В кабинете Красавчика Джека всегда было холодно — так, по крайней мере, казалось Тимоти. Чем ближе подходил он к панорамному окну, тем сильнее становилось это чувство, но шло оно вовсе не снаружи, чтобы можно было хотя бы укрыться от него за полами неизменной кожаной куртки, а будто изнутри. Еще пару лет назад Тимоти счел бы это чувство за страх, сродни тому, что ему довелось испытать в первый день действия своего двадцатилетнего контракта.
Новая внешность, новый голос, новые обязанности и новые, если их можно было так назвать, воспоминания — все это взамен на прошлую жизнь, память о которой взяли в один из тех залогов, которые не возвращают по не всегда очевидным, а то и откровенно идиотским причинам. Причиной Тимоти Лоуренса была его смерть. Ну, формально, и только для тех, кто привык полагаться исключительно на документы с красивыми печатями, считая их содержание истиной в последней инстанции. Тимоти, разумеется, ничего такого не знал, но и прознав о принудительной смене привычного уклада его жизни вместо обещанного безобидного интервью вкупе с не хилым гонораром, к собственному удивлению, не стал бить тревогу и требовать справедливости. Может, смирился; может, нашел новую жизнь куда более привлекательной, чем ежедневное корпение над учебным материалом и походами в клуб программирования по пятницам — такие незначительные мелочи иногда всплывали в голове, на время обнажая те жалкие участки нетронутой искусственной амнезией памяти.
Все ли его устраивало в личине наемника самого жестокого ублюдка, вероятно, во всей гребаной Вселенной?
Отнюдь. Но хотел бы он повернуть время вспять и избежать такой участи? Ответ на этот вопрос не был однозначен до сих пор, поэтому Тимоти задавался им не реже одного раза в неделю, и сегодняшний день не стал исключением.
Вид на некогда прекрасный Элпис за окном теперь лишь удручал, навевая не самые приятные воспоминания. И почему, мысленно негодовал Тимоти, каждые поиски этих долбаных хранилищ не могут обойтись без жертв?! Наверное, в какой-то степени подобные мысли для самого что ни на есть настоящего искателя Хранилища были неправильными, отчасти даже наивными, но Тим никогда не считал себя таким же, как, например, Вильгельм или Ниша. Ему, как часто любил говорить Джек, «не хватало внутреннего стержня», а после смеялся, явно представляя у себя в голове нечто совсем другое по смыслу.
Сейчас Тимоти было сложно поверить, что еще, казалось бы, совсем недавно он едва умел держать пистолет в руках, а каждый убитый им противник чувством горькой вины и неправильности оседал на его сердце, еще не тронутом той едкой заразой, что пожирала двойника изнутри и по сей день. Казалось, Будто совсем недавно Тимоти с завидной регулярностью появлялся здесь, в этом кабинете, когда он еще даже не принадлежал Джеку всецело, дабы отчитаться об успешно выполненном задании и получить награду, а на самом деле он уже давно не участвует ни в каких делах. Не по своей инициативе.
Просто на каждое его предложение в духе «Я могу помочь, ты только скажи, что я должен сделать!» Джек отвечал, разве что не скрипя зубами от раздражения, что теперь они играют по-крупному, и нынешнее положение вещей слишком серьезное, чтобы Тимоти было под силу хоть что-то изменить, но для запасного плана, в подробности которого Тимоти, разумеется, посвятить никто не спешил, он непременно понадобится.
В такие моменты Лоуренс все чаще ловил себя на отзывающейся тупой болью в сердце мысли, что Джек просто
не верит в него. После той истории с хранилищем на Элписе поменялось слишком многое, но больше всего изменился сам Джек. И дело было даже не в шраме и уже ставшей неизменной маске на его, как Джек искренне считал, обезображенном лице — Тимоти охотно поспорил бы с этим убеждением, но адресованные ему «твоего мнения никто не спрашивал» и «мне кажется, или я стал позволять тебе слишком многое?!» отбивали всякое желание. Ненадолго, правда, Тимоти был уж слишком упрямым — это то немногое, в чем они действительно были похожи. Джек был жестоким, а Тимоти — излишне мягким; Джек не стеснялся в выражениях и редко следил за языком, а Тимоти — старался быть тише воды и ниже травы, в особенности при Джеке в свете последних событий; В то время как в скудный список их сходств, пожалуй, еще можно было отвести… любовь: Джека — к себе, а Тимоти — к Джеку.
