Экубо напоминает мне маленького мальчика, желающего игрушку и имеющего абсолютное право ее достать. Но ему ее все равно не дают.
— Это все мило, но это не меняет моего решения. А теперь, я настолько в хорошем расположении духа, что позволяю тебе уйти отсюда.
Я спрашиваю, что случилось с его желанием создать абсолютно безобидное религиозное движение. Вот он наконец-то захватил власть, но вместо пацифизма вокруг одни кровь да мясные мухи. Экубо фыркает и говорит, что он потерял веру в человечество, а я могу идти с миром. Я говорю, что уйду только вместе с Мобом и его семьей.
— Ты идиот, Рейген? Из всех людей вокруг я дал тебе, именно тебе, дебил, шанс уйти к черту и не быть порабощенным, а ты смываешь мою добрую волю в унитаз. Ты должен был быть самым умным из всех этих людей вокруг.
Говорю ему, что, да, я благодарен, что я убегу отсюда на всех парах, дабы не мешать новому Богу развлекаться, но мне нужен Моб. И его семья, безусловно. Экубо злится, резко подходит ко мне и хватает меня за грудки, приподнимая своей невероятной силой над землей. Надо признаться, что такая ситуация мне в новинку, поэтому я чувствую, как мурашки бегут по позвоночнику, создавая ощущение, что на улице зима. Начинает становиться по-настоящему страшно, когда я осознаю, что шанс развернуться и убежать еще есть. Я могу не жертвовать собой, не геройствовать, а просто жить за себя и за всех остальных. Но моя жизнь слишком жалкая.
— Последний шанс, Рейген.
Точка невозврата пугает даже больше, чем факт того, что на моих плечах судьба мира. Или маленького мальчика. У меня еще есть шанс спасовать и убежать, быть обозванным последним трусом, но выжить. Не этому ли я сам учил Моба?
Я говорю, что мне нужен Моб и что без него я никуда не уйду.
Меня кидают на землю с такой силой, что я невольно кричу, чувствуя боль от ушиба. Меня поднимают, держа за рубашку, и улыбаются. Экубо рад моему ответу; ублюдок, судя по всему, все же хотел моей смерти. Он касается моей головы своей левой рукой, пока правой держит меня за рубашку, и я чувствую, как кусочки кожи на кончиках его пальцев размазываются по моему виску. А потом происходит вспышка, и я вижу рождение сверхновой, а новый Бог весело глядит на мое негодование. Я прихожу в себя в тот момент, когда улыбка мучителя растягивается так сильно, что трещинки на губах расходятся в диаметрально противоположные стороны, а из них начинает литься некая темно-алая субстанция. Похоже на кровь, но слишком густая и темная. Дух не скрывает собственного радостного возбуждения от ситуации.
— Не волнуйся, я еще не сделал ничего плохого. Пока. — Он тихо посмеивается. — Я объединил наши разумы, чтобы я точно знал и понимал, что ты, ублюдок, чувствуешь. Так что готовься к веселью.
Ушиб, который находится на левой ноге, начинает болеть еще сильнее. Стало быть, Экубо еще и увеличивает дозу боли, которую скармливает мне. Замечательно, думаю я, и он это слышит. Я понимаю это, когда он усмехается моим собственным саркастичным замечаниям.
— Давай еще раз. Ты хочешь спасти Сигео?
Я хочу спасти Сигео. И это причина, по которой я сюда пришел. Я это и говорю, и думаю. Дух невесело вздыхает, а потом что-то приходит в его голову. Я не слышу, так что понимаю, что связь односторонняя. Это нечестно.
— На что ты готов пойти ради этого?
На что? Я готов сражаться. Я готов умереть. Пожалуйста, не убивай меня, но я должен спасти Моба, даже если это значит для меня смерть. Боже, я не хочу умирать. Я хочу жить. Моба нужно спасти, во чтобы то ни стало. Круто было бы трахнуть красотку, которая лежала прямо перед входом в брокколи. Блондинка, только-только умерла. В ней, наверное, уже отложили свои яйца чертовы мясные мухи, но шанс того, что я выживу, настолько мал, что уже плевать. Но я должен спасти Моба, даже если я сдохну. Моб должен жить. Я не хочу умирать. Моб должен жить, я обязан его вытащить. Экубо настороженно оглядывает меня.
— Да ты больной на голову.
Я соглашаюсь. Абсолютно ненормальный, идиот и придурок. Кто в здравом уме пойдет за учеником в логово массового убийцы с комплексом Бога, а? Только я.
— Я, если что, все слышу, срань. И твои едкие замечания тоже.
