Непокоренный

- Я дам тебе легионы, власть, цель. Сын, приди в мои объятия и встань под мою руку. Твое место тут… В моем Империуме… Но мятежный гладиатор не вслушивался в смысл слов. Он лишь смотрел и видел в пришедшем воплощение все того, что искренне ненавидел. Пришелец был человеком из снов, полузабытых детских видений. Как часто после жестоких побоев, после клетки, когда он падал в изнеможении, не в силах больше терпеть и сопротивляться, в его сознание входило масляное свечение золота, алый плюмаж на шлеме и плащ, горевший в лучах солнца нестерпимо ярко, и птица, огромный орел. И тогда он слышал зов. Как же он ненавидел минуты своей слабости и ненавидел этого человека или бога, кто он там. Обещает ему власть, но при этом бросил его на колени, а Ангрон ни перед кем так не опускался, никогда. Силой его заставляли, да, но все те, кто делали это, уже испустили свое последнее никчемное дыхание. Ты что, не видишь, повелитель? Он откажется, не дави на него. Посмотри на капли пота на висках, ты для него не освободитель и даже не долгожданный отец. Он же ненавидит тебя, я отсюда чувствую. Взгляни на сжатые губы, на это упрямство. Послушай мой совет… Он мне не нужен, Сигиллайт, не сейчас. Не забывайся. Я достаточно зол, чтобы сломать этого дикаря одним движением воли. Гладиаторы не были дикарями, мой Император. А перед тобой истинный гладиатор. Он откажется, и не говори потом, что я не предупреждал. Он не посмеет. Отказать. Мне. Слышишь? Ты забываешь, что страх смерти у него отсутствует. Лишь победа и только она. Он каждый день выходит на арену, и каждый день может оказаться последним. Мне кажется, он видит в тебе того, кто создает рабов, а не дарит свободу. Достаточно, я сказал. Как прикажешь, мой Император. - Ты говоришь, что я твой сын, но почему я должен тебе верить? Где ты был раньше, когда твоего сына, меня, распинали и били? Где? Когда меня пронзали гвоздями, как и их, моих братьев и сестер. У нас есть наши разорванные цепи, наше оружие и свобода. – И он показал на своих людей, стоящих на коленях и склонивших головы. – Я не пойду за тобой. Мы останемся вместе тут и примем нашу судьбу. Предложи ему забрать и их тоже. Это ведь братство, мой Император, они связаны кровью, смертью и водой. Предложи ему жизнь для него и его братьев, и он согласится. Взгляни в его глаза, он не сдастся. Нет. - Я поражен, сын, и разочарован тобой. – Император отступил на шаг, и Ангрон поднялся с колен, перестав чувствовать на себе тяжелую ауру Повелителя Человечества. Легио Кустодес окружили своего повелителя. «Каста господ. Вы уйдете сегодня ни с чем» - подумал Ангрон, с гордостью чувствуя на себе лохмотья и особо ясно ощущая камни под подошвами босых ног. - Aut cum scuto, aut in scuto… Отец. И только так. – Выкрикнул он в спину Императора. Император обернулся и пристально и тяжело посмотрел на мятежного сына. - И что это по-твоему значит, Ангрон? Откуда это в тебе? - Я слышал эти слова во сне и всегда произносил их, выходя на арену. – Ангрон гордо обернулся к своим братьям и сестрам, и они громко повторили за ним эту фразу, ударив себя по голой груди. - Я ухожу, сын. Твое сопротивление бессмысленно. Они умрут, все. Посмотри в их глаза, ты отнял у своих людей право на жизнь своим бессмысленным отказом. Каждый из них пройдет перед твоим внутренним взором после того, как ты проиграешь, и они сдохнут. Глаза их будут вопрошающими и пустыми, и ты не скроешься от их укора. Это плата за сопротивление, сын. - Morituri te salutant. – Ангрон ударил себя по груди и расправил плечи, пристально глядя в глаза этому пришельцу, называющему себя его отцом. Но Император не ответил. Отвернувшись, он вышел, окруженный верной стражей, и лишь один человек содрогнулся, услышав, как Император