Попытка наудачу

*** Портовый бар заполнен. Помещение довольно просторное и даже хорошо освещенное по центру. Гул голосов заполняет “Пьяную звезду” под самый потолок. Чанёль сидит за крайним столиком и смотрит на свой бокал с пивом. Пуст на одну треть. Но это не важно. Важно то, что у него после полугода совместной работы уволился бортмеханик. Чанёль третий хозяин “Джеби” ― малого транспортника для доставки небольших партий грузов. Корабль чуть старше его самого, но это небольшой срок. За ним хорошо следили что военные, для нужд которых такие кораблики проектируют, что транспортная компания. Чанёль сам в этой компании работал, прежде чем выкупил у неё “Джеби”. Корабль вполне на ходу, да и они со штурманом ребята уживчивые. Он окидывает взглядом разношерстную толпу работодателей и соискателей, которые стараются выглядеть презентабельно и внушать доверие. Все потому, что “Пьяная звезда” не просто пивная на территории космопорта, но и биржа труда, где можно быстро подыскать недостающих членов команды, найти клиента или подрядчика на доставку грузов или, на худой конец, набиться пассажиром, если с регулярными рейсами не везет. Нужно только озвучить пожелания бармену, и он направит искомого кандидата, если такой появится, или подскажет, к кому подойти, если подходящий человек уже в зале. Удобно. Комфортно. И почти без формальностей. А можно встретить знакомых разной степени приятности. Например, Чондэ, которого Чанёль не видел несколько месяцев, подходит к стойке откуда-то из-за боковых столиков, натягивая кожаную куртку, бросает несколько слов бармену и не задерживаясь уходит в сторону задней двери. Чанёль быстро поднимается на ноги и следует за ним. Прохладный воздух слизывает испарину со лба и шеи. Чанёль видит Чондэ в десятке шагов перед собой уходящим по пустому узкому переулку. Ровный асфальт покорно ложится под ноги. Здесь редко ходят. Мало кто пользуется выходом из бара в город, а главный вход-выход ведет в космопорт. А Чанёля очень интересует, как Чондэ оказался на Весте-16, которую он выбрал портом формальной приписки. Мелькает шальная надежда, что Чанёля искали. ― Куда?! ― Чанёль налетает со спины, хватает за руку чуть повыше локтя и разворачивает Чондэ лицом к себе. ― Куда собрался? ― Не твоё дело, ― холодно улыбается тот в ответ. Чанёль любит, когда он улыбается, но не так. Не так, словно хочет отвязаться и поскорее забыть о неприятной встрече. И это спокойное непонимание ― намертво прилипшая к лицу маска ― ранит гораздо сильнее недоговоренностей. Чанёль не может так, потому что его кредо ― откровенность. Он говорит что думает, и когда с ним поступают иначе, это вгоняет в ступор. ― Надо поговорить, ― и ему это действительно надо. Их расставание получилось внезапным для Чанёля. А Чондэ, видимо, совсем не волновало то, что он поступил некрасиво и нечестно. ― Не о чем, ― коротко отвечает он, пытаясь высвободить руку. Куда там, держат слишком крепко. Чондэ успевает только выдохнуть, как спина встречается со всеми выпуклостями кирпичной стены, а на горло ложится чужое предплечье, до легкой боли давит на кадык, вынуждая задрать подбородок. Чанёль смотрит в глаза-омуты, где черти плавают брассом, дурацкую изогнутую ухмылку и не знает, чего хочет больше: придушить или поцеловать. ― Ты укомплектовал бортовую аптечку крио-камерой? Или бросишь труп в мусорку? ― он косится в сторону стоящих неподалеку баков. ― Я хочу, чтобы ты назвал номер счета, куда перевести деньги, ― звук голоса сползает в злое шипение. ― С чего бы? ― ухмылка становится ещё шире. ― Это деньги Кары, с ней и договаривайся. ― Чондэ двумя руками отпихивает удивленного Чанёля и жадно глотает воздух. ― Или у тебя самомнение совсем мозг сожрало, и ты решил, что это премия за несколько ночей секса? ― Но Кара не играет на деньги с чужими! И она не говорила про выигрыш, ― он пытается собраться с мыслями. ― Не ты же ей должен, вот и молчала, ― хмыкает Чондэ, которого эта ситуация явно забавляет. А потом добавляет. ― Стерва. *** У Чанёля была причина для радости: после трех лет работы на транс-компанию Космопорта Большой Цереры он наконец-то мог уволиться. Остался последний перегон в роли штатного пилота. Он выкупил ― пусть пока только наполовину, остальная часть будет выплачиваться как кредит ― свою птичку. Малый транспортник “Джеби” поступит в его полное владение, когда выйдет с ремонтной верфи. После аттестации в его летный паспорт добавлена графа “штурман”. Такое сочетание редкость, но позволяет самостоятельно совершать перелеты по сложным трассам. Радость омрачало только то, что по закону для выполнения дальних перевозок необходимо нанять хотя бы бортмеханика. Иначе не получить разрешение покидать систему. Прежние члены команды менять штатную должность в большом космопорту на свободу не захотели, поэтому Чанёль и пошёл доучиваться. Подбор пары пилот и штурман ― большая морока, называемая психологической совместимостью. И с выбором лучше не торопиться. С прежней командой он уже попрощался и готовился к перелету на верфи в одиночку, со стандартным маршрутом, заложенным в бортовой компьютер. Чанёль бродил по припортовым магазинам, чтобы немного успокоиться. До совместного старта оставалось не многим более часа, он часто бросал беспокойные взгляды на часы ― очень не хотел застрять на планете и лишиться выходного пособия за сорванный вылет. Понятно, что транспортник никуда без него не улетел бы ― отмашку о готовности можно дать только “вручную”. Но опоздание ко времени старта грозило нарушением расписания полетов в порту, а за это по головке не погладят. Да и Кара мозг выжрет за простой, тем более что он ей должен. Но это сам просчитался. Погрузку закончили быстро. Последний заказ на доставку от порта ― десять коробок деталей ― не занял и половины грузового отсека, но шёл с пометкой «ценный груз», поэтому, несколько раз проверив крепления, Чанёль отпустил грузчиков восвояси и заблокировал двери. До