Экубо злится, я слышу это в его голосе, но мне абсолютно плевать. Я все для себя решил в тот момент, когда перешагивал через блондинку на входе. Ему что-то приходит в голову, и он вновь радуется. Что за чертов холерик с вечно меняющимся настроением?
— Я все слышу.
Он бьет меня кулаком прямо под дых, и я чувствую, как комок крови скапливается во рту, после чего я выплевываю его прямо ему на руку. Дух счастлив.
— Раз ты готов сдохнуть ради Сигео, то почему не позволить тебе сделать это? Сыграем в небольшую игру. Я вытащу сюда Сигео и постараюсь захватить его тело, а ты попробуешь защитить его. Как тебе?
Я чувствую, как из уголка моего приоткрытого рта начинает вытекать слюна, которая медленно проходит вокруг подбородка и стекает дальше по горлу прямо под рубашку. Не могу ни двинуться, ни шелохнуться. В глазах начинает слезиться. Мне становится по-настоящему страшно. Честно, я рассчитывал, что он отдаст мне Моба с миром. Как-никак, мы одна большая семья «Совета духов». По крайней мере, я действительно верил в это. Экубо ухмыляется, когда читает эти мои мысли, а мне от этой улыбки только больно, будто меня просто кинули на растерзание пираньям.
Внезапно я вижу Моба, которого выбрасывает прямо на середину поляны внутри брокколи. Я пытаюсь позвать его, но у меня пропадает голос. Меня кидают на землю, подходят к Сигео и тянут к нему руку. Я вскакиваю на ноги и бегу вперед, к ученику и пытаюсь сбить ублюдка, но Экубо спокойно уходит от удара, заодно нанося свой. Кислотный и разъедающий в самых прямых смыслах этих слов. Несмотря на слой из рубашки и пиджака, удар достигает кожи и начинает медленно разъедать ее, заставляя меня корчиться от боли, лежа на сырой земле, пропитанной кровью. На том месте, где должен был быть пупок, у меня теперь огромный кислотный отпечаток, из которого льются кровь и обгорелые жидкие остатки кожи. Не выдерживаю и блюю, на ходу поднимаясь и несясь обратно к Мобу. Да, мне ужасно страшно. Я не хочу умирать, у меня вообще были планы на старость, но я уже давно отказался от своей жизни, как только Моб появился в моей жизни. И я падаю прямо между тянущим свои руки к желанному телу Экубо и своим учеником, чувствуя обжигающие ладони на своей спине. Привет, я готов умереть за маленького мальчика, которому я вверил свои мечту и жизнь. Экубо отшатывается от меня и плюет в мою сторону, попадая ровно в область левого уха, которое отваливается, пока я кричу в агонии.
Он отходит достаточно далеко от меня, оглядывает, как крепко я обнимаю Моба, бессмысленно пытаясь защитить его, и смеется. Подходит обратно и откидывает меня в сторону, но я продолжаю держать Кагеяму, вцепившись в него со всей своей силой. Экубо поднимает нас обоих в воздух и разнимает прямо там, оставив меня лишь с клочками одежды ученика, которые я успел вырвать. Я падаю на левую сторону, вновь ушибая то же место, что и раньше. Корчась, я гляжу, как дух вновь подходит к Мобу, и на секунду думаю больше не вставать. Со спины течет неописуемая жижа, смешанная из моей крови и кожи, левая часть лица уничтожена, благо хоть глазом еще вижу, живот болит жутко. А еще мне сложно дышать. Но я поднимаюсь и несусь на соперника, уже решив идти не в защиту, а в атаку. Моя новая цель – чертово тело Экубо. Схватить ублюдка и избить до смерти. Я прекрасно понимаю, что это невозможно, но я – человек. Мне свойственно ошибаться, даже если я делаю это намеренно.
Я нападаю на него сзади, начиная бить его в затылок и чувствуя, как кожа на кулаках мучительно прожигается. Он разворачивается в мою сторону, наплевав на Моба, и начинает меня душить. Кладет свои ладони мне на горло, налегает на меня и начинает неистово давить, будто это единственное, что есть в его жизни, а я задыхаюсь. Воздуха нет, в глазах мутнеет. Я чувствую, как у меня во рту скапливаются слюна и кровь. И что-то еще, вязкое и противное. Наверное, расплавленная до состояния жаренного сыра кожа. Звучит вкусно. Мне кажется, что думать о еде в последние секунды – как минимум глупо. Чревоугодием я не страдал, а тут я автоматом направлюсь в третий круг Ада. Краем глаза я вижу Моба и прошу прощения за все. Я знал, что шансов нет, но надеялся на благоразумие Экубо. Я думал, что мы друзья. Я ошибся.
