***
Этим утром Магнус не слышит как я ухожу. Ночной «марафон» все же дает о себе знать — Верховный маг Бруклина полностью вымотан. И виноват в этом не безызвестный сумеречный охотник Алек Лайтвуд, то есть я. На губах поселяется скромная улыбка от невольных воспоминаний о наших ночных, далеко не скромных, действах. Эти картинки буквально стоят у меня перед глазами, отдельными вспышками высвечивая самые яркие моменты. По правде сказать, в начале он казался невероятно удивленным проявленной мной инициативе, ведь по опыту всех тех лет, что мы вместе, Магнус вполне мог сделать вывод, что я далеко не сторонник первых шагов. Что уж говорить, о столь бурных проявлениях страсти и настолько необычных, даже экзотических, экспериментов в постели, что сам восемьсотлетний маг похоже открыл для себя кое-что новенькое. Но уже после, когда он отошел от первого шока и несколько раз проверил, не выпил ли я ненароком один из его магических пузырьков, Магнус полностью отдался моим рукам, губам, прикосновениям. Он напрочь перестал считать минуты, поцелуи, оргазмы. Заснули мы только под утро, точнее заснул Магнус, а я лежал, продолжая пялиться в потолок, и ждал, когда его дыхание выровняется. И вот теперь, спустя всего пару часов, я аккуратно выпутываюсь из теплых объятий, будучи полностью уверенным, что мой любимый не проснется. Сейчас в нашу квартиру могут ворваться хоть полчища демонов, он и не услышит. Не услышит, как я поспешно натягиваю, найденные под кроватью джинсы, как облачаюсь в очередную черную футболку и набрасываю сверху неизменную кожаную куртку. Не услышит, как я мягко опускаюсь на край кровати, осторожно касаюсь пряди его волос и одними губами, еле слышно, шепчу «Это того стоит». Я задерживаю свой взгляд на нем ещё пару мгновений, затем осторожно поднимаюсь и выхожу из спальни, ни разу не обернувшись. В коридоре я довольно долго таращусь на горячо любимый лук, прислоненный к стене, смахиваю все-таки выступившие слезы и, схватив смартфон, почти выбегаю из квартиры. Я не уверен, что вернусь. Я не уверен, что мне позволят вернуться.***
Такси подъезжает почти сразу. С глубоким вдохом я берусь за ручку двери и пропихиваюсь на заднее сиденье. Последний взгляд на давно ставший родным дом — последний немой вопрос самому себе «Что же все-таки я творю?» Таксист слегка покашливает, пытаясь привлечь мое внимание. Я резко выныриваю из своих далеко не радужных мыслей и дрожащей рукой протягиваю ему потертый листок бумаги, на котором моим кривым почерком написан адрес. Столько раз — один и тот же маршрут, но я так и не могу заставить себя произнести название этого места вслух. Не потому что оно меня страшит, а потому что успокаивает, что само по себе страшно. Откинувшись на сиденье, я усиленно пытаюсь выудить смартфон из заднего кармана. Чуть не уронив его, все ещё дрожащими руками я открываю список вызовов. Первым значится Джейс. Где-то минут пять я усиленно прожигаю взглядом его номер, почти нажимаю вызов, но останавливаюсь в самый последний момент. Тоже повторяется и с номером Изабель. В конечном итоге я просто жму на единицу, и телефон автоматически пытается связать меня с абонентом, которому я регулярно звоню на протяжении нескольких лет. На том конце провода мне всегда ответят, всегда поймут и поддержат. А самое главное, тому, кто возьмет сейчас трубку, ничего не нужно объяснять. — Да, — её голос слегка напряжен. — Где ты? — спрашиваю я как можно более ровно. — Уже на месте… Ты? — ясно слышится беспокойство и неуверенность. — В такси — говорю почти без эмоций. — Все еще хочешь этого? — она не пытается меня отговорить, просто заученный вопрос перед заученным ответом. — С каждым днем все больше, — я не убеждаю себя, это действительно правда. Пару минут мы молчим. Никакой неловкости — всего лишь привычная пауза в привычном диалоге, который повторяется далеко не в первый раз. Одни и те же слова, одни и те же интонации. Неизменный сценарий. — Ты сказал им? — задает она ещё один вечный вопрос. — Нет, — усмехаюсь я — подумал, что Джейсу вполне может хватить безрассудства, чтобы попробовать меня остановить. — Быть может они бы поняли, хотя бы Изи… — она не успевает закончить фразу, так как я довольно грубо её перебиваю: — Не поняли бы! Не сегодня, не завтра и не через 10 лет! Сколько ещё мне придется это повторять? Почему ты никак не можешь запомнить?! Я не хочу на неё орать. Не хочу срываться на единственном человеке, кто находиться сейчас на моей стороне. Просто, та буря эмоций, что кипит во мне, уже готова вырваться из-под контроля. Все мои мысли и чувства сплетаются в один сплошной клубок, и у меня никак не получается отделить одно от другого. Я делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю и уже спокойным тоном говорю: — Прости, я не должен был кричать, прости меня. — Все в порядке, не переживай, я понимаю, — печальная полуулыбка поселяется в уголках её губ я ощущаю это по голосу. В подобные моменты она всегда улыбается, как бы сильно я не облажался. Все мои колкости и грубости проходят будто сквозь неё. Она не слышит злость в голосе, она слышит мою боль за словами. И никогда не обижается. За это я буду вечно ей благодарен. — Кто-то слышал, как ты уходила? — пытаюсь увести разговор в другое русло. — Нет, я была крайне осторожна, — тут же отвечает она. — Магнус? — Он крепко спал, когда я уходил, до обеда точно не проснется. — И что же ты такого сделал, дабы усыпить его? — в её интонациях танцуют смешинки. — Только не говори снова про сонное зелье, в прошлый раз не проканало и сейчас не поверю. — Значит ничего и не скажу, — улыбаюсь я в ответ. Она наконец разражается ярким чистым смехом и мне безумно хочется оказаться рядом с ней в этот момент. Я кидаю взгляд в окно — замечаю знакомые фасады и поспешно говорю: — Я почти на месте, даже не думай прекращать смеяться — Хорошо, жду тебя, — заливается она ещё громче и сбрасывает вызов. Я засовываю телефон обратно в карман и уже не с таким гробовым выражением лица еду поглядеть на свою будущую могилу.***
