от кислотных дождей горят зонты

Планета продолжает своё движение по орбите, мир продолжает жить своей привычной жизнью, а Лейквуд смывает с себя кровавые реки чередой дождей. Брук думает, что эти дожди — её слёзы, потому что плакать по-настоящему у неё не получается, она просто не может найти в себе сил на это, не может откупорить в себе эмоции. Не может поверить в это. Когда она думала о смерти близких (потому что не думать нельзя, просто не получается), то ей казалось, что после она будет биться в агонии, будет сходить с ума, будет ходить в чёрном и плакать в подушку. Но на самом деле она лишь жует липнущую к зубам карамель и пытается считать вздохи. Сосредоточится на чём-то не получается, и руки дрожат уже который раз, потому что… потому что её, кажется, самый жуткий кошмар сбывается. Она одна в абсолютно пустом особняке. И никто не придёт к ней в комнату, никто не спросит, как она себя чувствует и всё ли в порядке. Вены на её бледных руках синие, а помада на губах — алая, словно кровь (и её так сильно мутит от этого сравнения, что хочется потерять сознание и надеется, что всё это чья-то неудачная шутка. Дождь стучит по оконной раме, и Брук вздрагивает, когда дверь в комнату приоткрывается. Убийцы больше нет, напоминает себе она. (Отца и Джейка — тоже) — Прости, — произносит Одри, снимая с себя кофту, и Брук в первые понимает, что в комнате царит полнейший мрак. Карамель во рту имеет жжёный привкус. Её жизнь, в прочем, тоже не самая лучшая конфетка. — Я просто… — сиплым и дрожащим голосом произносит Брук, но не знает, чем на самом деле может продолжить свою фразу, поэтому просто садится на постель и закрывает глаза, выдыхая. Она ощущает в горле ком. Она ощущает отчаянье в собственной жизни. Одри снимает свои грязные кеды и садится рядом с ней, Одри пахнет жизнью, дождём и сожалением, и Брук так сильно хочет быть похожей на неё, так сильно хочет быть нормальной, так сильно хочет быть просто счастливой, что она просто не знает, как всё это вытерпеть. Брук сама не понимает, когда начинает плакать, зато ясно ощущает, как Одри обнимает её, гладит по волосам и ничего не произносит. Брук знает, что Одри просто не хватает нужных слов. Брук знает, что ей ничего кроме объятий и не нужно. — Я обещала, помнишь? — говорит твёрдо, но в своём стиле Одри, когда Брук всхлипывает. — Мы пройдём сквозь это вместе. Брук кивает и шрам, навсегда изуродовавший её тело, ноет под топом, напоминая о том, что всё уже кончилось, но ещё не скоро (никогда не) забудется, и определённо всегда будет преследовать её. — Я скучаю по нему, — говорит Брук, неуверенная на самом деле, о ком говорит, и Одри выдыхает, но ничего не произносит, и слёзы обжигают щёки, и соль жжёт глаза, но она ощущает себя опустошенной в более хорошем смысле, так что она просто закрывает глаза и выползает из объятий девушки. Становится немного легче, хотя бы от мысли о том, что ей не пришлось видеть маниакальную улыбку Кирана перед арестом. Хотя бы от мысли о том, что всё кончилось. — Поцелуй меня, — просит Брук хриплым (уставшим) голосом, и Одри напрягается, Брук чувствует это. — Пожалуйста. Одри шумно выдыхает, и Брук знает, что Одри не поцелует, знает, что сейчас неподходящее время, знает, что сама бы так не поступила, поэтому позволяет кончикам губ приподняться от мысли, что даже не смотря на тонны дерьма, окружающего Одри, она всё равно остаётся чересчур правильной. Настолько, что это порой раздражает. — Останься, — взамен этого говорит Брук, смывая с себя поплывший макияж и усмехается, когда говорит: — Маски всегда спадают. Одри поправляет причёску и заваливается назад, тепло улыбаясь. Брук знает, что она думает о прекрасном будущем. Брук знает, что она вполне может влюбиться в неё. От кислотных дождей горят зонты, думает Брук, снимая с рук сотни украшений и смотря на чистую, но совсем не идеальную кожу лица в зеркале, и дождь за окном отбивает частую дробь. Возможно, это был по-настоящему жуткий кислотный дождь для Лейквуда, позволяет себе сравнить Брук. После которого, обязательно, расцветёт та-самая-радуга.