старта оставалось меньше десяти минут, когда Чанёль добрался до рубки. В кресле штурмана, закинув ноги в тяжелых армейских ботинках прямо на панель управления, сидела Кара и смотрела с иронией и толикой превосходства. Черная майка была надета поверх серой, оставлявшей открытыми широкие плечи, в левой руке её нашлась початая плоская бутылка крепкого алкоголя, надписи на этикетке Чанёль не разобрал. Она приветственно подняла бутылку и сделала большой глоток. После чего сказала: ― Поздравляю, капитан. Мы почти твои. ― Кара, что опять за непотребства на борту? И не напоминай мне про деньги. ― Чанёль устроился в пилотском кресле, повел пальцами, оживляя панель, и пристегнулся. ― Когда ты выплатишь кредит ― я надену китель, ― она повела голыми плечами, разминаясь. ― Время. Задраить люки, ― на последнем слоге сильный голос сорвался в волчий вой. Через двадцать секунд зуммер на панели управления сообщил, что корабль полностью герметичен. ― Я думал, на военном флоте строго с дисциплиной, ― хихикнул Чанёль и вернулся взглядом к панели. Таймер отсчитывал последние минуты до совместного старта. ― Флот был давно, ― Кара безразлично пожала плечами. ― На гражданке можно расслабиться. На “Джеби” случилась очень редкая и неприятная поломка. Вышли из строя малые ускорители основного двигателя. Все разом. Поэтому самостоятельно подняться с поверхности планеты корабль не мог, если не хотел выжечь часть взлетного поля и попортить обшивку соседям большими ускорителями, которые использовались в открытом космосе и ни при каких условиях ― при старте с “цивилизованных” планет. Их разрешалось запускать только в верхних слоях атмосферы. Поэтому на орбиту “Джеби” шёл прицепом к большому танкеру, который затем последует своим курсом. А транспортник ― своим. ― Пока я не начала пятнадцатисекундный отсчет, ― Кара сделала очередной большой глоток из своей бутылки. ― Может, сообщить зайцу, чтобы пристегнулся? ― Какому зайцу? ― Чанёль развернулся вместе с креслом. ― Был тут один. Предъявил коды технической службы космопорта. Осматривался. Потом заперся в дальней каюте, ― она завинтила горлышко бутылки и убрала её в накладной карман армейских штанов. ― Мы не подавали запрос, и у него не было акта на ремонтные работы, поэтому дверь я заблокировала. ― Почему раньше не сказала? Какого вуглускра ты ему вообще открыла? ― возмутился Чанёль. ― Старт уже запущен, а у нас какой-то неизвестный на борту! ― Корабль ещё числится на балансе транспортной компании Космопорта Большой Цереры, а техническая служба имеет второй уровень доступа на любой корабль, пришвартованный к шлюзам либо стоящий на стоянке космопорта, если они числятся на балансе, ― строго процитировала правила Кара. ― Не имела права не открыть, кэп. Заяц. Черт побери, они не могли отменить старт, потому что идут в сцепке. Следующего тягача пришлось бы ждать дня три. А за это время он пропустит время и очередь по сдаче корабля в ремонт. Да и сорвёт срок доставки ценного груза. Это транспортной компании влетит в небольшую неустойку, а Чанёлю ― в чувствительный штраф. ― Покажи мне этого придурка. На мониторе вместо схемы трассы возникло изображение каюты. Заяц уже понял, что что-то неладно, и отчаянно пытался открыть дверь. Та не подавалась и на манипуляции с ключом-браслетом никак не реагировала. ― Сообщай, ― коротко бросил он через плечо. И добавил. ― Нам только покалеченных на борту не хватало. Кара наконец-то убрала ноги со штурманской части пульта и щелкнула пальцами. ― Всем пассажирам принять сидячее положение и пристегнуться, ― раздалось в каюте, а у дальней стенки эффектно откинулось кресло. Чанёль наблюдал, как заяц удивленно огляделся. Видимо, думал, что корабль всю дорогу пойдет прицепом и поэтому пуст. ― Повторяю, всем пассажирам принять сидячее положение и пристегнуться. Корабль полностью готов к аварийному подъему. Пятнадцать, четырнадцать… ― Удачи, птенчик, ― Кара задорно улыбнулась, козырнула и растворилась в воздухе, отключив визуализацию. Отсчет продолжился, а экран переключился в рабочий режим. На обзорных панелях расстилалась космическая трасса с не очень плотным движением, на радаре виднелись шесть кораблей различной грузоподъёмности. После отстыковки Чанёль сверил курс, включил автопилот и выбрался из кресла. Прелесть малых транспортников ― во вшитой в бортовой компьютер самообучающейся навигационной программе. В принципе, построенные для нужд военных, все эти транспортники напичканы неплохим “мозгом” ― скорость работы плюс повышенная обучаемость и способность к глубокому вариативному анализу. Теоретически на нём можно летать даже без штурмана, но диплом получить пришлось из-за законодательных ограничений: без минимального экипажа ― пилот, штурман, бортмеханик или бортинженер ― корабль просто не получит разрешения покинуть систему и лицензию на перевозки на дальние расстояния. Так и придется болтаться между тремя планетами и парой крупных астероидов. Бортовой компьютер ассоциирует себя с кораблём, быстро отслеживает неполадки и помогает в критических ситуациях. Но настигла ситуация, в которой бортовой компьютер не поможет. ― Кара, чьими кодами вскрыли корабль? ― Ответ высветился на экране в виде трудовой карточки. Фото на удостоверении было похоже на зайца, насколько мог судить Чанёль. Тот, и правда, оказался работником технической службы космопорта. ― Почему ты его пустила на борт без акта и оповещения? ― Это весело, ― улыбающееся лицо всплыло поверх данных. ― Что весело? Провозить зайцев? От них одна головная боль. ― Ты в одиночестве превращаешься в зануду. А за десять дней наедине с тобой, кэп, я застрелюсь. А тут хоть какое-то развлечение, ― Кара на дисплее развалилась в пилотском кресле. ― Женщина, когда это я был занудой? ― Чанёль, в принципе, уже привык к выходкам и шуточкам бортового компьютера просто потому, что у них было схожее чувство юмора, да и стандартные схемы оформления надоедали ему довольно быстро. Это он