Кладбище встречает меня умиротворяющей тишиной. Впрочем здесь почти всегда туговато с наплывом посетителей. Я выхожу из такси и плотнее кутаюсь в свою далеко не теплую куртку. За какие-то пол часа солнце успело спрятаться за внезапно нагрянувшими тучами, а легкий утренний ветерок сменился на предвестник урагана. Того и гляди небо разверзнется и оттуда хлынет годовой запас осадков. Я осторожно отворяю калитку, киваю знакомому сторожу и неторопливо иду вдоль мраморных могильных плит. Она ждет меня на самой окраине кладбища, сидя на мокрой траве, среди свежих покойников, ряды которых мне вскоре суждено пополнить. Я уверен, она чувствует мое приближение, но головы так и не поднимает. Тихо остановившись рядом с ней я внимательно вглядываюсь в то, что она держит в руках. Маленькие тонкие пальчики быстро скользят вдоль хрупких стеблей, связывая их друг с другом. Это венок — венок из одуванчиков. И где она их только умудрилась найти? — Это на мою поминальную службу? — с сарказмом замечаю я. — Вроде ещё не умер. Она наконец отрывает взгляд от своей кропотливой работы и смотрит прямо на меня. Два чистейших изумруда вмиг поглощают меня без остатка. — Да, но совсем скоро умрешь, ведь так? — спрашивает она более чем серьезно. — В этот раз ты точно решил, я знаю, чувствую. Она неуверенно улыбается, так знакомо и так мило, что мне хочется невольно улыбнуться в ответ. Но затем я замечаю всю ту неподъемную грусть в ее неземных глазах, и лишь слабо киваю. — Я не стану тебя отговаривать — говорит она, все еще не разрывая зрительного контакта. — Спасибо, — еще один кивок. — Может тогда попробуешь уговорить? Она долго не отвечает. В конце концов отводит взгляд, возвращаясь к своим одуванчикам и лишь спустя минут десять еле слышно произносит: — Это того стоит. Я аккуратно опускаюсь на траву рядом с ней, забираю венок из ее рук и начинаю сам вплетать новые стебли. Она даже не пытается возражать, просто сильнее прижимается к моему боку, кладет голову мне на плечо и закрывает глаза. Так мы и сидим в полном, но таком уютном, молчании на протяжении нескольких минут, а быть может часов, пытаясь запомнить эти мгновения, ведь навряд ли они повторятся.***
Мы уходим с кладбища лишь когда становится совершенно ясно, что дождя не избежать. Её маленькая ладошка привычно ложится в мою широкую лапищу, а лилипутские кроссовки еле поспевают за великанскими ботинками. Дождь настигает нас у самой границы. Конечно, логичнее было бы доехать до нужного места на такси, а не тащится пешком, ожидая, когда погода ещё больше рассвирепеет. Я уже тянусь за смартфоном, когда её рука меня останавливает. Ей даже не нужно ничего говорить: хочет гулять под дождем, значит будем гулять. — Здесь совсем не далеко, — повторяет она мои мысли. — Пройдемся пешком, ок? — Конечно, как скажешь, — мне в самом деле все равно. Возле нужного дома мы оказываемся минут через десять. Ливень только вошел во вкус, но на мне уже нет ни одного сухого места. Будь это любой другой день, я бы давно изошел сарказмом, злился бы на эту любительницу пеших прогулок, говорил бы, что из-за нее несомненно заболею. Но сегодня все это бессмысленно. Какой смысл переживать о таких мелочах будущему покойнику? — Ничего себе домик! — восклицает она. — Скорее целый особняк, не находишь? — Мне абсолютно плевать как он выглядит, — говорю я, даже не глядя, — главное, что бы внутри было то, что нам нужно… что нужно мне, — поправляю я сам себя. Она сильнее сжимает мою руку, кидает последний вопросительный взгляд, а когда я слабо киваю, толкает свободной рукой старинную узорчатую дверь ограды. Петли издают протяжный полузадушенный стон, видимо ею давно никто не пользовался: хозяин этой рухляди несомненно имеет другие входы и выходы, куда более незаметные. Она делает осторожный шаг и буквально тянет меня за собой. По широкой давно заросшей тропе мы идем прямиком к старинному поместью. Оно выглядит заброшенным и нелюдимым. Подобные места частенько обрастают историями о многочисленных приведениях и жутких смертях. Что ж сегодня одна такая смерть наконец оживит эти стены. Мы неспешно поднимаемся на крыльцо и замираем у парадной двери. Звонка нет, лишь массивное бронзовое кольцо служит оповещением хозяину о непрошенных гостях. Моя рука дрожит, когда я касаюсь холодного металла. Стучу дважды — простая дань вежливости. Он наверняка и так знает, что мы здесь. Скорее всего он даже ждал нас. Не проходит и пяти секунд, как дверь отворяется. Он стоит в тени, старательно прячась от дневного света, но я все равно отчетливо вижу пренебрежительную улыбку на его лице. — Добро пожаловать в мою скромную обитель, — улыбается он еще шире. — Такая честь видеть вас! Александр Лайтвуд и Кларисса Моргенштерн собственной персоной! — он просто сияет от наигранной радости. — Прошу проходите, чувствуйте себя как дома. И хотя мне так и хочется впечатать эту его глумливо-сладенькую улыбочку в ближайшую стену, я сдерживаюсь. «Это того стоит» — мысленно повторяю сам себе. Глубокий вдох, медленный выдох; сильнее сжимаю ладонь Клэри. Она в свою очередь теснее прижимается ко мне. Еще мгновение, и вместе, плечом к плечу, мы ныряем в темноту этого жуткого дома.***