Когда я почти теряю сознание, я внезапно чувствую что-то странное. Ощущение странной эйфории. Оно заполняет меня сверху донизу, только усиливая боль в области живота. А потом я понимаю, что это боль не от чертовой раны, а что внутри что-то тянет. И когда я уже не чувствую ничего, кроме этого скручивающего ощущения, я достигаю какой-то странной кульминации, где меня не существует, а все вокруг – лишь жерло вулкана, который вот-вот взорвется. Я не вырываюсь из захвата, я наслаждаюсь ощущением того, как с моей шеи медленно слезает кожа, а вязкая жидкость с губ Экубо льется на меня. А потом зуб из его рта падает мне прямо в глаз, но я даже не замечаю этого. Я достигаю Абсолюта, я достигаю Совершенства. Я больше не жив, но я все еще не мертв. В глазах темнеет так, что я больше ничего не вижу, но я чувствую, как руки продолжают сжимать мое горло, и я не могу ничего сделать. Легкие отказывают и сжимаются в маленький клочок, будто каждая альвеола отказала ровно по команде «стоп!», оставив меня на одну лишь надежду и веру. Веру в Бога. Новый Бог прямо здесь, передо мной. Он не хочет, чтобы я жил. Он убивает меня. Я дохожу до конца, и я чувствую, как улыбка расплывается на моем лице.
А потом все исчезает, и я понимаю, что меня все еще держат за грудки над землей. И что у меня нет никаких ран, помимо гребаного ушиба на левой ноге. А еще у меня из рта льется водопад из слюней. Из глаз брызгают слезы, а мучитель кидает меня на землю. Я приземляюсь на коленки и внимательно наблюдаю за ним. Он отворачивается, закрывает глаза руками, не смотрит на меня, будто пытается отключиться. Неприятное чувство чего-то мокрого в штанах заставляет меня взглянуть вниз. Блять, я кончил. Экубо дрожит, стоя спиной ко мне, все еще закрывая глаза, будто это хоть чем-то ему поможет. Мне не нужны психические способности, чтобы понять, что происходит в его голове: ублюдок видит все то, что я пережил. Мое тело меня не слушается, а в местах, где должны были быть кроваво-кожные отметины, все горит, будто эти части специально доставили пожариться в ад. Я почти не слышу левым ухом. Я осознаю, что меня действительно душили, это не просто какое-то видение. Экубо пытался меня убить, прикончить, лишить жизни. Новый Бог играется со своей игрушкой, но все никак не отрывает ей голову. Я мысленно спрашиваю у него, почему. Экубо поворачивается ко мне медленно, будто это его только что подвергли психическим пыткам, отрывает руки от глаз, и я вижу абсолютно неадекватный взгляд на его лице. Страх, взбудораженность и полное возбуждение.
— Я ведь уже говорил, что ты больной, да? — Он не говорит, он шепчет. — Тебя действительно надо убить, Рейген.
Я не чувствую сил, чтобы говорить, поэтому спрашиваю мысленно, чего он ждет.
Экубо не отвечает, он отходит шагов на пять или шесть назад, не сводя с меня свой настороженный взгляд. Я наконец-то чувствую силы и поднимаюсь на ноги, видно шатаясь из стороны в сторону. Дух сразу же поднимает вперед обе руки, и я ощущаю, как по всей поверхности моей кожи проходит холодок. Он готов прикончить меня в любую секунду, но он этого не делает. Все это напоминает мне безумную ролевуху, где я из позиции снизу медленно забираюсь наверх. Привет, Экубо, я тут, чтобы нагнуть тебя. У меня нет психических сил, я обычный шарлатан, над которым ты издеваешься вновь и вновь, но с каждым шагом я ближе к Богу, к тебе, Экубо. И я убью тебя, ты знаешь об этом. Ты слышишь все, о чем я думаю.
Первый шаг – не самый сложный. Самый сложный – второй, когда я должен найти опору. Дух не двигается, он ждет следующих моих действий. По подбородку скатывается все больше и больше слюны, которая окропляет мои рубашку и пиджак. Из глаз текут слезы, о которых я уже забываю в процессе. Все мое тело – тряпичная кукла, которую кинули. Я здесь, Экубо. Я твоя игрушка, которую тебе наконец-то дали, так почему ты уходишь, ублюдок? Убей меня уже. Переломай мне чертов позвоночник, задуши, оторви голову. Почему ты все еще смотришь на меня так, будто ты не этого хотел? Разве не это причина, по которой ты оставил меня в живых? Дал мне способность мыслить, будучи среди стада этих тупых баранов вокруг. Убей меня, ты хочешь этого, я знаю. Я даже не против. Вот, я подошел к тебе вплотную, твои ладони упираются в мою грудь. Так прикончи меня уже. Ты хочешь этого. У меня только одна просьба взамен – пусти Моба.