ещё в училище понял. Но подобный номер компьютер отколол впервые. ― За парнем не числится правонарушений, не считая неправильной парковки и мелких просрочек по оплате коммунальных услуг, если тебе интересно. А ключ-браслет уже заблокирован в связи с сигналом о выносе с территории космопорта. Служба безопасности работает оперативно, ― одобрила Кара. ― Ты его выпустишь или повезем с маркировкой «ценный груз»? Господин Ким отчаянно протупил со своим ключом, не находишь? ― о том, что сама протупила с вызовом капитана по факту вскрытия корабля, она тактично промолчала. На экране заяц уже не метался и вёл себя тихо, видимо, смирился с участью. Или обдумывал план побега из запертой каюты. В принципе, там есть кнопка SOS на всякий случай, но тот почему-то ей не воспользовался. Только продолжал теребить широкий браслет без особого энтузиазма. “Новое знакомство лишним не бывает. Может, с ним и общаться можно”, ― рассудил Чанёль. И выяснить, почему этот парень залез на его корабль, было необходимо, хотя бы для душевного равновесия. Не держать же Ким Чондэ ― это имя значилось в рабочей карточке ― до конца перелета взаперти. Лететь-то предстояло больше десяти стандарт-суток без остановок. Вариант стыковки с каким-нибудь из встречных кораблей, чтобы Кима вернули на Большую Цереру, он отмёл сразу, потому что никто на скоростной трассе тормозить ради одного человека не будет. Да и ему отклонения от расписания были совсем не нужны. Команда «открыть двери» продублировалась по обе стороны. Когда Чанёль вошёл, Ким Чондэ сидел на койке со скучающим видом. Словно всё в порядке. Словно он тут по приглашению. А потом поднял большие глаза от пола и улыбнулся. Чанёль ухмыльнулся в ответ. ― Ты не тот замок открыл, парень. Ключ, ― протянул руку в требовательном жесте. ― Ты всегда такой грубый? А познакомиться? ― тот предпринял попытку встать, но Чанёль толкнул его в грудь, вынуждая сесть обратно на койку. Благо преимущество в весе и росте на его стороне. ― Потом познакомимся, ― настаивал Чанёль. ― Ключ. Или мне вызвать полицию? Не похоже, чтобы Ким испугался или как-то обеспокоился. Скорее, его не устроило грубое обхождение, чем он поверил в вызов полиции, но браслет с руки сдернул и отдал, бросая оценивающие взгляды из-под длинноватой черной чёлки. А потом улыбнулся. Чанёль не понял, чему. Ким Чондэ рассказал о споре с друзьями, что сможет покинуть планету без билета и вернуться в течение трёх суток. Чанёль не очень поверил: Чондэ не производил впечатление человека, который просто всё бросит и сорвется с места на спор. Да ещё с попутными расходами и риском потерять работу. А тот посмеялся, что никто не верил. Однако Чанёлю пришлось его разочаровать ― на Большую Цереру в течение трех дней Чондэ вернуться не смог бы. “Джеби” летела на большую промышленную станцию ― Аннона, что располагалась на окраине системы, и регулярные рейсы туда и оттуда летали раз в неделю. На оживленную Теллуру, с которой улететь не проблема, ушёл танкер. А “Джеби” летит в ремонт. Без остановок, пересадок, десять стандарт-суток. Чондэ ненадолго задумался, но потом заявил, что это не страшно, а даже интересно. И надо же хоть когда-то в жизни пережить приключение, пусть оно и будет заключаться в десяти днях пути. И путь резко отличался от дороги из дома на работу и обратно, и не было возможности прервать путешествие. Из имущества у него оказались с полдесятка кредиток как доказательство платежеспособности, и надетая на нём одежда: джинсы, плотная футболка на размер больше, ботинки на толстой подошве и кожаная куртка. Всё черного цвета. Чондэ обещал заплатить за проезд по прибытии к месту назначения. В целом опасений он не внушал и производил впечатление спокойного и адекватного человека. Ну подумаешь, в омутах глаз черти плавают брассом ― это же не преступление. Безбилетный проезд тоже карался административно и только в том случае, если владелец транспорта или его представитель подавали заявление в полицию. Агрессии Чондэ не проявлял и как будто забыл о полном отсутствии дипломатичности у Чанёля. Сам Чанёль был не против попутчика, тем более что проникся симпатией к Чондэ ещё больше, когда тот сам посмеялся над своей ошибкой и попросился за компьютер: написать начальству, что не сможет выйти на работу и оформить отпуск. А если не захотят отпустить ― ну их в черную дыру. У Чондэ руки прямые и послужной список красивый. Один просчет жизнь не испортил бы. На утро третьего дня заспанный Чанёль зашёл на кухню за водой и обнаружил там интересную абстракцию из деталей, курящей Кары и Чондэ, вооруженного вульгарным гаечным ключом, с пятном машинного масла на щеке. ― А что вы делаете? ― ошарашенно спросил он. Причина для удивления была веской ― Кара не подключала визуализацию без разрешения и в отсутствие капитана судна. И вот, пожалуйста. Подозрение, что кто-то взломал защитную систему бортового компьютера, прокралось в не успевший проснуться мозг. ― Вдвоём. ― Давно известно, что каждый человек предпочитает кофе своего мира, ― заявил отвратительно бодрый Чондэ, сидевший на полу среди этого бардака. ― Я в своём мире привык пить вкусный кофе. А у тебя машинка сломана. ― Ясно. ― Сдерживаемый зевок сводил челюсть. ― Кара, с тобой всё нормально? Она достала сигару изо рта: ― Я всё ещё помню, что кто-то мне расширенный и углубленный апгрейд должен. ― Жаль, ― проговорил Чанёль. Пальцы, наконец, нашарили нужную кнопку на автомате с водой. ― Имей совесть и умей проигрывать, ― фыркнула Кара и исчезла. ― Это она о чём? ― полюбопытствовал Чондэ, глядя снизу вверх. Теперь в его руках красовалась отвертка. ― Да так, ― поскучнел Чанёль. Он не собирался рассказывать, как будучи в трезвом уме и твердой памяти проиграл бортовому компьютеру крупную сумму денег. И теперь компьютер об этом напоминает при каждом удобном и не очень случае. Его же психом сочтут за то, что наделяет машину душой. Насчет наличия души он сомневался, а насчет характера