Я почти не ощущаю вкуса алкоголя. Двухсотлетний шотландский виски лично для меня не несет в себе никакой истории, не обладает изысканным и терпким вкусом. Однако, именно в этом и еще в куче подобной фигни пытается убедить нас омерзительно-радушный хозяин. К слову, глубоко далекий предок этого самого виски. На кой-черт вампирам вообще нужны целые погреба именитого алкоголя, размером с целые заводы? Разве кровь — это не единственное, что их интересует? — Мне казалось, ваш голод утоляет лишь человеческая кровь? — озвучиваю я свой вопрос. — Так и есть, — его тон становится поучительным, будто я — ребенок, который задает глупые вопросы. — Но никогда не лишне иметь хобби, — он придвигается ближе ко мне и еле слышно выдыхает в ухо. — Особенно, когда живешь вечно. Все клеточки моего тела отчаянно протестуют против столь тесного контакта с вампиром, омерзительным кровопийцей, но я лишь сильнее сжимаю кулаки, так что ногти впиваются в кожу, и даже не пытаюсь увеличить расстояние между нами. В конце концов, это мы пришли к нему, это мы нуждаемся в нем. Я нуждаюсь. На мое счастье, он довольно быстро отходит и заваливается на роскошный диван прошлого столетия, жестом предлагая нам расположиться напротив, в ни менее роскошных креслах. Пока я нервно устраиваюсь в бесчисленных подушках, Клэри наливает ещё виски и с немым приказом во взгляде протягивает мне стакан. Я не спорю, просто осушаю его в один глоток. Плевать на горечь, плевать, что желудок горит изнутри, на все плевать. Беру бутылку и наливаю еще. После третьего, а может четвертого, стакана, я наконец набираюсь храбрости спросить: — Ты знаешь зачем мы здесь? Его улыбка становится еще более натянутой. Создается ощущение, что она попросту пришита к этой бледнющей физиономии. Если бы у меня были под рукой ножницы я бы с удовольствием её отрезал, желательно, вместе с головой. — Я могу лишь догадываться, сумеречный охотник. Я знаю, что он нагло врет. Он знает, что я знаю. На протяжении многих сотен лет к нему всегда приходят с одной и той же целью, с одним и тем же желанием, хотя никто толком не способен сказать осуществимо ли оно в принципе. Всякий раз он говорит свято верящим, что это невозможно. Однажды он сказал другое. Я не собираюсь повторить судьбу тех неудачников. Я точно уверен в его способностях, и если он хочет поиграть, то я готов сделать ставку: мне терять нечего. Он ждет моего ответа. Я делаю свой первый ход. Начинаю с самого начала. Пытаюсь разведать почву, уловить его настроение: — Хочу рассказать тебе одну историю. Она не особо длинная, зато особо занимательная. О девушке по имени Анализа. — И как она касается того, что побудило вас придти сюда? — его левая бровь взлетает вверх, зрачки чуть сужаются. Сразу видно: он недоволен тем, что я упомянул это имя. Руки в оборонительной позиции. Улыбка превращается в оскал. Едва ли кто-то не слышал самую популярную историю в вампирских кругах. Ему наверняка пересказали ее все кому не лень. Но даже он не знает всей правды, никто не знает. Никто кроме меня. Я просто обязан попытаться. — Напрямую, — отвечаю я. — Всего десять минут твоего времени. Прошу. Второй ход — отдать пешку. Мое самолюбие не обеднеет. Он явно удивлен. Слегка расслабляется. Улыбка возвращается на место. Руки опускаются на колени. Слегка помедлив, вампир говорит: — За всю мою довольно продолжительную жизнь лишь один сумеречный охотник смог затолкать свою чересчур раздутую гордость куда подальше и отважился меня о чем-то попросить. Ты стал вторым, я слушаю. Оказывается, я не дышал с того самого момента, как сказал «прошу». Оказывается, у меня еще есть шанс. Он дает его мне. Бросаю быстрый взгляд на Клэри — она нежно проводит большим пальцем по моей ладони. В глазах читается: «Все получится. Я с тобой.» Постепенно мое дыхание приходит в норму. — Так вот, та девушка, которую я упомянул… была вампиром, о чем тебе конечно известно, — он слегка ухмыляется, но глаза полностью безучастны: я еще не смог его заинтересовать. История о пропавшей знаменитой вампирше переходит из уст в уста в сверхъестественном мире уже на протяжении целого года. Он наверняка слышал ее десятки, если не сотни раз. Что ж я вполне готов слегка пошатнуть (или вовсе изменить) фрагменты заученной сказки. — Ровно год назад часа в два ночи она постучалась в двери Нью-Йорксого института. Тогда я был там один. Джейс с Иззи ушли в какой-то новомодный клуб, Клэри отправилась проведать Саймана, а у Магнуса образовался неотложный ночной клиент. Я делаю небольшую паузу, дабы дать возможность моему собеседнику уточнить личности тех, кого я назвал, но видимо их слава бежит далеко впереди — он лишь слегка кивает, показывая, что можно продолжить историю. Выражение его лица уже не столь бесстрастно. До сих пор считалось, что ни одна живая душа не знает о том, где была вампирша и что она делала той ночью. Я знаю, я расскажу ему. — Девушка, Анализа, поначалу показалась мне сумасшедшей. Она несла какой-то бред про украденную вечность, последний закон и неразделимые души, постоянно оглядывалась, тряслась от каждого шороха. А потом внезапно, как по щелчку, успокоилась и уставилась на меня вполне осознанным взглядом. В ее глазах горела