— Отойди… — Экубо опускает руки, холодок психических способностей пропадает. — Уйди отсюда, ты безумный больной на всю голову говнюк. Исчезни. — Дух смотрит на меня даже ненормальнее, чем раньше. — Оставь меня! Оставь меня! Уйди!
Он начинает биться в истерике, а я смеюсь. Даже имея безграничную силу, ты ничего не можешь сделать, когда перед тобой стоит безумный на всю голову человек. Мой смех напоминает не смех, а клич умирающего моржа. Абсолютно охрипший голос, которым я пытаюсь смеяться во все горло. Это смешно. Очень смешно. Экубо, ты смешной. Ты думал, что сломать человека так просто?
Я говорю одними губами, но я знаю, что Экубо слышит. Потому что весь мир застывает в этот момент, потому что новый Бог не двигается и не знает, как реагировать. Я говорю, что нагнуть человечество не так просто, как кажется. Я тихо шепчу, что даже если этот мир сломается под натиском страшного и ужасного духа, всегда найдутся бестолочи, которые помешают ему добиться успеха. И вот он я. И ты не убьешь меня, я слишком безумен для тебя.
Экубо падает на колени и начинает стонать во весь голос. Ублюдок возбужден не меньше моего несколько минут назад. Это мои чувства, прямо здесь и сейчас. И я убью тебя ими. Ты – труп.
— Рейген, — Экубо поднимает на меня жалобный взгляд. — пожалуйста, Рейген, сильнее.
Что?
Что? Что ты сказал?
— Этого мало, нужно больше. Я хочу почувствовать все. Я хочу больше чувств, пожалуйста.
Экубо стонет так громко, что мне приходиться закрыть уши руками.
— Пожалуйста, Рейген. Давай…
Мне не интересно, заткнись. Замолчи. Замолчи, замолчи, замолчизамолчизамолчи.
— … уничтожим этот мир вместе?
Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног.
— Я не могу уничтожить тебя, как не пытаюсь. Я не знаю причину. Мне плевать. — Он стонет так сладостно, что я убираю руки от ушей, чтобы запомнить каждую поменявшуюся нотку в его голосе. — Если я не могу избавиться от тебя, если не хочу, то зачем я должен это делать?
Маленький мальчик внезапно начинает любить игрушку так сильно, что ничего не может с собой поделать. Даже когда у него появляются жена и сын, он все равно бережно хранит ее рядом с подушкой, засыпая каждую ночь с мыслью, что она поблизости.
— Рейген, мы ведь так похожи… признай это.
Нет, мы абсолютно не похожи. Ты – дух с амбициями, который играет в сраного божка. Я – человек, который нашел смысл жизни в помощи мальчику, который испытывает необычную проблему. Мы абсолютно разные, даже не пытайся доказать обратное.
— У нас одни и те же мечты.
У нас разные мечты.
— Я не буду трогать Сигео, давай просто встанем во главу этого мира вместе, Рейген?
Нет, это не то, чего я хочу.
— Ты ведь помнишь, что я могу читать твои мысли?
А как, по-твоему, мы сейчас общаемся, пока я даже слова вымолвить не могу из-за тебя, ублюдок.
— Ты хочешь этого, Рейген. Я вижу это.
Нет.
А потом я вновь чувствую, как вокруг меня собирается психическая сила.
— Это последний шанс, Рейген. Должен ли я убить тебя и быть счастливым, или я должен убить себя, чтобы весь мир был счастлив?
Мне действительно надо отвечать? Ответ очевиден.
— Нет, он совсем не очевиден, ублюдок.
А потом все становится белым.
***
Я не знаю, сколько проходит времени, но, когда я прихожу в себя, меня трясет Моб. Он обнимает меня, пока Рицу и его родители копошатся вокруг моей тушки. Мне быстро и кратко говорят, что, когда государственные эсперы прибыли, здесь уже никого не было. Только трупы, заложники и я. Меня везут в больницу, спасают мне жизнь, мой ученик счастлив, а мир возвращается на круги своя. Я сделал все правильно: я уничтожил угрозу, которая почти разрушила мир. Свергнул нового Бога. Игрушка сломала маленького мальчика.
«Совет духов» продолжает жить. По утрам со мной работает Серидзава, по вечерам – Моб.
И все мы жили долго и счастливо.
***
Иногда я гадаю, что было бы, если бы я ответил хоть на одно его утверждение не солгав.