сомневаться не приходилось. Был, и иногда свойств премерзейших. Единственное, что утешало ― Кара не будет просить сверх необходимого. Поэтому апгрейд стоял первым в списке расходов. ― Надолго это? ― На полчаса, ― уверенно заявил Чондэ, как-то очень активно орудуя отверткой в недрах корпуса выпотрошенного аппарата. ― Уже собираю. Чанёль больше не стал его отвлекать и покинул кухню с надеждой, что когда вернется из душа, от разгрома не останется следа. Странный всё-таки парень этот Чондэ. Но симпатичный. Этого не отнять. ― Кара. ― У себя в каюте он навесил клипсу и вызвал бортовой компьютер. ― Ты почему визуализировалась без моего разрешения? ― Прямого запрета “не отвечать на просьбы пассажиров” не было. ― За Чондэ действительно негласно закрепился статус “пассажир”. ― Ревнуешь? ― Да, ― рявкнул Чанёль и тут же испугался, что Чондэ услышит через открытые двери. Он действительно забыл, что пассажир имеет право попросить компьютер о визуализации. ― Перестань ржать и объяснись. ― Ему нужна была инструкция от аппарата, ― голос утратил игривость и насмешку. ― И поэтому ты курила на кухне? Чтобы больше такого не было, поняла? ― Так точно, капитан, ― как будто сквозь зубы выплюнула Кара и замолчала. ― Паршивка. Никакой дисциплины. Через полчаса на кухне остался только замурзанный Чондэ, а бардак испарился. Даже стол и подобие рабочей поверхности сверкали чистотой. Машинка действительно ожила, а Чондэ, кажется, шокировало, что Чанёль разбавил приготовленный кофе молоком и ванильным сиропом. Он почти поперхнулся своим черным и сладким, как будто увидел святотатство. Завтрак прошёл под аккомпанемент новостей: колебания цен на различные ископаемые, гастроли и турниры по командным видам спорта, дебаты вперемешку с забастовками, но это в соседней системе, какой-то счастливчик сорвал джек-пот в одном из крупнейших казино Большой Цереры, там же завершено строительство уникальной орбитальной станции, которая в течение ближайших трех-пяти месяцев значительно разгрузит наземные космопорты, поскольку перестанут сажать на планету большие пассажирские суда, следующие транзитом. ― А ты уже совершал такие длительные перелеты без посадок? ― спросил Чондэ, когда новости их утомили и были выключены. ― Конечно, ― автоматически ответил Чанёль, замечая, какие интересные тени бросали ресницы Чондэ на щёки, когда тот опускал глаза и отхлебывал из кружки. И вообще выглядел довольно привлекательно в лётной униформе транспортной компании, которую пришлось откопать в кладовке, потому что черные джинсы с футболкой оказались заляпаны маслом и остатками кофе до состояния “срочная стирка”. Светло-серый, на пару размеров, больше комбинезон с ярко-синими светоотражающими вставками подчеркивал, насколько Чондэ тонкий и аккуратный. Чанёль знал за собой черту легко увлекаться, в том числе людьми. Но в этот раз всё получалось слишком легко. Чондэ слишком легко завладел вниманием, слишком легко разбудил интерес. Он легко шёл на контакт, болтая на любую тему. Чанёля удивляло и гипнотизировало обилие этих внезапных и необъяснимых “легко”. А чувство, что есть ещё какая-то недосказанность, вызывало чесотку и будило азарт ― разгадать, даже если ответ оказался бы банальным и пресным. Чанёль верил своей интуиции и очень хотел взломать этот воображаемый замок. Он даже не делал вид, что до конца поверил в историю Чондэ. Просто не заострял на ней внимание. В конце концов, у всех свои причины убраться в космос с земной тверди. Простые, как у Чанёля. Или недорасказанные, как у Чондэ. Между тем Чондэ поинтересовался выбором “обоев” для бортового компьютера: у Кары образ абсолютно неженственный, метод общения жесткий, характер отвратительный, с такой “картинкой” трудно уживаться. Обычно на транспортниках предпочитают более… мягких девушек. Чанёлю пришлось пояснить, что это как шутка судьбы ― оформление “Кара” досталось в наследство от военных. Когда корабль списали и продали в гражданский флот, такой образ приглянулся команде. А потом никто не стал ковырять систему бортового компьютера из-за вредной картинки. В конце концов, визуализацию можно отключить. А если стало совсем грустно в обществе экипажа и не хватает девушек, то порнография лежит в открытой папке в таком количестве, что насмотреться на долгие годы вперед. Чондэ порнография не интересовала; Пак поверил, потому что проверял логи и запросы. Зато его интересовало, почему Чанёль стал пилотом. И очень хотелось верить, что интерес Чондэ искренний, а не вежливость для поддержания беседы. Ведь Чанёль не делал из своего выбора тайны и, откровенно говоря, ничего необычного тут не было. ― Люблю летать. А ещё страсть к перемене мест, возможность увидеть что-то новое. Желание почувствовать и измерить мир, который считается бесконечным. Последнее, конечно, фантазии, ― говорил Чанёль. ― Просто не люблю сидеть на месте. ― Романтика в повседневности, да? ― улыбнулся Чондэ, пряча кружки на полку. ― А можно в рубку? Устроившись в штурманском кресле перед открытыми обзорниками, Чондэ внимательно наблюдал за открывавшейся картиной. Спокойный верхний свет слегка потускнел, чтобы глазам было проще привыкнуть и наблюдать за оживленным вакуумом. Наезженная дорога. Мимо проскользнуло два больших корабля. В пределах системы всегда “многолюдно”, и часто попадаются на глаза самые разнообразные корабли, собранные как в системе, так и за её пределами, отличающиеся формой, грузоподъемностью и назначением. Чанёль давно привык, а Чондэ, кажется, понравилась картина, хотя это были обычные большие транспортники. Такие Чондэ наверняка сам осматривал в порту. Но в космосе они смотрелись иначе. Большие и неуклюжие на стоянке ― в космосе они парили. Или были похожи на китов в толще океана. Китов Чанёль видел один раз в жизни, когда выбрался на экскурсию на курортной Сцилле. Огромные по сравнению с человеком реликтовые животные. Даже не верилось, как такие огромные твари с обтекаемыми телами