решимость. Очень тихо — я еле расслышал — Анализа прошептала: «Это того стоило». Затем она попросила убить ее. Когда я наконец отошел от шока, то спросил ее о причинах такой просьбы. Она сказала, что вчера потеряла человека, с которым делила свою вечность и теперь бессмертие ей попросту не нужно. Я старательно пытался убедить ее, что это неправильно, что она не нарушала соглашение, и я не вправе становиться ее палачом. Она внимательно все выслушала, грустно улыбнулась и, бросив напоследок что-то вроде «Придется найти другого», исчезла в ночи. Больше я ее не видел, по крайней мере живой. На этой части я вновь останавливаюсь и бросаю быстрый взгляд в сторону своего слушателя. Ни один мускул на его лице не дрогнет. Он похож на каменное изваяние. Лишь почти невидимые движения рук выдают его волнение. Он то и дело прокручивает кольцо на своем безымянном пальце. Кидает мне ответный взгляд, вынуждая продолжить и судя по всему поторопиться. — На следующий день я нашел ее труп на одном из пляжей. Каким ветром меня туда занесло до сих пор не знаю. Утром все было как всегда: проснулся, выпил кофе, удостоверился, что Джейс с Иззи мирно спят, а уже через секунду стоял на мокром песке и таращился на бездыханным тело Анализы. Она явно была убита клинком серафимов. Я никому ничего не сказал — скрыл себя под руной невидимости и унес тело с пляжа, затем сжег его в лесу за городом. Улик не осталось. Опять же без понятия, почему я так поступил. Просто знал, чувствовал, что это необходимо, это правильно. Руки вампира дрожат, когда он тянется за початой бутылкой виски. Взгляд устремлен в пол. Мне кажется, или я таки заметил слезы? Разве они вообще плачут? Он опрокидывает в себя целый стакан, а затем переводит взор на меня. Никогда не видел столько боли в одних глазах. Когда вампир говорит, его голос звучит хрипло и прерывисто: — Я до последнего надеялся, что она смогла оправиться, просто сбежала, просто начала заново. Многие так считали, я утешал себя этим. Тела ведь не было, — он бросает мне грустную усмешку. — Теперь понятно почему. Прошу тебя, Александр, продолжи свой рассказ. Я делаю глубокий вдох и перехожу к кульминации нашей партии. Один из самых важных ходов — показать, кто ты есть и чего ты стоишь. — В ходе установления личности в институте я узнал имя, Анализа Прат, трехсотлетний вампир с богатой историей. Была довольно известна в кругах всей нежити Европы. Переехала в Америку около двадцати лет назад, в последствии стала главой одного из крупнейших кланов восточного побережья. Никаких данных о любовниках. Ни разу не была замечена с кем-либо в романтических отношениях. Ни кого с кем бы она, по ее словам, могла делить вечность. Такое чувство, что она приняла целибат. Триста лет совершенно одна? Для вампира это же нонсенс? То был скорее риторический вопрос. Я не жду, что вампир ответит. К тому же я уже знаю всю подноготную этих трех веков. Однако, к моему удивлению, он все же отрывается от очередного стакана и еле слышно говорит: — Многие считают, что нам просто нравится секс. Думают, мы дикие, озабоченные, не контролирующие себя животные. Это далеко не так. Случайные связи на одну ночь помогают лишь слегка согреться, не более. Другое дело — постоянное живое тепло, постоянный партнер, постоянный любовник. С ними мы чувствуем себя вновь живыми. Одно сердце бьется за двоих. Неописуемое ощущение. Только глупцы могут от такого отказаться. — Анализа глупой уж точно не была, ведь так? — задаю я вопрос, навряд ли требующий ответа. Вампир медленно кивает в подтверждении моих слов. — К тому же она с таким отчаянным выражением лица говорила о человеке, которого потеряла. Тут явно было что-то не так. Затем я обратил внимание на ее родословную и был еще больше потрясен, когда увидел, что в графе создатель стоит жирный прочерк. Снова никаких данных. Откуда она взялась, кем была до обращения? Вообще ничего. Пусто. Самые важная информация бесследно исчезла или же ее там никогда и не было. Разумеется я не мог все вот так бросить. По каким-то неведомым причинам я должен был докопаться до сути. Меня так и тянуло раскрыть эту многовековую тайну. — И как, охотник, получилось? — спрашивает меня вампир с опасным блеском в глазах. Когда я упомянул родословную, его поведение резко изменилось. Кажется, он таки смог взять себя в руки. Голос не дрожит, руки спокойно лежат на коленях. Выражение лица теперь не столько печальное, сколько настороженное или даже агрессивное. Он чувствует, куда направляется наш разговор и вполне резонно пытается вернуть себе контроль над ситуацией. Он ведь с самого начала знал цель моего визита и с самого начала собирался мне отказать. Но теперь, после всего мною сказанного, он уже не столь уверен, что наш разговор закончится так как было запланировано. Я приложу для этого все силы. Готовлюсь к решающему ходу. — Не сразу. Я перерыл все книги в институте в поисках каких-либо зацепок, проштудировал все архивные записи, так или иначе связанные с вампирами. Все то же самое: лишь разрозненные кусочки старой головоломки. Когда я уже совсем отчаялся, то решил уцепиться за последнюю оставшуюся ниточку. Старые рукописные и довольно личные дневники охотников прошлых лет, а также прошлых столетий. Конечно далеко не все из них любили марать чернила, но попробовать стоило. Вероятность была минимальной, попадание оказалось стопроцентным. Уже через пол часа копания в пыли, я нашел, что искал. Перелестнув очередную ветхую страницу, я