От этой мысли сердце двойника на мгновение сжалось в груди, и тот лишь после этого заметил, что он уже как две минуты стоял напротив стола, сверля Элпис пустым взглядом разноцветных глаз, которые Тимоти так любил украдкой рассматривать на чужом (а ведь в каком-то роде, даже своем) лице. Зеркало в его личной комнате на Гелиосе, к сожалению, не придавало никакого эффекта, возможно потому что особый взгляд тоже играл не последнюю роль, а взгляд Джека всегда проникал в самую душу, что в иной раз хотелось просто испариться прямо на том самом месте, где тебе не повезло стоять в тот момент. Свой же настоящий цвет глаз Тимоти уже и не помнил, как, впрочем, и многое другое.
По правде говоря, Лоуренс не знал, что он снова делал здесь. Подавляя в себе желание начать растирать плечи от холода, который, вполне вероятно, чувствовал только он, мужчина, неспешно обогнув стол, шагал вглубь этой полутемной комнаты — с некоторых пор Джек предпочитал, чтобы в кабинете было минимум освещения -, и иррационально боялся оказаться застанным врасплох, потому что до сих пор в его голове не было ни единой мысли о том, как бы он объяснил Джеку, которому было совсем несвойственно так надолго покидать это место, свое присутствие здесь, без его ведома. Джек, разумеется, не запрещал ему свободно перемещаться Гелиосу, чем Тимоти и занимался большую часть своего свободного времени из банальной скуки, и его кабинет, к удивлению Лоуренса, тоже не стал исключением даже сейчас, когда гендиректор Гипериона был
особенно не в духе.
А ведь это вполне могло бы стать причиной столь странного порыва. Тимоти мог просто скучать по старым добрым временам, даже если он сам до конца не осознавал это, и все началось из его банального желания побыть рядом со своим боссом дольше каких-то жалких пары минут. Этот вариант, по крайней мере, уже объяснял едва уловимое чувство разочарования, что испытал Тим у самого порога комнаты, ведь, вопреки его надежде, внутри было так же пусто и холодно, как тотчас стало у него в душе.
Поэтому, пожалуй, на нем Тим и остановится и им же объяснится при необходимости — в его признании в любви к Джеку уже как годичной давности все-таки была масса бесспорных плюсов. Одним из таких, например, являлась привилегия позволять себе немного большее, чем безмолвное воздыхание без возможности даже прикоснуться к тому, о чьей близости невозможно было думать без постыдной для взрослого мужчины — он был просто не в состоянии что-то с этим сделать — дрожи в коленках.
— Меня ищешь? — от звука до боли знакомого голоса сердце резко развернувшегося двойника совершило кульбит и забилось с удвоенной силой. Оказывается, за своими размышлениями Тимоти не услышал шума, обычно издаваемого этими типичными для Гелиоса автоматическими дверьми.
— Что случилось? — удивительно терпеливо для человека, не терпящего, когда его вопросы в открытую игнорируют, снова задал вопрос Джек и прошел к столу, не удостоив парня даже мимолетным взглядом.
«Ты случился.» — бесстрашно и отчаянно выпалил бы Тимоти в другой ситуации, но весь вид Красавчика Джека не только сбивал его с толку, но и наталкивал на совсем иные слова.
— Я бы хотел задать тебе тот же вопрос…
— Ты же прекрасно знаешь, как я не люблю, когда отвечают вопросом на вопрос, но, так и быть, сегодня я тебе даже подыграю, — устало протянул Джек, наконец, посмотрев в его сторону, и со скучающим видом откинулся на спинку кресла, вопросительно изогнув бровь, — Со мной что-то не так, доктор?
— Ты выглядишь подавленным, — как ни пытался Тимоти скрыть свою маленькую слабость, он не мог до конца избавиться от предательского беспокойства в голосе, и ему было совершенно наплевать на саркастичность, с которой говорил сейчас Джек.