проговорил, очень тихо: «Ты сам не представляешь, насколько ты сейчас прав, мой сын»… … - Мой Император, ты можешь убить меня на месте, но ты ошибся. Да, не смотри на меня так, я не поменяю своего мнения. Давай, начинай меня убивать, но я не отступлюсь. Ты слышишь, как он кричит, Ангрон с Нуцерии? Как калечит Псов Войны одного за другим, не желая принимать горькую истину? К чему ему легионы? Зачем ты дал Ангрону увидеть, как погибли его братья и сестры? Чтобы смирить? - Да. - Неужели ты так плохо себя знаешь, мой повелитель? Ты бы не смирился. Ты горд и непреклонен. Если вырезать у тебя на глазах родственников, которых нет, ты пошатнешься, прикроешь веками орлиный взор, а потом ударишь и отомстишь. И он такой же. Как ты этого не понимаешь? Он – твой сын, признай это. - Этот сын отказался от отца, когда выказал мне неповиновение. - Да, ты, конечно, всегда был покорной овечкой, бредущей за пастухом? Тебе не смешно, мой Император? Представь себя барашком. - Однажды ты договоришься, и я лишу тебя языка. Посмотри сюда, это отчет техножрецов. Ангрон обречен, он выбракованный. Когда-то ты был любителем породистых собак, целая псарня была к твоим услугам. Помнишь значение слова «выбракованный», Сигиллайт? Я вижу, помнишь. Ты не топил таких щенят, а раздавал их, продлевал их ничтожный собачий век. Если бы все были подобны тебе, породы бы исчезали. - Они и так исчезли, мой Император, нечего меня попрекать псами. - Не перебивай, я сказал. Ангрон выбракован. Я оставил ему жизнь, на этом довольно. - В наказание, мой Император? Месть? Это не достойно Вас. - Пусть убивает своими руками, пусть ненавидит, это все, что ему осталось. Он один из сильнейших, лучших из задуманных, и он - с дефектом. - Мы не можем… - Мы? Ты забываешься, человек? На колени! В прах передо мной. - Мне жаль, мой Император, мне так жаль… Гудели сирены в санитарном отсеке. Хирургические лампы светили на полную яркость, давая сложнейшим инструментам и приборам сиять холодным никелевым светом. Он появился в дверях внезапно, сразу заполнив собой все пространство, и весь медперсонал и сервиторы мгновенно заняли свои места. - На стол. – Резко прозвучал голос Императора, а огромные руки с бережной нежностью положили на холодный мрамор стола тело Малкадора Сигиллайта. - Что с регентом, мой Император? Сердце не в то… - но закончить говорящий не смог. Под тяжелым взглядом властителя нейрохирург опустил глаза. - Что с регентом – вы узнаете, раскрыв его грудную клетку. Я оперирую, вы – ассистент, три минуты готовность. Лорд-регент Терры нужен мне живым… … Одним броском сильного мускулистого, остро пахнущего тела Волчий Король оказался за креслом лорда-регента Терры и, положив огромные руки с острыми когтями на такие слабые с виду плечи, жарко зашипел в ухо замершему Сигиллайту: - Почему ты остановил меня там, когда Ангрон был почти повержен мной? Почему? Ты не сделал этого для первых двух жертв, что тебе в безумном Ангроне, мяснике Пожирателей Миров? Но тонка рука похлопала огромную когтистую лапу, и Русс вздрогнул. Сердце лорда-регента не дало сбой, оно билось ровно, как будто ему не угрожала смертельная опасность от самого Волчьего Короля. - У меня несколько другие сведения, Леман. Почти повержен тобой, я не ослышался? – напор рук на плечи увеличился, но регент спокойно продолжил. – Ты не убийца, Русс, вовсе нет. Ты – орудие Императора и весьма опасное, но не убийца. Жаль, партия прервана, она была весьма интересна. Может, ты боялся проигрыша, мой мальчик? – Малкадор повернулся, и примарха Шестого легиона поразила открытая и грустная улыбка. – Ангрон – это боль моего сердца, Леман. Он гладиатор до мозга костей, воин, несущий смерть. Он не стал своим здесь и остался чужим там. Как ты думаешь, они умирали, прославляя