увидел знакомое мне лицо, лицо Анализы Прат или, как гласила полувыцвевшая подпись художника, Анабель Лайтвуд, моей далекой родственницы. То был дневник ее младшего брата, Ричарда, которому она поверяла все свои тайны. Одна из них и привела меня к твоему порогу. Триста семнадцать лет назад Анабель, будучи нефелимом, полюбила мага, триста семнадцать лет назад она отчаянно искала способ стать бессмертной, триста семнадцать лет назад она познакомилась с тобой и ты сделал ее вампиром. Совершил невозможное. Ни один сумеречный охотник, согласно данным конклава, за всю историю нашего существования так и не был обращен. Они все попросту умирали в процессе. Она же стала первой и, судя по всему, единственной. Вампир долго молчит. На протяжении всего того времени, что я говорил (особенно на последних предложениях) выражение его лица менялось с неописуемой скоростью. Там были и злость с яростью и отчаянье с болью. Непередаваемый коктейль чувств. В конце концов он просто уставился в одну точку и полностью ушел в себя. Так что в течении последних двадцати минут в комнате висит неестественно пугающая тишина. Ни я, ни Клэри не решаемся ее нарушить. Шестое чувство подсказывает, что вампир первым должен что-то сказать. Я свой рассказ уже закончил, теперь его очередь. — Она была особенной, — доносится до меня еле различимый шепот. Он все еще где-то там, далеко в прошлом. В его голове роятся сотни воспоминаний, мелькают картинки давно минувших дней. Вероятно, он говорит даже не со мной — с кем-то другим, призрачным и ныне ушедшим. Это всего лишь маленький осколок его памяти, просочившийся в сегодняшний день. Сей разговор уже состоялся, полагаю, триста семнадцать лет назад. — В ее глазах было нечто, чего я никогда не видел в глазах остальных. Они приходили ко мне, не зная, не веря, лишь надеясь. И я всегда давал им эту надежду. Разрушали они ее самостоятельно. Я ни разу никому не отказал. Они отказывались сами, когда знание наполняло их, когда понимание просачивалось в сердце, а разум утопал в вере. Они не знали — я объяснял. Они не верили — я демонстрировал им чудо. Затем они уходили. Всегда. Она же осталась. Единственная. Вампир очень медленно переводит взор на меня. Не знаю, можно ли назвать его взгляд осмысленным, но по крайней мере теперь он обращается лично ко мне: — Я много знаю о тебе, молодой нефелим. О твоих поступках, решениях, выборе. Ты тоже не похож на остальных, но и на нее не похож. Анабель пришла, не ведая, что ее ждет. Но при том в ней не было страха. От нее исходила такая сила, такая решимость, коих я еще не видел. Ты же, судя по твоему рассказу, знаешь абсолютно все и глубоко внутри продолжаешь безумно бояться. Так ненавистная мне ухмылка вновь находит пристанище на губах нежити. Хотя мой рассказ несомненно произвел на него нужное впечатление, вампир все еще не уверен, чем конкретно закончится наша встреча. И как не стыдно признаваться самому себе, его последние слова являются более чем истинными. Я действительно боюсь. Страх медленно пожирает меня изнутри уже в течение целого года — с тех самых пор, как я перевернул последнюю страницу дневника Ричарда Лайтвуда. Написанное в нем явило мне невозможное, поведало о могущественных тайнах мирозданья, открыло глаза на то, что было сокрыто веками. Я был слеп всю свою жизнь и прозрел за один день. Но самое главное: в тех полуистертых записях, на ветхих желтых листах я нашел ответ на единственный вопрос терзавший меня уже несколько лет. Я просыпался с ним день ото дня, засыпал, так и не найдя решения. Я видел его во взглядах родных и друзей, чувствовал во объятиях Клэри и слышал в кошмарах Магнуса. » Как остановить время? Как обмануть смерть? Как остаться с ним навсегда?» Ответ в дневнике был прост, но в тоже время, невероятно сложен. Последние записи Ричарда — их последний разговор с сестрой, в котором она пересказывает встречу с тем самым вампиров, что сейчас так нагло ухмыляется передо мной: » Время продолжит свой бег. Смерть возьмет тебя за руку. Готова ли ты стать ее другом, ее служителем? Способна ли отринуть собственную суть, оставить все, что тебе дорого, дабы обрести одно единственное и столь желанное? Спроси себя, стоит ли оно того? Если ответ да, то не бойся остаться. Ричард полностью описал обряд обращения, все последующие изменения, происходившие с Анабель и ту невероятную цену, что пришлось заплатить. Я был поражен, разбит и жутко напуган, но ещё, что важнее, я был в отчаянии. Вот почему спустя год я сижу здесь, вот почему Клэри сжимает мою руку, вот почему один из древнейших вампиров решает мою судьбу. Потому что отчаяние затопило страх. Нет, разумеется, он еще где-то там глубоко внутри, но с каждым днем я запихиваю его все глубже, а безысходность — невозможность найти другой путь — накрывает с головой. Может Анабель и была куда сильнее и решительнее меня, но я со своим отчаянием вполне могу потягаться с этими качествами. Прямо сейчас я стою на грани, и предо мной лишь одна дорога — смертельная и безвозвратная. — Это того стоит, — говорю я полузадушенным шепотом и вижу как натянутая улыбка медленно сползает с лица нежити. Он прожигает меня своим взглядом, буквально проникает вглубь моего сознания, будто пытается что-то найти — что-то, чего там нет. Сомнения. Пускай вампир обнаружил мой страх, но никаких сомнений он не найдет. Я уверен. Я готов. Видимо, он это чувствует, поскольку наконец отводит испепеляющие глаза и натягивает на место неизменную