могут быть живыми. И, по словам гида, довольно безобидными. Чанёль впечатлился их грациозностью в воде. И с тех пор ему нравилось сравнивать звездолеты с китами. Некоторые были очень похожи. Чанёль поздно спохватился, что, кажется, зачитал эту импровизированную лекцию про китов вслух. Испугался, что его сочтут деревенщиной, и переключился на вопросы. ― Ты не бывал раньше в космосе? ― Бывал, но давно, ― ответил Чондэ, осматриваясь. ― А когда подойдем к поясу астероидов? ― Часов через тридцать, ― сказал Чанёль, окинув взглядом схему маршрута. ― Через пояс пойдем на ручном управлении. ― Здорово. Надо чаще летать. Ночью, лёжа на своей койке, Чанёль вертел в пальцах конфискованный универсальный ключ-браслет и старался не думать о Чондэ, наверняка спящем в дальней каюте. Весомых доводов выбросить его из головы не находилось. Впрочем, идея “с места в карьер” тоже не вызывала энтузиазма. Чанёля внезапно настиг приступ застенчивости. Тот, кого ограничивали только рамки приличия при выражении собственных мыслей, стеснялся сказать “ты мне нравишься”. И боялся услышать отказ. Наверное, впервые в жизни. На следующее утро, в 07:00 по корабельному времени, Чанёль постучался в дверь каюты Чондэ. Тот появился в дверях взъерошенный, в наспех застегнутой спецовке. Он сначала не понял, что от него хотели и почему завтрак перенесли на половину восьмого утра, а не оставили традиционное “когда придется”. А после завтрака торжественно вручили удивительный инструмент ― «швабру самоотжимающуюся» и банальную тряпку для пыли, хлопнув по плечу, сообщили, что физический труд облагораживает душу и укрепляет коллектив. На вопрос об автоматических уборщиках Чанёль ответил, что это скучно. А так пара часов времени пройдет быстро и с пользой. Вот в четыре руки они и драили все жилые и условно жилые помещения небольшого корабля. А Чанёль громко удивлялся, откуда столько пыли на, казалось бы, герметичном объекте с фильтрованным воздухом. Особенно громко и нецензурно, когда поскользнулся на моющем средстве и со всего маху приземлился на пол в узком коридоре, едва не перевернув ведро с водой. Больно и немного обидно, потому что как в тупой комедии, только смеяться не хотелось. Особенно, когда Чондэ протянул руку, чтобы помочь встать. А Чанёль не торопился выпускать жесткую, слегка загрубевшую ладонь из своих пальцев. Внимательно смотрел на широкую улыбку и лучики морщинок вокруг глаз, а потом дернул на себя, заваливаясь на спину. Чондэ не удержался и плюхнулся на колени рядом с ним, повторив и дополнив ранее услышанную конструкцию, потому что всё-таки перевернул ведро. ― Сдурел? ― неделикатно поинтересовался Чондэ, комбинезону которого досталась большая часть брызг. ― Да, ― подтвердил Чанёль, игнорируя попытки отобрать руку. ― Да, ты нравишься до такой степени, что я сдурел, ― сказать оказалось просто. Проще, чем представлялось, однако сердце замедлило ход, ожидая ответной реакции. Чондэ перестал вырываться и сел на пятки с серьёзным лицом прямо посреди разлива. ― Ты головой стукнулся? ― Чанёль помотал этой самой головой, продолжая лежать. ― Мы сидим и лежим посреди коридора, взмыленные в луже грязной воды, а ты заявляешь, что я тебе нравлюсь. Просто генератор оригинальных идей. ― Он перевёл взгляд на сцепленные руки: Чанёль едва удерживал его ладонь. ― Но мне нравится. Как в драме: умирающий ― сочувствующий. Огласишь последнюю волю? Вместо оглашения он сел и аккуратно подтянул Чондэ ближе. Настолько близко, чтобы увидеть в глазах-омутах чертей, плавающих брассом. Рефлекторно глубоко вдохнул и прижался губами к губам необычной формы. Тонким, слегка шершавым и абсолютно сухим. Рука выскользнула из его пальцев. Чанёль готовился к тому, что оттолкнут и ударят. Но Чондэ вцепился в его плечи и приоткрыл губы, впуская в теплый рот чужой язык, а потом отстранился и заявил: ― Мне нужен анестетик. ― Зачем? ― Чанёль выразительно удивился. ― Больно, знаешь ли, коленями пол таранить. ― В кладовке должна быть аптечка. ― Спасибо, ― Чондэ, охнув, поднялся и ушёл на поиски. А Чанёль остался в луже, которая требовала немедленных действий. Чондэ хотелось гладить. Как кота, посадить на колени, ощутить тяжесть и пробежать пальцами по плечам, измерить чувствительность шеи, запутаться в жестких волосах, согреть дыханием привлекательное ухо, чтобы он дернулся и попытался вывернуться. Ладонью огладить лопатки, обнять, притянуть ближе к себе. Чондэ не смущался. На простые ласки он реагировал ответными, немного сдержанными, и мягкими поцелуями. Чондэ не производил впечатления хрупкого или нежного существа. Скорее наоборот. Он был сильным, Чанёлю казалось, что даже сильнее его самого. Тем не менее, с ним хотелось нежничать. Приятно было просто касаться, когда тепло кожи под ладонью подтверждало, что Чондэ рядом. Его хотелось до тянущей боли внизу живота и где-то в районе сердца одновременно. Чанёля разрывало от новых и странных ощущений. Чанёль познакомился с неуверенностью. Он всегда считал, что ему нет необходимости прилагать особые усилия, чтобы его заметили. И чтобы действие обаяния распространилось на окружающих. После появления Чондэ что-то изменилось. Даже несмотря на то, что отвечали взаимностью, часть уверенности ухнула в черную дыру. И Чанёль боялся совершить ошибку, вызвать недовольство или расстроить, погасив сногсшибательную улыбку на пятьсот ватт. Раньше Чанёль не задумывался о том, что секс может вылиться во что-то другое. Длительных отношений у него не было, во-первых, за ненадобностью; во-вторых, просто потому, что он очень редко случался где-то вне корабля продолжительное время. Мимолетные связи, курортные романы, когда заносило не на унылые окраины, а в приличные места с приятным климатом. Он не жалел и не оглядывался, и никогда не задумывался о том, чтобы связать себя отношениями. Потому что отношения ― это обязанности. Это труд, который нужно будет вкладывать в другого человека, терпение и ещё куча