В кабинете на некоторое время воцарилось молчание. Казалось, если бы в нем было еще хоть немного тише, то единственными слышимыми звуками остались бы только тяжелое дыхание Джека и быстрый стук сердца отчего-то взволнованного Тимоти. Джек вновь вздохнул и принял в кресле нормальное сидячее положение, но давать ответ он все также не спешил. Тимоти взял на себя смелость проследить за направлением его непривычно потухшего взгляда и чуть ли не наяву почувствовал, как тотчас ухнуло его сердце. Подле опущенной на стол руки Джека лежала маска, точь-в-точь такая же, как у него самого. Тим заметно напрягся, прокручивая в голове все возможные варианты того, для чего Джеку могла понадобиться еще одна маска, и, к его неудовольствию, большинство из них сходилось на самом Тимоти.
Чем дольше мужчины сидели в неуютной для обоих тишине, тем осмысленнее и злее становился буквально застывший на этой треклятой маске взгляд зелено-голубых глаз, которые в столь скудном освещении, либо же при откровенно дерьмовом настроении их хозяина, выглядели намного темнее обычного. Через какое-то время Джек все-таки прекратил попытки испепелить взглядом ненавистную копию не менее ненавистной им вещи и прикрыл глаза, едва слышно проговорив:
— Присядь.
Не видя ни единого повода для отказа, Тимоти выполнил приказ, прозвучавший больше даже как просьба, и смиренно стал ждать продолжение зачинающегося разговора. Что-то во всем этом было неправильно и все никак не давало двойнику покоя, но он не мог понять, что же именно.
— Моей малышки… Ангел… Ее больше нет, — уголки его губ на мгновение дрогнули в нервной усмешке, но снова открыть подозрительно блестящие глаза Джек решился далеко не сразу, словно это каким-то неведомым образом сохраняло ему иллюзию того, что она еще жива, и стоило ему только открыть глаза, как все это исчезло бы в один миг. Возможно, так оно и было на самом деле.
— Господи, Джек… — что-то внутри Тимоти в тот момент оборвалось навсегда, — к-как… Как такое могло произойти?!
— Бандиты… они переманили ее на свою сторону, но даже этого им оказалось мало, — процедил Джек, и от едва сдерживаемой ненависти в его голосе даже Тимоти стало немного не по себе.
Повинуясь сиюминутному порыву, двойник накрыл ладонью чужую руку, сжатую в кулак до побелевших костяшек пальцев. Не зная, что сказать, и вместе с тем прекрасно понимая, что слова тут все равно не помогут, Тимоти просто ласково поглаживал тыльную сторону его ладони большим пальцем, то и дело поднимаясь тем на давно истратившую первоначальную яркость, но все такую же красивую и, чего уж скрывать, любимую Тимом татуировку. Джек молчал, опустив взгляд на это действо, но руку, тем не менее, убирать не спешил, а это уже говорило Лоуренсу красноречивее любых слов, и Тимоти аккуратно «подключил» и вторую ладонь.
Из окружения Джека об Ангел знали лишь двое — Тимоти и Ниша, но последнюю, пускай та и была посвящена в эту тайну возмутительно быстро, Ангел интересовала мало, если не сказать «вообще не интересовала», в то время как Тимоти пришлось в буквальном смысле заслужить такое доверие со стороны Джека и с тех пор не проходило вообще ни дня, чтобы он не вспоминал об этой несчастной девушке. И сейчас он тоже вспоминал.
Вспоминал, как они часами могли болтать обо всем на свете и как он не боялся говорить с ней о своей пагубной зависимости от самого ненавистного ей человека, а она, в который уже раз оправдывая данное ей имя, ни разу не осудила Тимоти за это, несмотря на всю причиненную ей нерадивым «папочкой» боль.
Тимоти хмурился и мягко перебирал в ладонях пальцы его правой руки, дольше всего задерживаясь на кольце и изо всех сил стараясь не проронить ни слезинки от воспоминаний о том, как часто по эхо-связи он вслух читал Ангел книжки, когда ей становилось особенно плохо — и хотя благодаря эхо-сети перед ней простиралось безумное количество информации даже на самый изощренный вкус, и, разумеется, она могла сама прочесть любую из нескольких сотен тысяч доступных ей книг, ничто из этого не принесло бы ей и десятой части той радости, что приносило ей общение с, пожалуй, ее единственным и настоящим другом.