улыбку-оскал. Теперь он смотрит не на меня, все его внимание устремлено к Клэри: — Что ж молодые люди, полагаю цену вы знаете. Стоит обсудить возможность оплаты, — он протягивает свою бледнющую лапищу с идеальным маникюром Клэри, и она нехотя и осторожно накрывает его ладонь. — Полагаю, Кларисса, вы находитесь здесь в роли кошелька, так необходимого вашему нищеватому собрату, к слову сказать, вскоре бывшему собрату. Вампир усмехается, но даже и не думает смотреть в мою сторону. Он знает, что с меня нечего взять, как и то, что лишь Клэри способна дать ему, то, чего он так жаждет. — Мой брат заплатит, — ее голос звучит вполне громко и уверенно, — даю вам свое слово, слово семьи Моргенштернов. Вампир кивает и тут же отпускает ее руку. Ему не нужно другого подтверждения. Все в этой комнате знают, что данная клятва не рушима и обязательно будет выполнена. Затем наш радушный хозяин довольно резко встает с дивана и уходит в другую комнату, его шаги медленно растворяются в глубине дома. Пока его нет, мы молчим. Клэри смотрит на меня, я на Клэри. Легким прикосновением пальцев собираю маленькие слезинки в уголках ее глаз. Она не расстроена, вовсе нет. Она счастлива за меня. Сажусь чуть ближе, прижимаюсь к ней всем телом, всей душой. Охватываю ее кукольное личико своими огрубевшими ладонями и осторожно касаюсь своими губами ее губ. Никакой страсти, это скорее похоже на прощание и обещание скорейшей встречи. Она до боли цепляется за мои плечи. Я глажу ее по голове. Ее изумрудные глаза шепчут: «Не смей меня бросать, я не смогу без тебя, не смогу, не смогу, не смогу…» Океан в моем взгляде бушует: » Никогда, не за что не оставлю, я вернусь к тебе, вернусь, вернусь, вернусь…» Вампир появляется неожиданно. Не знаю, сколько прошло времени, мы с Клэри попросту потерялись в мыслях и сознаниях друг друга. Неохотно отпускаю ее, встаю и делаю шаг к своей погибели. Кровопийца протягивает мне старинный потертый кубок, чем-то похожий на чашу смерти, но при этом разительно от нее отличающийся. Полностью черный, испещренный даже мне непонятными символами и рисунками, холодный, как, наверное, сама смерть. Он наполнен до краев неизвестной и отталкивающей субстанцией — назвать это жидкостью просто язык не поворачивается. Мгновение смотрю в глаза своему убийце — его лицо не выражает никаких эмоций. Слава ангелу, даже ухмылка исчезла. Затем оборачиваюсь к Клэри — она улыбается, она верит, она меня ждет. Как и он, — проносится в голове одна из последних мыслей. — Как и тот, ради кого я это вообще затеял. Магнус поймет, Магнус примет. Я верю. Я должен верить. Это все, что у меня вскоре останется — вера и больше ничего. Снова перевожу взгляд на кубок. Рука слегка дрожит когда я подношу его к лицу. Глубокий вдох, глубокий выдох. Делаю первый глоток, затем второй. Боль просыпается медленно. Продолжаю пить. Судороги охватывают все тело. Осталось немного. Дыхание прерывается — везде боль, одна боль. Пересиливаю себя. Последний глоток. Пустой кубок ударяется об пол. Едва замечаю, как Клэри срывается с дивана и устремляется в мою сторону. Я лежу посреди гостиной и пытаюсь вспомнить как дышать. Не получается. Клэри касается моего лица — я не чувствую, кажется она что-то кричит — я не слышу. Зрение устремляется за другими чувствами. Тьма медленно поглощает меня. Остается лишь боль. Она окутывает меня, она везде. Я полностью в ее власти, я тону в ней. Сил не осталось, больше не могу бороться. Кругом пустота, кругом хаос и одно сплошное ничего. Я хочу уйти, хочу это закончить, я знаю выход. Отпустить последнюю нить, последнюю связь с этим хрупким миром и затем раствориться в всепоглощающей бездне. Это единственное, что я могу. Больше ничего… ничего. «Разве?» — еле слышно шепчет чей-то голос, столь знакомый, столь родной голос. «Разве это все, милый? Все чего ты хотел? Все ради чего боролся? Просто уйдешь, просто оставишь меня?» — голос проступает все яснее: он совсем рядом, совсем близко. Я знаю, кто это, я помню, я… Но мне так больно, так больно. Разве это, разве это, разве… «Это того стоит, верно?» — подсказывает мне все-тот же голос, его голос, самый дорогой и любимый на свете. «Конечно, стоит!» — пытаюсь ответить я. «Стоит, стоит, стоит…» — как заклинание звучит где-то глубоко внутри меня. И одно лишь это слово, один лишь этот голос, одно лишь воспоминание вытаскивают меня на поверхность, уводят с обрыва, чуть притупляют боль. Я больше не тону, не падаю и не умираю, кажется, нет. Тьма не ушла до конца: она все еще где-то здесь, но больше не нападает. Передо мной теперь нет бездны, вокруг меня нет хаоса. Я больше не там, не в том всепоглощающем кошмаре. Он забрал меня от туда, спас меня. И теперь я с ним. Я всегда буду с ним. Отныне и навеки.***
Я лежу на кровати в темной комнате. Небо за окном усеяно тучами. Луна сокрыта от глаз. Звезд не видно. Я надеюсь, что будет гроза. Ненавижу лето, ненавижу жару и чертово солнце. Большие часы на центральной площади недалеко от сюда недавно пробили десять вечера. Его все еще нет. Я жду почти целый день, но он все еще слишком расстроен. Я снова его расстроил, снова сделал ему больно. В который раз. И как всегда в такие моменты, я не знаю, что мне делать, не знаю, как все прекратить, не знаю, не знаю. Обычно я просто лежу здесь и жду его. Обычно он приходит.***