малоприятных, а главное, не всегда приносящих положительный результат телодвижений. А тут внезапно ему хотелось заботиться о ком-то дольше, чем неделю. Даже с учетом новых обязанностей и проблем. Койки узкие. На любой из них вдвоем можно было находиться без риска свалиться либо крепко прижавшись друг к другу, либо лежа друг на друге. С Чондэ конструкционное решение было простым: затащить на себя, затянуть в легкие поцелуи, которые быстро становились все глубже и чувственнее, развратить. Хотя оказалось ― дальше некуда. Его хотелось отчаянно, но без спешки. Раздевать, пока он увлеченно ласкал губами плечо Чанёля, то сползая на ключицу, то нащупывая биение пульса в сонной артерии. Согревать ладонями прохладную кожу ягодиц. Освободить от одежды, как развернуть желанный подарок. Запустить пальцы обеих рук в спутанные волосы, чтобы не смел отвернуть лица, в чертах которого читалось исполненное желание. Чанёль ловил взглядом в чужих глазах острые осколки чувств и сам вместе с Чондэ захлебывался удовольствием и восторгом. Неделя в полёте проскользнула как песок сквозь пальцы. И опять же впервые Чанёль жалел, что цель полёта так близка. Он снял запрет на визуализацию, и теперь у Чондэ появилось новое развлечение: уговорить Кару сыграть в карты. Она отказывалась, нецензурно выражалась, обзывала Чондэ "настырным сосунком" и самопроизвольно отключала визуализацию. Видимо, тоже понимала, что когда Чондэ уйдет, выигрыша ей не видать. А выигрывала Кара в карты почти всегда. Да и про других придурков, играющих с бортовым компьютером на деньги, он не знал. Если они и были, то помалкивали. Можно, конечно, откатить систему, но Чанёль не сомневался, что эта напоминалка вылезет, даже если откатить под заводское состояние или переустановить оформление на более покладистое. К тому же полеты без Кары представлялись тоскливыми. Чондэ с каким-то сумасшедшим интересом следил попеременно за экраном и Чанёлем, когда они проходили через пояс астероидов. Чанёль уже не раз летал здесь, и особой опасности проход не составлял. Слабое силовое поле защищало обшивку от повреждений. Но он чувствовал себя как на экзамене, потому что в соседнем кресле сидел Чондэ, а Каре пришлось устроиться за спиной. Ещё и кресло "притащила". Для Чондэ это было, наверное, сродни увлекательному аттракциону. Особенно, когда Чанёль включил полное отображение внешней среды от пола до потолка. Словно ухнули в космос. Словно сами болтались в одних креслах среди камней разной величины, периодически уворачиваясь от особенно крупных булыжников. В космопорт Анноны они пришли строго по расписанию. Разгрузились, упаковали немногочисленные вещи Чанёля и сдали содержимое кладовки в камеру хранения. Корабль ушёл на верфь, а они ― в отель. Небольшая припортовая гостиница. Одна из многих. Потому что на Анноне смотреть особо нечего. И ходить особо некуда. Огромный промышленный комплекс с тысячами предприятий разного профиля. Вся культурная жизнь предоставлена большими торгово-развлекательными центрами. С ассортиментом, мало отличающимся от начинки прочих центров в системе. Чондэ стойко согласился с ним подождать, пока “Джеби” вернут с верфи. А Чанёль, у которого по семейному определению “язык до пупа”, побоялся спросить, что Чондэ будет делать дальше. У Чанёля не было даже весомых оснований, чтобы попросить Чондэ остаться. И морального права. То, как он попал на “Джеби”, результат ошибки и случайность, и у Чондэ была своя жизнь на Большой Церере, их миры вряд ли смогли бы ещё пересечься. Хоть и хотелось до знакомой тянущей боли в районе сердца. Чанёль решил, что попросит Чондэ остаться, когда ему вернут корабль. Они должны были провести на планете неделю. Чанёль получил несколько откликов по своим объявлениям о поиске штурмана и бортмеханика. Он встречался с кандидатами, задумывался о том, кого лучше взять. Мысли занимали и заявки на перевозку. Здесь несложно было найти заказ, даже несмотря на то, что большие фирмы привыкли работать со своими транс-агентствами. Но у Чанёля было много знакомых, и кое-кто из них мог подкинуть работы. Он завертелся с налаживанием дел. И пропустил, как исчез Чондэ. Из номера и из жизни. Со своими черными шмотками, почти десятком кредиток, чертовой недосказанностью и улыбкой на пятьсот ватт. А Чанёлю осталось сидеть и думать: “Что это было?”. Чондэ появился в его жизни, не спросив разрешения. А теперь испарился, не сказав ни слова и не оставив адреса. Больно. Эти две недели не были богаты на события, но, пожалуй, это одно из лучших приключений, случавшихся в его жизни. Сладкое с горьким послевкусием обиды. И словно что-то внутри сломали. У Чанеля был повод для радости ― “Джеби” вернули, как новенькую, ― но этой радостью стало не с кем поделиться. След затерялся. И сверх того, что некий Ким Чондэ две недели назад выиграл джек-пот в крупном казино Большой Цереры, информации не нашлось. А ещё через месяц на счет Чанёля упала сумма денег. От Чондэ. Без пояснений. И свернуть ему шею захотелось в три раза сильнее. А болеть где-то в груди не перестало. *** Чанёль всё ещё зол. Кара не имела права играть, а с какой целью это делал Чондэ, он в свете полученной информации о своём случайном пассажире уяснить не мог. Вот и стоит в узком пустом переулке, жадно вдыхает прохладу летней ночи. А напротив полыхают глаза, смешав в темной глубине возмущение, веселье и немного боли. Чанёль пытается ухватить отблески этих эмоций, но это похоже на осколки в калейдоскопе: чуть тронь ― и рисунок иной. ― Почему ты сбежал? ― спрашивает Чанёль. Голос послушно маскирует не до конца выплеснутые гнев и обиду. ― Не люблю прощаться, ― просто отвечает Чондэ и опирается на стену спиной, будто боится упасть. Чанёль теряется. Ему казалось, что здесь слабый именно он. Это он не может забыть. Не может понять, почему в голове граница, разделяющая мысли и жизнь на две части “до Чондэ” и “после Чондэ”. Он зацикливается, пытаясь разобраться, когда