Обретая

— Кея, — бесполезно. — Кея, выслушай нас! — не стоило и пытаться. — Кея!!! Ведешь себя, как ребенок! Хватит! — в дело пошла тяжелая артиллерия в виде Фонга. Парень бесцеремонно запрыгнул на постель брата и ловко выудил его из теплого укрытия одеяла и подушек. — Кто здесь альфа? Хибари на мгновение поднял голову и стал тем самым веселым мальчишкой, каким он был до смерти родителей: открытым, улыбчивым, искренним и очень ранимым. — Я обиделся, — глухо заявил он и снова попытался спрятаться в одеяло, но Фонг и Алауди коварно пресекли все его планы. Минута — и вся компания хохотала, выливая в воздух свое облегчение, гнев, раздражение, испуг и недоверие. Вскоре в комнате воцарилась тишина, но на этот раз в ней не было напряжения. Сказать по правде, Кея теперь мучился оттого, что так психанул перед родными братьями и посторонними людьми. С ним уже давно не случалось ничего подобного, обычно он вел себя тихо и отстраненно, держался равнодушно с окружающими, будто ему никто в этот мире не был нужен. Нужно было спокойно отнестись и к последней новости, добраться до дома и уже там все хорошенько обдумать, однако Хибари бросился с кулаками на Фонга, который с улыбкой лишь отодвигал юношу подальше от себя. Алауди с опаской наблюдал за ними обоими, под конец сказав, что вести себя так на людях — недостойно. Эти двое совершенно не выглядели виноватыми, они даже не пытались как-то интерпретировать то, что услышал Кея, а значит, в тот момент говорили правду, от которой не могли отделаться. Их спокойствие и невозмутимость вывели Хибари из себя. Изловчившись, он все же разбил Фонгу нос, после чего метнулся в класс, собрал учебники, какие попались под руку, и умчался домой, надеясь в одиночестве посетовать на свою несчастную судьбу. Крушение мечты сильно подкосило его. Да, пока Тсунаеши никак не хотел обращать на него внимания, но Хибари не оставлял надежд рано или поздно завоевать расположение омеги и превратить прекрасную сказку в не менее прекрасную быль. Кея мог бы понять, если бы братья посмеялись над ним или же посоветовали не заморачиваться и не бегать за какой-то омежкой так долго. Однако они сначала молчаливо подбадривали его, затем перешучивались, а после и сами заинтересовались Тсунаеши. Подумать только, эти двое подошли к выбранной им омеге и попытались заговорить с ней, поладить, почувствовать запах Тсуны. Хибари остолбенел от тех чувств, которые нахлынули на него в тот момент, когда братья всерьез принялись делить Тсунаеши, как свою истинную омегу, при этом о нем самом эти двое вспомнили в самый последний момент. Мечта рассыпалась прахом, да и какая это мечта, когда ее воплощение оказывается разделенным на троих, да и это не конечная цифра! Что же все-таки с Тсунаеши не так? Почему он не чувствует свою судьбу? Или что-то не так с самим Кеей? Может, он неправильно все понял? Хибари не разговаривал с братьями остаток дня, хотя они пытались помириться с ним. Чем дальше, тем сильнее Кее становилось обидно. Как-то так вышло, что из всех троих он считался самым младшим, и ему было позволено немного больше, чем остальным братьям. Например, Кея мог начать жалеть себя, чем успешно и занимался. В итоге Хибари довел себя до такого состояния, что залез под одеяло и надулся, словно в детстве, а братья пришли уговаривать его не обижаться. Сначала у них ничего не получалось, а затем Алауди начал рассуждать, почему Тсунаеши не может уловить запах своего истинного альфы, и Кея высунулся из своего убежища, чтобы послушать. По словам брата выходило, что Савада мог не чувствовать запах одного из них только в том случае, если они все одновременно являлись его истинными альфами. Только их совместных запах мог заставить Тсунаеши признать связь. И в связи с этим возникал один интересный вопрос: Алауди и Фонг тоже почувствовали в Тсуне своего истинного и тоже не собирались отказываться от судьбы, пусть и не влюбились в него так, как Кея. После этого Хибари снова спрятался в одеяло и закатил настоящую истерику, из которой его удалось вытащить только Фонгу и только шутками из детства. Успокоившись, Кея показался на глаза братьям и уже серьезно задумался над ситуацией. Он мог сколько угодно кричать, что его обманули, что братья поступили подло, но это не поможет привязать к себе Тсунаеши. Если Алауди сказал правду, ухаживать за омегой они должны втроем. Лишь после того, как Тсуне проснется интерес к ним, можно было говорить о каком-то союзе. — Ладно, — сдавшись, пробормотал Хибари. — Завтра после уроков мы все собирались гулять. Вы тоже можете присоединиться.