Мой последний рейд продлился куда дольше запланированного срока. Нет, группу ведьм — сатанисток, что приносили детей в жертву во славу кого-то там, мы повязали почти сразу. Что сказать — помешанные старушенции и слыхом не слыхивали про скрытые камеры и GPS в телефонах. Настоящий ад начался уже потом, когда меня буквально силой запихнули в портал и заставили отчитываться перед советом в Идрисе. Самое главное: их совершенно не волновало, что у меня из ноги вытекла почти вся кровь, а через минут двадцать я рисковал отойти к ангелам, благодаря отсроченному смертельному заклятью. В итоге, когда все формальности были улажены, меня с горем по полам поставили на ноги, а совет провел еще шесть никому не нужных заседаний по одному и тому же вопросу, обнаружилось что прошло уже четыре дня. И за все время я так и не смог связаться с Магнусом. Вероятно, немаловажную роль в этом сыграло то, что эти несколько дней я провалялся в почти бессознательном состоянии, глубоко внутри решая: сдохнуть сразу или еще помучиться. Разумеется, когда я наконец появился на пороге нашего дома, все еще бледный и не твердо стоящий на ногах, Магнусу на эти обстоятельства было немного наплевать. А может, чуть больше чем немного. С начала во всем оказался виноват я, потом совет, потом снова я, а в самом конце приговор таки вынесли Джейсу, которого, к слову, там вообще не было — в прочем, это стандартно. Магнус конечно осмотрел мои ранения, впихнул в меня кучу своих пузырьков и потратил охрененную тучу магии, дабы исправить все то, что эти болваны (недоучки, школьники, раздолбаи) маги сотворили со мной в Идрисе. Но на этом все. Он просто взял бутылку дорогущего виски и заперся у себя, собираясь напиться в одиночестве, что тоже было не в новинку. Ничего — не смертельно. Я знал, что долго он не продержится, и уже к вечеру все станет на свои места. Так и вышло. Всегда выходит.***
Ближе к полуночи нетвердой походкой Магнус наконец добирается до нашей спальни. Я жду его на том же месте: лежу на кровати и сканирую взглядом дверь, точно верный пес заблудшего хозяина. Он мнется на пороге пару минут, затем осторожно ступает в комнату, двигаясь словно кошка — пьяная кошка. Его глаза, расфокусированные, но все такие же прекрасные, полны вины и сожаления. Он медленно приземляется на край постели и касается ладонью моего плеча, едва ощутимо, но меня тут же обдает огнем. Я всегда так реагирую на его прикосновения, особенно, когда он смотрит на меня, как сейчас — будто я самое дорогое, что есть в его жизни, будто я и есть его жизнь. — Прости, меня, Алек… Я не должен был срываться, — его взгляд все больше наполняется болью. — Просто страх за тебя меня пожирает, — мне кажется, или это слезы в его неземных глазах. — Ты же знаешь, как я боюсь всякий раз, как ты уходишь. Это невыносимо. Эти четыре дня были невыносимы. Хватка на моем плече усиливается, скорее всего появится значительный синяк, но мне уже все равно: этой ночью их и так будет предостаточно. И не один я не свяжу с болью. Не вижу смысла больше оставаться безучастным. Мои руки скользят по его спине. Я вжимаюсь в него всем телом, будто хочу стать его частью, дабы никогда больше не быть одному. Его губы блуждают по моей шеи, зубы впиваются в нежную плоть и тут же зацеловывают место укуса. Как снимал свою рубашку, я не помню, как его брюки оказались на полу, я не знаю. Всего лишь мгновение, и вот уже разгоряченные обнаженные тела прижимаются друг к другу. Он слегка надавливает мне на грудь. Повинуясь, я касаюсь лопатками десятка подушек. Он нависает надо мной. Кошачьи глаза буквально прожигает насквозь, будто требуют отдать душу, которая и так давно в их власти. Его руки не останавливаются ни на секунду, опускаясь все ниже и ниже, исследуя мое тело будто в первый раз. Всегда как в первый. Его губы прокладывают влажную дорожку от шеи к животу — слишком медленно, но невероятно страстно. Я впиваюсь ногтями в дорогущий шелк простыней, мои ноги охватывают его идеальную талию, поясница выгнута, глаза закрыты. Когда он входит в меня, на глазах невольно проступают слезы. Он тут же вновь склоняется надо мной. Осушает своими губами мою боль, вытягивает ее с каждым поцелуем, с каждым вздохом, пока не остается лишь сплошное наслаждение. Он начинает двигаться, с каждым разом все неистовее, все агрессивнее. Я позволяю, я прошу его об этом. Это именно то, чего я желаю, а он всегда исполняет мои желания. В какой-то момент я забываю как дышать, он помогает мне вспомнить. Я больше не чувствую своего тела, я ощущаю лишь наше. Кажется, я что-то кричу, но вокруг лишь его голос. И мое имя, срывающееся с его губ. Лишь оно и лишь он. Большего для меня сейчас не существует.***
Не знаю, сколько прошло времени. Быть может мгновение? Или целая вечность? Разве это не одно и тоже? Мы лежим в объятиях друг друга, пытаясь восстановить дыхание. Моя голова покоится на его плече, а ладонь накрывает грудную клетку. Я чувствую, как бьется его сердце, как оно упорно пытается вырваться. В такие моменты мне нравится думать, что лишь моя ладонь предотвращает этот побег, и лишь я спасаю его от такой нелепой смерти. Глупо, знаю. Но сейчас у меня в голове не то чтобы переизбыток умных мыслей. Так что иногда, не слишком часто, я позволяю себе такие несуразные теории. Сейчас я не могучий сумеречный охотник, не благородный нефелим, наследник и гордость семьи. В эти мгновения я просто обычный парень, у которого был охренительный секс с самым охренительным мужчиной на том и этом свете. Не уверен может ли Магнус читать мысли (он так в этом и не признался), но вдруг его грудь начинает чуть дрожать, и подняв