его? Нет, Ангрон стал предателем в глазах собственных людей, там на Нуцерии. - Он мясник, Сигиллайт, изуродовавший свой легион. - Что делает избитый до полусмерти пес, Леман? Если его пригрели? Еды вдоволь, раны заживают. Что он сделает? - Укусит руку, тянущуюся к нему, из страха перед прошлым. - Так и было с примархом Двенадцатого легиона. Он укусил руку, протянутую к нему. А еще убивал, калечил, а потом дал своим ничего не понимающим сыновьям, которые из кожи вон лезли, чтобы заслужить любовь примарха, уродство и боль. По образу и подобию своему. Гвозди, вбитые в череп мальчика, почти ребенка. Я человеколюбив, но за такое и пяти смертей мало. Повисла тишина, и хватка рук на плечах Сигиллайта ослабла. Леман Русс вернулся в свое кресло, задумчиво глядя на Малкадора. - Те двое, о которых ты вспомнил, я пока не могу говорить о них, Леман. Просто не могу. Помнишь, как ты стоял и прозвучал выстрел, кинувший два легиона навстречу друг другу? Там, у Ангрона. Помнишь? - Как я могу забыть твой крик в моих ушах, твой призыв «не убий», Малкадор? Я нарушил приказ Отца, дал погибнуть своим людям и потерпел поражение, если говорить по правде. Как я могу забыть? - Ты дал брату шанс, который бы он не дал тебе, Русс. Чувствуешь разницу? Маленькое сокровище, утешение. Ты лучше, чем он. - Отец ничего не сказал мне, Сигиллайт, но я знаю силу его гнева. Как тебе удалось унять эту бурю, которая сметает миры, как жалкие комья снега с ветвей? – Волчий Король с удивлением увидел, как побледнело лицо лорда-регента, и эти руки, всегда открытые, на минуту сжались, как от боли. - Это останется между нами, между мной и твоим отцом. Но он был недоволен. – Малкадор прикрыл глаза лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы его колени укрыл теплый плед, а перед длинным породистым носом, который так красил это незаурядное лицо, возникла чаша с бодрящим напитком. – Регицид – сложнейшая игра. И что я буду делать без тебя в ней, лорд-регент? Когда ты отдохнешь, продолжим. Я надеюсь отыграть прошлый проигрыш… …Я Ангрон, Красный Ангел, я свободен, наконец-то! Барьеры сняты, я вижу страх в глазах этих глупцов, называющих себя моими сыновьями. У меня нет сыновей, нет родни, я один под багровыми небесами! Лишь иногда, вот как сейчас, я осознаю себя таким, каким я был когда-то, там, на Нуцерии. И тогда они все проходят передо мной. Вы, братья и сестры, павшие перед моим взором, когда я бил кулаками в холодное стекло иллюминатора, холодное, как сердце предателя, называющего себя моим отцом. Я помню каждого. Ваши глаза мертвы, но полны укора. «Здрав буди, Ангрон, иже погубил еси мя безвинно» - лепечут ваши безгласные губы. Я приветствую каждого. Аве, братья. А вот и Псы Войны, изломанные моей рукой в великом гневе. Стоят в очереди, чтобы проводить меня восторженным и непонимающим взглядом. Стойте, где стояли, великий стыд терзает меня. Но вам это не нужно знать, прочь от меня. Сколько же вас? Пожиратели Миров, Воины Ультрамара, Гвардия Ворона, Саламандры, вас все больше, мне душно. Память о гвоздях мясника вонзается в череп привычной нестерпимой болью. Прочь, тени. Великий стыд и великое проклятие стоять среди вас, слыша ропот и стенания. Рассвет сменяет ночь, еще немного, и вы исчезнете, растворитесь в утренней дымке. А ты кто? Зачем смотришь на меня с ужасом и жалостью? Отребье ксеносов, ты хотела остановить меня, слабого ребенка на твой эльдарский взгляд. Помнишь, как я вырвал сердце из твоей трепещущей груди, белокурая храбрая женщина-воин? Откуда жалость? Ты тоже среди них. Однажды я сам встану среди вас, и тогда мы все, каждый в этом хороводе мертвецов, поприветствуем друг друга так, как положено. Frater cum frater. Morituri te salutant. А пока прощайте. Sit pax vobis.