Тимоти утешал Джека и ненавидел себя за это больше всего на свете, потому что при всей его влюбленности — Ангел была той самой причиной, на основании которой Тим был вправе послать этого психа ко всем чертям, и плевать ему хотелось на контракт и все то, что с ним сделают за неповиновение. И он бы сделал это, не боясь посмотреть своему страху в лицо; сделал бы за Ангел и за всех тех невинных людей, которым поломал (а некоторых и вовсе лишил оной) жизни Красавчик Джек; он бы сделал!
Но, черт возьми…
Медленно подняв глаза, двойник вздрогнул, совсем не ожидая столкнуться со взглядом, отражающим в себе аналогичную боль, которую ну просто невозможно было подделать! Тиму не хотелось думать, что Джек все это время действительно понимал, сколько страданий он причинил родной дочери, и всегда лишь играл роль сердобольного отца. Как и не хотелось в очередной раз подтверждать еще на первых парах родившийся вывод: он полюбил настоящего монстра.
Но как я могу предать того, кто уже и так был предан всеми, кому он когда-либо решил довериться, и даже родной дочерью? Как я могу бросить того, у кого больше никого, кроме меня, не осталось? Как я могу так просто отказаться от того, ради кого я пошел бы даже на смерть?
— Я знаю, что она многое значила и для тебя, — вполголоса, но вместе с тем твердо заговорил Джек, отвлекая Тима от его мрачных размышлений, в ответ накрыв руки двойника второй ладонью, и это безобидное прикосновение выбило Тимоти весь воздух из легких, — но мы еще отомстим за нее. Отомстим за Вильгельма. За… Нишу, — на следующих словах губы мужчины дрогнули в подобии улыбки, — хотя что-то подсказывает мне, что вот это ты бы точно сделал с большой неохотой.
И Тимоти бы безбожно солгал, начни он отнекиваться и доказывать обратное. События того дня огненным клеймом были отпечатаны на нежной коже его памяти, и поныне воспоминанием вызывая фантомную боль.
---
— Она, блядь, мертва! Ты доволен?! — кричал Джек в лицо только что припечатанного им к стенке двойника.
— Джек, я… — от больше неожиданного, чем болезненного удара спиной о стену Тимоти растерялся, а вместе с тем растерял из головы все в спешке придуманные им слова утешения.
Джек не задерживался на одном месте и пару секунд, напоминая Тимоти скорее хищника в клетке, чем просто расхаживающего туда-сюда по кабинету взвинченного мужчину.
— И что ты застыл? — Джек резко остановился, развернувшись на каблуках, — Иди, черт возьми! Пошли тому сраному бандиту цветы и открытку с благодарностью, не знаю, взасос его поцелуй, что ли, ну или на что ты там еще готов пойти за исполнение твоей сраной мечты?
И хотя отчасти Джек был прав и Тимоти, к своему жгучему стыду, действительно в глубине души был в какой-то извращенной форме рад случившемуся, слова босса не могли его не задеть. Набравшись смелости, а также побольше воздуха в легкие, Тимоти тихо, но твердо выпалил:
— Я не понимаю, почему ты кричишь на меня.
«Это было весьма опрометчиво, нет?» — в последний момент подумал Тимоти, прежде чем из его легких снова выбило воздух. На следующий день он даже не удивится, когда увидит в зеркале пару отчетливых синяков на спине.
— Не понимаешь, да? — всей накопленной Тимом смелости хватило только до первой цепкой хватки за его горло. — Ревнивая сучка… Ты же всегда ее терпеть не мог настолько, что даже не пытался как-то это скрыть. И когда только у тебя успели вырасти яйца?
— И на… — Тимоти закашлялся, испуганно схватившись за все сильнее сжимавшую его горло руку, с трудом закончив фразу, — что ты намекаешь…
— Ты мне скажи, — прорычал никогда прежде и впредь не поднимавший на него руку Джек, почти вплотную приблизившись к лицу двойника.