голову, я вижу как он тихо смеется. Осторожная касаюсь пальцами его губ. Его глаза цепляются за мои. В моем взгляде немой вопрос, в его — неприкрытое удовлетворение. Он похож на объевшуюся кошку, которая вдруг поняла, что сливки еще остались и в будущем голод ей не страшен. — Это того стоит, — говорит он, продолжая смеяться. Не знаю почему, но я не могу улыбнуться ему в ответ. Мне кажется, я должен понимать, о чем он говорит, но я не понимаю. — Каждый раз после твоих рейдов, последующих наших ссор и обид, секс выходит изумительным, — он так искренне мне улыбается, в его глазах смех смешанный с нежностью. Он грациозно потягивается, закрывает глаза и полностью расслабляется — кажется собирается наконец окунуться в царство морфея. Я не разделяю его радости, его блаженства и умиротворения. Эти слова… Уверен, они должны значить нечто другое. Нечто темное, жестокое. Нечто, что я должен знать. — Это того стоит, — медленно проговариваю я, будто пробую слова на вкус. — Это того стоит. Это того… Внезапное понимание обрушивается на меня лавиной. Я резко подскакиваю, выпутываюсь из объятий Магнуса и стремглав вылетаю из постели. Все тело дрожит, а голова с каждой секундой наполняется мучительной болью… такой знакомой болью. Магнус поднимается вслед за мной. Его взгляд сосредоточенно бродит по комнате, выискивая малейшие признаки опасности. Не найдя их, он слегка выдыхает, но до конца не расслабляется. Теперь его настороженный взор полностью обращен на меня. Он ждет объяснений. Я не собираюсь их давать, не собираюсь говорить с галлюцинацией. Хватит! Наговорился! Какой же я все-таки дебил… Это как сокрушительный удар молнии, как внезапный яркий свет посреди непроглядной тьмы. Эти слова, это мгновение, эта комната и вся эта ночь на самом деле не реальны. Точнее, сейчас не реальны. А когда-то были. Давно. Года два назад. Когда я еще был нефелимом, был живым. Когда не знал Анабель Лайтвуд, не читал дневник ее брата и не собирался стать вампиром. Теперь это в прошлом. Теперь это не важно. Я почти не сомневаюсь, что в данный момент мое, уже наверняка, мертвое тело медленно разлагается на полу в гостиной древнего вампира. В то время как затуманенное, искалеченное сознание отчаянно ищет выход, способ выжить, способ переродиться. Вполне возможно, что эти фрагменты двухлетней давности, такие яркие, такие живые должны были напомнить мне, зачем я все это делаю. Но также не исключено, что это могло быть банальной ловушкой, направленной на то, чтобы навсегда оставить меня во мраке. Даже не собираюсь разбираться, что из этого правда, а что ложь. Главное выбраться из этой утопии, вернуться в реальность. Вернуться к нему, к нему настоящему. Боль все нарастает. Комната передо мной расплывается. Фальшивый Магнус — теперь лишь размытый силуэт. Я не вижу его лица — наверное, это к лучшему. Не уверен, что у меня хватит сил вырваться, если я вновь увижу родные кошачьи глаза. Кажется, он что-то говорит — не могу разобрать слов. Он тянет ко мне руки, пытается дотронуться, хочет забрать с собой. Я не хочу, отшатываюсь и спотыкаюсь о свою же одежду. Ноги подкашиваются. Я падаю на колени. Изо всех сил сдавливаю голову руками, дабы хоть немного уменьшить боль. Призрак прошлого все ближе — он опускается на пол рядом со мной. Я ощущаю его дыхание. Его ладонь касается моей щеки: такие родные прикосновения, столь нужное мне тепло. Он хочет, чтобы я остался. Я это чувствую. Как чувствую и то, что он любит меня, что здесь, вместе, мы будем счастливы. Долгие, долгие годы. И мне правда хочется согласиться, хочется поверить, хочется остаться. Но остаться значит оставить. Оставить тех, кто ждет меня за этой чертой: Клэри, Джейс, Изи… Магнус. Настоящий Магнус. Живой — из плоти и крови, тот ради кого я все это затеял. Тот, кого я никогда ни за что не смогу оставить. С большим трудом, раздвигая границы боли, я фокусирую взгляд на призраке, на фальшифке, столь похожей на оригинал. Его черты слегка проясняются. Я почти вижу те глаза, в которые когда-то влюбился. Не давая себе больше ни секунды на сомнения, я хватаю его за запястье, отстраняю чужую руку от своего лица и, глядя не столько на него, а скорее сквозь него, говорю почти по слогам: — Это того стоит! Эти слова адресованы не призраку из моих воспоминаний, а той бесконечной тьме, что его породила. Той, что хочет меня поглотить. Той, от которой я отчаянно хочу сбежать. Вот только сбежать не получится. Выход лишь один: она сама должна меня отпустить. А для этого я должен быть того достоин. Для этого я должен ее принять. Ведь отныне, в моей новой жизни, ей суждено стать частью меня. Не уверен, что понимаю, как в моей свободной руке оказался клинок серафимов: быть может, я нашарил его среди груды нашей одежды или это благосклонный подарок тьмы. Мне плевать: сама эта ситуация всего лишь результат моего безумного подсознания. Тело наконец перестают дрожать. Боль притупляется. Я все сильнее сжимаю фальшивого Магнуса за запястье. Когда клинок вспарывает плоть, я не чувствую сожаления. Проворачиваю раз, затем второй. Не смотрю ему в глаза, не задумываюсь над тем, что сделал. Отпускаю рукоять — тело падает на пол. Кровь заливает дорогой персидский ковер. Я поднимаюсь с колен и медленно выдыхаю. Облегчение затапливает меня с головой. Я закрываю глаза и отдаюсь на ее милость. Она заботливо укрывает меня, берет за руку и уводит за собой — туда, где меня ждут, туда, где я нужен. Туда, где начнется моя вторая жизнь.