***
Все случилось два года назад. Мне было пятнадцать. Мы ехали в машине в гости к кому-то из родственников. Мама что-то оживленно рассказывала папе, он слушал ее с улыбкой и иногда отвлекался от дороги. Я сидел на заднем сидении и наблюдал за дождиком сквозь окно. Небо было затянуто блеклыми серыми тучами, мелкие противные капельки брызгали на стекло, а после дорожками скатывались вниз. Мама стала спрашивать у меня про учебу, я с неохотой отвечал. Что-то дернуло меня спросить у отца, к кому из родственников мы все-таки едем. Папа принялся отвечать на мой вопрос, с радостью рассказывая о каком-то своем двоюродном брате. Казалось, все замечательно, ничего не предвещало беды. Но все оборвалось, когда вдруг впереди мелькнул красный кузов фуры, и вспыхнули желтые фары. Водитель, видимо, не справился с управлением, и машину понесло боком по мокрой дороге. Столкновение на полной скорости, почти лоб в лоб. Отец отделался несколькими переломами и ушибами. А мама... Мама умерла на месте, так и не дождавшись приезда скорой помощи. Слишком много переломов, слишком много крови вокруг… И я… Осколки разбитого стекла порезали лицо и попали в глаза. Было ужасно больно. Я не понимал, что произошло, и тер глаза руками, пытаясь вытащить то, что в них попало. Последнее, что я увидел, была мама в луже собственной крови, и папа весь мокрый, в крови, который со слезами на глазах и стоя на коленях возле ее тела просил, чтобы она очнулась, открыла глаза. А после перед глазами поплыл туман, цвета потухли, и я потерял сознание. Очнулся уже в больнице, но открыв глаза, так ничего и не увидел. С того дня меня окружила тьма. Долгое пребывание в больнице, постоянные обследования, неутешительные диагнозы врачей, и вот, я замкнулся в себе, боялся вернуться домой, боялся того, что скажет отец. А вернувшись домой после нескольких недель в больнице, я обнаружил, что отец с горя начал много пить, его голос стал блеклым, потерявшим краски, а смех исчез из его жизни навсегда. До аварии я поступил в старшую школу, но из-за травмы закончить так и не смог. Эти два года были очень тяжелыми. И если бы я не встретил Бокуто-сана, я бы сошел с ума. Этот слишком шумный, неугомонный парень ворвался в мою жизнь, и стал лучиком света в моей кромешной тьме.***
Поднявшись с постели, плетусь в ванную. Уже на автомате достаю из стоящего справа подстаканника щетку и зубную пасту. Нащупываю полотенце на крючке слева, вытираюсь. После минуты размышлений, стягиваю с себя одежду, делаю два шага влево и залезаю под душ. Прохладная вода тут же смывает остатки сна и кошмара. Еще шаг влево и достаю с полки большое махровое полотенце и укутываюсь в него. Прохожу два шага в сторону двери, и неожиданно запинаюсь об брошенные вещи. Чертыхнувшись, валюсь с грохотом на пол. Бокуто-сан, до этого гремевший на кухне, заметил меня валяющегося на полу и тут же кинулся ко мне, чтобы отвести в комнату. Усаживает на кровать и достает одежду из шкафа. Ничего не говорите, мне самому противно от того, каким беспомощным я стал. За два года, я понемногу привыкаю, где что лежит, стоит. Но все же я часто запинаюсь об собственные вещи, стулья. Кухня для меня это вообще что-то ужасное. Если бы не Бокуто-сан, я бы уже наверно остался без пальцев. Он вообще меня пускает туда только кушать. Переодевшись, мы наконец-то идем завтракать. «Очень вкусно» вывожу на плече Бокуто-сана, жуя теплую кашу и запивая фруктовым чаем. Теплые пальцы касаются моей щеки. «Не за что» Я слегка улыбаюсь, а Бокуто-сан уже убирает посуду, при этом неосознанно громко звеня тарелками, и собирается на работу. Подходит последний раз ко мне, чмокает в щеку и убегает. Насколько я знаю, он работает в доме-интернате для детей с отклонениями. Наше знакомство произошло в один из таких его рабочих дней.***
Вернувшись домой после больницы, мне казалось, что я попал прямо в ад. Все ощущалось незнакомым, я просто терялся в квартире, снося стулья, журнальный столик, цветы с подоконника, запинаясь за многочисленные бутылки на полу, разбросанные отцом. Папа много пил, от него вечно воняло перегаром, печень выдавала перебои, его часто рвало, бывало, что до туалета он даже не доходил. Я пытался навести порядок, собирал бутылки в пакеты, вытирал грязь, рвоту и разлитый алкоголь, но мои попытки были тщетны. Я постоянно терял швабру, тряпки, веник, пылесос. Просто забывал где оставил и не мог найти на ощупь. Еды в холодильнике становилось все меньше, а деньги отец тратил на алкоголь. Выходить на улицу мне было до одури страшно. Перед входной дверью я всегда впадал в панику. Несколько минут держался трясущимися руками за ручку двери, а после убегал подальше в комнату, забивался в угол, хотелось рыдать, но слез не было, только трясло, словно в лихорадке. Была только пустота в душе. Пару раз отец приносил домой помимо выпивки продукты, но это если он вспоминал обо мне. А после он снова впадал в алкогольное беспамятство. Я потерял счет времени. Не знаю, сколько точно прошло дней или недель после выписки. Просто в один день раздался звонок в дверь. Передвигаясь на ощупь, спешу открыть. - Кто вы? – спрашиваю, придерживая