— Если ты… не уберешь руку… кхем… я скоро вообще ничего не смогу сказать… никогда…
На мгновение взгляд Джека прояснился, но и этого короткого времени хватило на то, чтобы он разжал пятерню, резко, будто испуганно, отшатнувшись назад. Еще какое-то время осевший на пол Лоуренс откашливался в попытках отдышаться под немигающим взглядом зелено-голубых глаз и, не дожидаясь очередной вспышки гнева, проговорил, потирая саднящее горло:
— Ты, видимо, уже совсем с катушек съехал, кхм, если считаешь, что я, блин, как-то причастен к ее смерти. Да, я терпеть ее не мог, и это, кстати, было взаимно, но я бы никогда…
— Проваливай с моих глаз, пока ты не повторил ее судьбу, — оборвал его Красавчик Джек, переключив все свое внимание на вид за панорамным окном, но от внимания Тимоти не укрылась дрожь в его голосе, — и не беспокой меня ближайшую неделю, все ясно?
— А я, наверное, не меньший псих, раз продолжаю любить такого монстра, как ты, — у самого выхода тихо проговорил Тим, не догадываясь, что Джек прекрасно все слышал, и уже не видя, как тот прислонился лбом к стеклу, обессилено ударяя по нему ладонью.
---
Это могло бы стать второй причиной для расторжения его контракта, если бы Тимоти Лоуренс не был таким отходчивым и влюбленным идиотом.
— Обязательно, — Тимоти выдавил из себя ободрительную улыбку, но буря в его душе не утихала ни на минуту. Он нутром чувствовал приближение чего-то очень нехорошего — это чувство не покидало его с тех самых пор, как Джек вернулся в свой кабинет.
— Помнишь, я говорил тебе о запасном плане? — Тимоти не ответил и лишь настороженно уставился на Джека, высвободившего одну руку из его ладоней, чтобы взять со стола маску и поднять ее на уровень глаз, прежде, чем, обращаясь к двойнику, продолжить. — Пришло время тебя в него посвятить, парниша, хотя, признаюсь, мне меньше всего на свете хотелось бы к нему прибегать, но… как я и говорил, без тебя он не сработает, потому что никто кроме тебя не сможет сыграть свою роль убедительнее.
— Риск слишком велик, — положив маску обратно на стол, продолжил Джек и почти перешел на шепот, когда сделал то, от чего у зардевшегося Тимоти резко перехватило дыхание, а именно — погладил двойника по алеющей скуле тыльной стороной ладони, — а герой не должен умереть.
И для Тимоти все сразу встало на свои места без всяких ненужных объяснений. Он мог бы запротестовать, обвинив в использовании, попробовать отказаться на свой страх и риск, в конце концов, просто сбежать, но вместо этого лишь спросил, чуть дрожащей рукой накрыв чужую ладонь на своей щеке:
— А шрам, он… тоже нужен?
— Почему ты так легко согласился? — теперь настала очередь Джека, до глубины души пораженного таким слепым самопожертвованием, отвечать вопросом на вопрос.
— У меня контракт, — лаконично заметил Тим, но его бегающий взгляд, упорно игнорирующий лицо мужчины напротив, выдавал его с головой.
— Да брось, мы ведь с тобой оба знаем, что для тебя теперь это не такая уж и веская причина, — с горьким смешком произнес Джек, уже догадываясь о реальных мотивах этого бедного, глупого влюбленного парнишки.
Тимоти прикрыл предательски слезящиеся глаза, прошелестев:
— Тогда ты также должен прекрасно понимать, почему я согласен.
Тим не решался открыть глаза, словно боясь реакции Джека, точно как в день его первого признания. Поэтому меньше всего он ожидал, услышав тихий вздох и последовавший за ним скрип кресла, почувствовать на своем лице удивительно ласковое прикосновение чужих ладоней, а на губах — словно пронизанный отчаянием, горький от его собственных слез их первый и последний поцелуй.
Все ли его устраивало в личине наемника самого жестокого ублюдка, вероятно, во всей гребаной Вселенной?
Отнюдь. Но хотел бы он повернуть время вспять и избежать такой участи?
Теперь двойник знал ответ и на этот вопрос.
---
— У тебя есть какое-нибудь последнее слово, Джек? — торжествующе усмехнулась Лилит, водрузив ногу на еле вздымающуюся грудь поверженного мужчины и дав ассасину безмолвный приказ взять того под прицел снайперской винтовки.
— Герои… не умирают, — возможно, Тимоти Лоуренс когда-то действительно потерял рассудок, влюбившись в монстра, но теперь он точно знал, что даже самым злым и опасным из них не была чужда любовь, — но в конечном счете… они всегда остаются одни.