это произошло: когда он увидел в каюте совсем не запуганного зайца или потом на кухне, когда Чондэ ковырялся во внутренностях аппарата и говорил про кофе разных миров. Не говорить же тому, что когда совсем накрывает, Чанёль сидит и давится жесткой крепостью кофе, пусть и подслащенного. Как будто оживленная машинка и американо дадут ему понять, по каким законам живет мир Чондэ. Вообще-то их миры пересекаются. Пересекались раньше, когда они оба работали на Большой Церере. Только Чанёль как пилот большую часть времени болтался в космосе в разной степени удаленности от порта приписки. А Чондэ жил на земле и готовил корабли к полетам. Но разность миров не объясняет, почему, когда Чанёль пришел в их небольшой номер на Анноне, оплаченный на неделю вперед, не обнаружил там ни Чондэ, ни сообщения от него. Чанёль практически сразу понял, что Чондэ больше туда не вернется. И стало больно. И больно до сих пор. ― Нам обязательно нужно было прощаться тогда? ― резко выдыхает Чанёль. ― Ты же не вернулся на Большую Цереру. Я проверял... ― И как бы это было? Что я должен был делать после того, как ты набрал команду и нашел работу? ― спокойно спрашивает Чондэ. Он даже не злится. И от этого только хуже. ― Я не успел обдумать это, ― Чанёль, наконец, уясняет, в чем его обвиняют: в том, что он там что-то для себя решил, но не спросил о планах и намерениях другого человека. Что сам невольно заведомо попрощался с Чондэ. ― Но мне плохо. Правда, плохо без тебя. Ты как приставучая мелодия в голове, которую я разбираю на ноты и аккорды, ищу причины, по которым она звучит, но не нахожу. А она звучит днём и ночью, вскрывая мозг и отравляя мысли. В таких случаях говорят, нужно прослушать застрявший в голове мотив с начала и до конца. А у меня такой возможности нет. И забыть не получается. Но хуже ― я не нахожу причин и аргументов, чтобы убедить тебя остаться, хоть как-то, ― в словах звучит только растерянность.― Я даже не знаю, зачем бросился тебя догонять. Мне даже не нужны объяснения. Мне нужен ты, но я не готов ― не подобрал правильных слов. Мы же ничего не обещали друг другу, так? И я не могу ничего требовать. Кроме как того, чтобы ты забрал деньги. Согласись ― это идиотство отдавать долги компьютеру. Я-то ладно. Никуда от Кары не денусь. Но твои поцелуи въелись в кожу чернильными пятнами. Иногда мне кажется, что рядом в рубке сидишь ты и смотришь большими от восторга глазами на пустоту в обзорниках. И я хочу, чтобы это повторялось. Снова и снова, даже если ты меня бросишь на одной из остановок, ― мысли окончательно перестают превращаться в связные фразы о том, что он не хочет отпускать. Так же, как и раньше, когда как сумасшедший искал Чондэ по тонким ниточкам, которые оказались оборванными. Чанёль держит паузу, чтобы закончить вопросом. ― Что я должен сказать? Чондэ смотрит так внимательно, что хочется передернуть плечами. А потом говорит: ― Что тебе нужен бортмеханик. ― И это то, что Чанёль меньше всего ожидал услышать после своей трогательной тирады. ― Да, мне нужен бортмеханик, ― послушно повторяет он, ощущая, как едет крыша от такого циничного использования собственной персоны. ― Идём отсюда, пока ты не придумал себе целого прицепа разномастной херни и не разобиделся до смертоубийства, ― произносит Чондэ, наконец отлепляясь от стены. И они идут на стоянку кораблей. Чанёль так и не обзавелся съёмным углом. Потому что все время в разъездах, да и всё его имущество помещается в каюте “Джеби”. Чондэ просто идёт рядом и молчит. А Чанёль между тем радуется, что штурман обещал вернуться только утром. Когда они оказываются внутри, Кара не визуализируется для приветствия капитана против своего обыкновения. И это странно, но Чанёль всё ещё зациклен на заявлении Чондэ. Получается, тот ждал предложения о работе. Но почему он не сказал об этом тогда, когда остался с ним на Анноне? Ведь мог же попросить. С другой стороны, Чанёль впервые задумывается, почему сам не решился предложить Чондэ остаться и работать у него. Ответа не находит. Хотя если Чондэ готов проиграть компьютеру целую прорву денег, то дело явно не в них. ― Ты меня с самого начала обманывал? ― мерзко чувствовать себя пешкой в чужой постановке. Но сам виноват, и злиться можно только на себя. ― Тебе просто нужен был транспорт, чтобы унести ноги с планеты, да? ― Нет. И я тебя почти не обманывал, ― Чондэ опускается на соседний стул. На крошечной корабельной кухне слишком тесно. ― Просто ты придурок, который с высоты своего роста ничего не замечает. ― Чондэ приподнимает рукав куртки и показывает ключ-браслет технической службы первого космопорта Весты-16. Чанёлю кажется, что это ненормальное дежавю, в которое он вляпался на полном ходу. У Чондэ сейчас тоже есть ключ, но если бы он попытался проникнуть на корабль, ничего бы не получилось. ― Этот ключ не от того замка. Он не сможет ничего открыть на этом корабле без твоей санкции. И это печально. ― А тогда, получается, был тот? ― спрашивает Чанёль, а в вопросе таится двойное дно. Потому что он прячет конфискованный и уже давно неактивный ключ-браслет на полке с одеждой. Тот самый ключ, который вместе с электронным замком корабля открыл его сердце. И это было всё, что у него оставалось, когда Чондэ ушёл. ― Тогда ― тот... Ты и правда не наблюдательный, ― Чондэ вздыхает так, что Чанёлю становится неловко за себя. ― Сколько раз за последние четыре месяца ты бывал в этом порту? ― Чанёль начинает пересчитывать. Получается, что раза три так точно. И эти три раза техническая служба космопорта составляла акт о проверке состояния корабля, потому что без акта и заключения ему бы не доверили госзаказы. Чондэ в этот момент выразительно складывает брови домиком и продолжает. ― Это похоже на дежавю. Ты ни разу меня не заметил. Или это так рабочая форма действует? На корабле мне даже делать ничего не пришлось, только смотреть на тебя широко отрытыми глазами. ― Наглядная демонстрация сражает в короткий