открытую дверь. А в ответ тишина. Это что злая шутка? Дети балуются? - Здесь кто-то есть? – снова спрашиваю, а в ответ тишина. Позже до меня доносится шуршание, непонятный шелест, чей-то громкий вздох, сопение - Вы же здесь? Я вас слышу! Мою протянутую руку ловят, а я в панике пытаюсь ее отдернуть. Слышится какой-то грохот – что-то упало на пол (позже оказалось, что это коробка для пожертвований). Рука, обхватывающая мою кисть, сильнее и отпускать даже не думает. Немного успокоившись, пытаюсь понять, кто передо мной, так сказать проанализировать ощущения. Руки стоящего передо мной человека большие и теплые, он слегка поглаживает пальцы, кисть, предплечье. Немногим позже поглаживания складываются в слова. Незнакомец водит пальцем по предплечью, выводя буквы. «Простите, что вас напугал» Я тряхнул головой, не понимая, что происходит. Он чем-то шуршит несколько секунд, и вдруг из динамика диктофона раздается чей-то мужской голос. - Добрый день. Я из дома-интерната для детей с ограниченными умственными и физическими способностями. Мы собираем пожертвования для нуждающихся. К сожалению, я вас не слышу, но вы можете написать мне все ваши пожелания. Я стоял в ступоре, он не слышит меня? Как же мне объяснить ему, что у меня нет денег для пожертвования. Вдруг я почувствовал, как в мою руку пытаются вложить ручку. Пальцы на автомате сжали тонкий корпус, но стоило коснуться бумаги, и рука застыла. Как писать слова не видя их, не ощущая, не имея возможности прочесть… Снова паника, на бумаге остается кривая закорючка и ручка выпадывает из рук. Человек ахнул и поспешил поднять ее. Мои глаза непроизвольно наполнились слезами. Парень передо мной явно растерялся, а я больше не мог сдерживаться, слезы покатились по щекам тонкими дорожками. Последний раз я плакал, когда был совсем маленьким. Тогда я ревел взахлеб, потому что мне не купили книжку, которую я хотел. И вот сейчас, я просто стоял и плакал как маленький мальчик. Парень (а это был парень) вдруг приблизился ко мне, и сделал то, чего я меньше всего ожидал. Его большие теплые руки обхватили меня, поглаживая лопатки, позвоночник, как будто успокаивая. Мое лицо уткнулось куда-то ему в шею. Я ощущал его спокойное дыхание и сердцебиение, и невольно начал успокаиваться сам. Парень снова взял мою руку и начертил на предплечье: «Тебе нужна помощь? Меня зовут Бокуто Котаро. Я могу помочь!» Я не понимал, о какой помощи он говорил, как он мог мне помочь. Я почувствовал, как меня тянут обратно в дом. Бокуто зашел в квартиру и шумно закашлялся, да признаю, мои попытки прибраться не привели к желаемому результату: где-то остались пятна, появились новые бутылки, которые я не успел еще прибрать, на кухне царил хаос – я пытался готовить, но на все что я был способен это заварить еду быстрого приготовления. Бокуто-сан тут же ухватился за швабру, вымел весь мусор, отмыл все пятна. Привели отца в более-менее опрятный вид. Помог мне помыться. А позже Бокуто-сан приготовил вкусный ужин. Весь вечер он только и делал, что гремел, шуршал, смеялся (ну если назвать эти неопределенные звуки смехом). Уходя, он сообщил, что обязательно придет еще. Бокуто-сан приходил через день. Помогал убираться, готовил кушать. Поначалу он мне казался таким шумным, неугомонным. Этот грохот посуды на кухне, шуршание мусорных пакетов, топот ног, шумное дыхание, эти непонятные звуки, с помощью которых он показывает радость. Он мог внезапно налететь на меня с объятиями, а иногда под наплывом чувств мог чмокнуть меня в щеку. Мне все было в диковинку, и поначалу я даже шугался слишком резких звуков и действий. Отца определили в госпиталь для душевно больных, чтобы вылечить его от алкогольной зависимости, и чтобы психолог помог ему вернуться к нормальной жизни, несмотря на потерю любимого человека – моей мамы. Как только отца забрали, Бокуто-сан перебрался ко мне. И, несмотря на наши особенности, мы стали жить вместе. В один из вечеров, Бокуто-сан признался, что влюбился в меня и всегда хочет быть со мной. Я был поражен и смущен до невозможности. Не знаю, насколько я был красным, но щеки и уши нещадно горели огнем. А после он зажал меня в объятиях и еще долго не отпускал, покрывая все лицо легкими поцелуями и поглаживая более светлые полосочки шрамов от порезов осколками стекла.***
Громкий хлопок двери отвлек меня от работы. Вокруг лежали кусочки бумаги, ленты, готовые цветочки. Ну, какая никакая работа – делать бумажные цветы. Бокуто-сан влетел в комнату и кинулся обниматься, смахнув почти все со стола на пол. «Я соскучился» На моей ладошке появились буквы. Я улыбнулся и поднял с пола телефон, набирая попутно текст. «Я тоже скучал, Бокуто-сан, правда, ты рассыпал всю мою работу» Раздалось какое-то «Оу!» и громкое шуршание и сопение, теперь кажущееся таким родным. А затем последовал поцелуй в щеку, и снова легкое касание пальцев к руке, вызывающее щекотку. «Люблю тебя!» «И я тебя» набираю на телефоне. «Когда твой отец поправится, я хочу, чтобы он жил с нами!» Пальцы Бокуто-сана с легкостью выводят новые слова на моей руке. «Я буду только рад, спасибо тебе за все. Ты стал моим светом».