Многоциклие

      Почему? Этот вопрос мучает его всё время после того, как яги вынимают его из капсулы, не покидает даже под огнем Жнецов. Почему, Лиара? Почему, Гаррус? Почему, Тали? Почему, Явик, ты не остановил их, ты ведь знаешь, каково это, очнуться спустя цикл?       Ответов нет. Их никогда не будет: маяки Лиара спрятала задолго до последней битвы, а сам Шепард не помнит ничего после взрыва Мако, за которым они следовали. Взрыв их не коснулся, рвануло далеко и, так, на четверочку. Но что было после этого, почему сорвалась миссия, он не помнит.       Он не знает, погибла ли его команда там, на Земле, или им повезло (не повезло) увидеть, как продолжится Жатва. А Лиара? Видела ли она? Сколько сотен лет она прожила?       Шепард читает, глотает в каждую свободную секунду всё, что есть о предыдущем цикле, пытаясь хоть как-то догадаться... Не знать больно, а узнать даже самую малость еще хуже: добивают его звездные карты. На них есть планета, которая раньше называлась Землей. Выжженный, пепельный мир. Куда хуже, чем Тучанка.       Ты был воплощением мести, Явик? Теперь очередь Шепарда. Месть, похоже, наследуется с черной стазис-капусой, впрыскивается под кожу вместе с консерв-гелем, прикипает за пятьдесят тысяч лет забвения. По-настоящему он просыпается лишь в бою, разрываемый гневом, но всё же в часы покоя... всё же ему любопытно, что будет, когда они — Горн почти готов — одолеют Жнецов.       Но Жнецы находят и разрушают почти достроенный Горн, а затем так же внезапно обрушиваются на остатки флота. Шепард и Сарш, далекий потомок ворча, сейчас кто-то вроде старпома на корабле, стоят у готовой к консервации капсулы, которую затем незаметно спустят на планету. Сарш хочет умереть со своей стаей и просит Шепарда взять ковчег с информацией и отправиться в следующий цикл вместо него. А Шепард, благородный дурак, соглашается...       Во все следующие циклы он ненавидит себя за это.       Иногда он шагает в капсулу, веря в победу в следующем цикле, иногда его запихивают туда силой, но в конце концов ему становится просто всё равно. Пробуждение, битва, капсула, пробуждение, битва, капсула... Он перестает запоминать новые расы: все они сливаются в многоглазую ропчущую массу, всех их в итоге пожинают, всех их в итоге берет железо.       Легенды о нем передаются из цикла в цикл. Шепард, гнев каждой расы, уничтоженный Жнецами, месть, тянущаяся даже из могилы... Какое-то время он надеется, не признаваясь даже себе, что его репутация заставит Жнецов разыскать его в стазисе и уничтожить, и ради этого он дерется с утроенным жаром. Но пробуждается вновь и вновь: враг даже не считает его помехой. Цикл не может быть нарушен.       С собой сквозь время он несет архивы всех циклов, когда просыпался. Но не своего: Сарш не успел записать послания Лиары, только технологии и чертежи, переработанные в новом цикле, и Горн. От своего цикла остался только сам Шепард.       Каждый раз капсула впрыскивает в него еще мести, пока сама кровь не превращается в жидкий гнев, не обволакивает разум багровым саваном. Каждый раз, укладывая его в капсулу, на невообразимых языках ему шепчут: "Отомсти за нас". Каждый раз...       Воспоминания ускользают, оставляя ярлычки-имена. Сколько он уже падает сквозь циклы? Сотни тысяч лет? Миллион? Кто знает, как влияет стазис-капсула, много раз пересобранная, с много раз замененными компонентами, на мозг? Воспоминания продолжают ускользать.       Он мечтает только об одном: увидеть своих друзей еще хоть раз. Его глаза молят о знакомых лицах, его слух задыхается без знакомой речи, но даже пятидесятитысячелетний сон не способен сжалиться над ним.       