приступ нервного смеха. ― И ты заявил, что я тебе нравлюсь. А на земле? Здесь так же, как и на Большой Церере, где мы работали около трех лет ― не бок о бок, но сталкивались часто, ― ты меня словно не видел. Совсем. А я влюбился. ― У Чанеля вытягивается лицо. На подобный поворот беседы он и не надеялся. Чтобы Чондэ, из которого откровенность вытянешь разве что под пытками, говорил такие слова ― невероятно. ― Как? ― Как дурак, ― он снова вздыхает. ― Всё началось с раздражения. Ты не думаешь, какую ахинею несешь, и поступаешь так, как тебе в голову стукнуло в текущий момент. Иногда это задевает. В тот раз ты пригнал еле живой корабль в космопорт. Из-за отказа генератора силового поля его сильно потрепало при проходе через пояс астероидов и верхние слои атмосферы. Вместо отдыха ты полдня с упорством барана околачивался по ангару и путался под ногами у техников. Переживал о "птичке", будто она живая. Это же был первый корабль, который тебе полностью как пилоту доверили, и такое неприятное стечение обстоятельств. Ты жутко выбесил всю команду технической службы своей назойливостью. А ведь тогда именно я вытолкал тебя из ангара, чтобы не стоял над душой. Но ты не помнишь. ― Помню. Инцидент помню. Тебя нет. Я даже сначала искал, чтобы морду набить... ― Чанёль опускает глаза, изучая мелкие царапинки на столешнице. ― А потом бракованную деталь обнаружили, "Джеби" отправили на диагностику, перебрали слабые узлы. И мы возобновили полёты. ― И ты забыл о моём существовании. А я... Нет, правда, это какая-то дурная комедия, потому что в тот день при осмотре обшивки на верхней части корабля я упал и сломал руку, ― Чондэ кривится в усмешке. ― Такое чувство, что в целом виде я тебя категорически не устраиваю. Как только ты появился рядом, я сломал руку, хотя проблем с координацией у меня нет. Позже ты на целость моих коленей покушался. Не суть. Пока я валялся дома, ты уже улетел. А по возвращении и не вспомнил и при случайных встречах не узнавал. ― Чанёль против обыкновения не перебивает. Потому что впервые Чондэ говорит так много не на отвлеченные темы, а о себе. И это радует, словно перед Чанёлем клад. Клад из тщательно замаскированных чувств, которые ранее были прикрыты спокойствием с нотой безразличия. ― Я чувствовал себя жертвой стихийного бедствия. Привлекательного стихийного бедствия. Не могу сказать, когда это началось. Просто однажды понял, что, глядя на тебя, я хочу улыбаться. Что даже на расстоянии заражаюсь твоей беззаботностью и лучистой энергией. Знаешь, я не отношусь к людям, которым просто признаться в своей привязанности. Я не решился подойти, ― он взял паузу, чтобы облизнуть пересохшие губы. ― А когда ты решил уволиться и улететь ― знаю, звучит пафосно и наигранно, ― я понял, что либо творю безумие, либо больше тебя не увижу. ― А деньги? Джек-пот просто так на голову не падает. ― Смешно, но падает. Я не фанат, и даже не верю в везение новичкам. Просто впал в отчаяние, и стало интересно испытать удачу. Знаешь, есть какая-то мифическая взаимосвязь: не везет в любви, значит, должно везти в азартные игры. Повезло, ― Чондэ нервно улыбается. И, кажется, Чанёль впервые видит в нем такую откровенную растерянность. ― И, да. Мне показалось разумным решением унести ноги и выигрыш, во избежание возможных форс-мажоров. Забраться на твой корабль тоже было попыткой наудачу. Повезло. Снова. ― Но с таким количеством денег тебе не нужна работа, ― подводит итог Чанёль. ― Ты можешь жить в свое удовольствие. ― Почему? Я люблю свою работу, ― говорит Чондэ. ― А твоё невнимание обидело до глубины души. Ты увлеченно искал команду, а мне в ней места не было. ― Чанёль молчит: признаться, что тогда его настиг приступ нерешительности, немного стыдно. ― Тогда я был готов даже без джек-пота работу бросить, когда оказалось, что ты увольняешься. Наверное, это любовь. ― Ты головой стукнулся? ― с одной стороны, Чанёлю безумно лестно, что ради него готовы отказаться от многого, в том числе от денег, на которые можно купить три таких, как у него, корабля, только новых. Но обида и сомнения гложут. ― Да, ты меня хорошо приложил о стенку, ― соглашается Чондэ. И почему-то эти слова развеивают сомнения. ― Но ты же понимаешь, что теперь никуда не уйдешь? ― он старается удержать каменное лицо, чтобы улыбка предательски не выдавала исправленное настроение. ― Пока мы не решим, кто из нас больший идиот, что делать с деньгами, которые ты проиграл Каре, какой размер оклада нас обоих устроит. У тебя, к слову, страховка расширенная? Я иногда очень неаккуратный. Чондэ отрицательно качает головой и встает. Под взглядом Чанёля он готовит кофе на двоих, щедро бухнув в кружки и горячего молока и ванильного сиропа. ― Давно известно, что каждый человек предпочитает кофе своего мира, ― медленно помешивая жидкость ложкой в стакане. ― Я хочу распробовать твои. И кофе, и мир. Можно? ― Чанёль согласно кивает, а Чондэ отхлёбывает из своей кружки, опускает её и продолжает пялиться на сладкую бурду в объятиях тонких стенок керамопластика. ― С кофе я, пожалуй, погорячился. Как ты пьешь эту приторную дрянь? Чондэ не замечает, как обычно шумный Чанёль оказывается рядом и отставляет неугодный напиток. Он молчит, смотрит в глаза-омуты, где черти затаились на дне, и осторожно, невесомо касается тонких губ, слизывая сладкие кофейно-ванильные следы. Позже Чанёль узнает, что «попытка наудачу» не была совсем уж случайной, и Чондэ умудрился договориться с Карой об отсутствии оповещения для капитана о проникновении на корабль. Он устроит скандал, протестирует компьютер, но следов взлома или вируса не обнаружит. И на чем они сошлись: на полученных обратно деньгах за проезд, потому что Чондэ так и не уболтал Кару на партию в покер, или на общей симпатии к Чанёлю, останется загадкой. Хотя Чанёлю больше понравится второй вариант, подтверждающий, что он может оказаться не единственным психом на корабле, очеловечивающим бортовой компьютер.