Пару циклов он пытается научиться рисовать, но рука, точная с винтовкой, изменяет ему. Зажмуриваясь, Шепард застывает над пустым листом и мысленно перебирает остатки лиц. Они тоже уйдут в свой черед.       Еще немного — всего-то несколько циклов — спустя, ему начинает казаться, что по-настоящему есть только он и Жнецы, а всё остальное — только сон, и сквозь этот сон идет Шепард, вечная месть, вечный воин, вечный пепел. Его ничего не ждет. У него ничего нет. Даже смерть покинула его. Шепарду остается верить лишь в два ада: тот, который обрушит на Жнецов, и в тот, в который он погружается по ночам.       Однако он почти не задумывается о самоубийстве: для этого он слишком хорошо выдрессирован и слишком ненавидит Жнецов. В те моменты, когда Шепард способен что-то замечать, кроме врагов, он видит, что даже звезды изменились. Война, однако, всё та же. И он продолжает делать то, что умеет.       Очередной цикл. Горн готов, но Шепард не верит в успех: Жнецы знают об этом оружии. Декорации битвы: Цитадель. Кто сражается бок о бок с ним, Шепарда не волнует: они умеют стрелять, и это единственное, что важно. Задание: обеспечить безопасную стыковку Горна с Цитаделью. Либо они выполнят миссию, либо лягут под огнем высадившихся на станцию хасков. Шепарда, в принципе, устраивают оба варианта.       Он идет, стреляет, и когда он наконец оказывается у консоли — голова мутится, тело болит, попали всё-таки, ублюдки — вокруг него нет никого. Все остальные мертвы. Шепард остается один. Почти как в стазис-капсуле.       Он запечатывает двери — даже если вы, сволочи, сможете прогрызть дюйм-другой стали, вы не успеете прогрызть их вовремя — открывает лепестки Цитадели, впуская Горн и эскорт, и, только те пройдут, закрывает за ними. Горн стыкуется.       "И что дальше?" — думает Шепард.       — Об этом я и хотел поговорить, — звучит мужской голос за его спиной.       Пули не причиняют голографической копии Шепарда ни малейшего вреда. Копия выглядит в точности как он — та же броня, раны там же, где у него, только оружия в руках нет и выражение лица на редкость бесстрастно.       Как выясняется, это Катализатор. Искусственный интеллект, который создал Жнецов и который сейчас принял самый ненавистный облик на свете (после вида Жнецов, конечно). Шепард скалится:       — Не мог показать кого-нибудь, кто мне нравится? Вы же любите эти игры. Лиару, Гарруса?       — Воспоминания повреждены или отсутствуют.       — Ну так используйте мои. — Его оскал становится звериным. — Влезьте ко мне в голову, как вы умеете. Ну же! Давайте!       Катализатор делает короткую паузу, и его почти можно заподозрить в жалости.       — Воспоминания повреждены или отсутствуют.       В коротком выдохе Шепарда спрессованы все циклы бесконечной бойни. Пока он молчит, Катализатор рассказывает об истории конфликта и о необходимости изменений.       — Ты должен принять новое решение, — наконец сообщает он голосом Шепарда и тоном мертвеца.       Шепард молчит. Он не хочет верить, что у всего этого такой идиотский смысл.       — Если не примешь, Жатва продолжится, — добавляет Катализатор, и вот от этого Шепарда встряхивает. Еще цикл (пусть даже без него; а вдруг машины тоже запихнут его в капсулу, как часть цикла)? Ни за что.       — Что именно от меня нужно?       Катализатор рассказывает ему.       Контроль Шепард отбрасывает сразу, потому что в этом варианте он остается жив.       Синтез занимает его на несколько секунд, но не более того. Прошить всю галактику местью, накачать своим гневом каждую будущую войну?       Остается только одно. То, чего он всегда хотел.       С облегчением Шепард стреляет в красный и закрывает глаза.       Представьте себе его ненависть, когда он, вопреки всему, выживает.