Точка отсчета

      Я могу забыть все пароли и коды доступа. Скорее всего, однажды я так и сделаю – забуду все снова. Единственное, что я захочу оставить в памяти, так это день, когда я убил Тайрелла Уэллика.       Вас всех давно истерли в порошок, расчертили на дорожки, рассыпали по зеркалу. И кто-то, тот, кто умнее и сильнее вас, сейчас убирает вас, миллиметр за миллиметром, вдыхает вас и ждет прихода. Нереального прихода от целой чертовой тонны человеческих идей и фантазий, от целой вселенной ваших никчемных страхов и комплексов. Прямо сейчас вы - чей-то дешевый порошок. Дешевле моего морфина.       В любом обществе есть нулевая точка отсчета, и эта точка всегда колеблется где-то посередине, между богатыми и бедными, между рабочим классом и аристократией, где-то между. Страшнее the Middle только “ниже нуля”. Но самое забавное, что средний класс и плавает ниже нуля, только в моральном смысле. Восемьдесят процентов мирового наркотического и порнотраффика поглощается средним классом - слишком бедным, чтобы воплотить извращение в реальность и слишком богатым, чтобы не быть извращенным. Именно “миддл” может больше, чем любая верхушка. Именно они - движущая сила любой революции. Именно на них была сделана ставка.       Тайрелл даже не пытается казаться нормальным. Каждый раз, когда общество кидает в него куском дерьма, он просто закрывает лицо. Потом обтирается, надевает свои жуткие синие резиновые перчатки и бьет того, кто не может противостоять. Хук справа бродяге за триста долларов. Просто почувствовать, что кому-то больнее, чем тебе. Но у нас все иначе. Он, Тайрелл, слишком внимательно слушает меня, слишком сильно хочет все изменить, а я слишком безумен, чтобы ответить ему хоть чем-то.       Он подключается ко мне, он взламывает мои пароли, он скачивает мои данные. Он питается мною, но я настолько невменяем, что все мои фаерволы разрушены, и сам я сплошной баг собственной системы. Меня зовут Эллиот Олдерсон, и я не знаю, кто я - исходный файл мирового переворота или всего лишь битый пиксель. Но я точно знаю, как убил его.       Когда Тайрелл входит в мою захламленную квартиру и жестом приказывает молчать, я почти даже не удивлен. Ты можешь прописать любой руткит, но рано или поздно тебя отследят.       - Никто не должен знать, что я здесь, - говорит Тайрелл и моментально сокращает расстояние до максимально некомфортного. Я молчу и просто смотрю на него. Мне не страшно, просто очень сложно противостоять кому-либо, когда твои навыки общения сводятся к взламыванию страниц в соцсетях.       Тайрелл говорит:       - Я знаю, что за всем стоишь ты. Все – «Нахренобщество», сервер, Колби. Ты – постоянная в мире переменных Я не знаю, что ты задумал, но ты мне все расскажешь.       Я продолжаю молчать, как подвисшая система. У меня плохо получается с реальными людьми, гораздо легче жить рядом с воображаемым собеседником и мертвым отцом, но вот он, Тайрелл реальнее реального, смотрит на меня и ждет реакции, а я молчу. Пожалуй, я самый невыгодный потребитель в обществе потребления. Мне трудно что-то навязать, меня невозможно переубедить, потому что мне ничего не нужно. Только морфин – средство превращения реальности в фантазию. Вся наша жизнь зиждется на фантазиях и психологических войнах. За нас борются рекламщики и СМИ, нас пичкают цветами и образами, звуками и запахами, и мы верим, будто все это нам нужно. Хотя на деле за всем этим – пустота, скачущие по дисплеям двоичные числа. Иллюзия. Тайрелл знает - он делает ровно то, чего делать нельзя: давит на мои плечи и заставляет меня сесть на кофейный столик. Он понимает, что страшнее одиночества и безумия, только присутствие того, кто тебя пугает. И он пытается напугать. Тайрелл рассказывает, как собственными руками задушил Шерон Ноулз. И сейчас он этими руками сжимает мои плечи. Во всем есть скрытый посыл, и пусть Тайреллу известно, что меня не ужасает перспектива быть мертвым, сам процесс умирания – вот что действительно жутко. Тайрелл говорит:       - Если ты сейчас же не скажешь хоть слово, через полчаса тебя найдут здесь с передозировкой, и никто ничего не докажет.       Тайрелл говорит: «Это будет крайне неприятно, поверь». Он улыбается, чуть прищурившись, а я, наконец, произношу: -Чего ты хочешь? Его пальцы, обтянутые в перчатку, касаются моей щеки, чертят на ней полоски. Тайрелл кивает: -Я хочу доверять тебе. Его рука ложится мне на шею, я чувствую запах латекса и талька, а Тайрелл говорит: - Тебе так трудно доверять, после всего, что ты сделал. Ты насадил на пики головы десятков людей, опустошил их кошельки, лишил их смысла жизни. Ты чудовище, Эллиот, но именно это мне в тебе нравится. Ты такой же, как я. Не остановишься не перед чем. Пальцы на моей шее легонько сжимаются, но мне это даже нравится. Это как ощущение неизбежности, финала. Все любят финалы, все любят адреналин, даже я. Продолжаю молчать и наблюдать, как сужаются зрачки Тайрелла. Мы все зависимы, каждый от чего-то своего. Я днями напролет пытаюсь убедить себя, что могу жить без опиатов, Тайрелл почти верит в то, что может жить без власти. Но мы оба конченные наркоманы, приходится признать. Его голос становится все более низким и вкрадчивым, взгляд все более мутным, а расстояние между нами все меньше, когда Тайрелл произносит: - Я хочу, чтобы ты убил меня, Эллиот. Я знал, что Тайрелл чокнутый, но не думал, что более чокнутый, чем я. Он смотрит на меня в упор, я чувствую его дыхание и спрашиваю:       - Что? Здесь? Сейчас?       - Нет, - отвечает он. – Там, где ты заварил всю эту кашу.       - Что бы ты ни задумал, - говорю я ему. – Не надо. Мы стоим посреди пыльной штаб-квартиры «Нахренобщества», по бокам ряды мигающих игровых автоматов, за железной дверью вой сирен и грохот поездов. Здесь все начиналось, и он хочет, чтобы здесь все закончилось. Нам обоим нечего терять с той лишь разницей, что Тайрелл потерял все, а я никогда ничего и не имел. - Что теперь ты собираешься делать? Со своей революцией. Тайрелл оглядывает наш секретный бункер с нескрываемой радостью, даже гордостью. Он так любит, когда его посвящают в тайны. - Зашифрую все файлы. Финансовые данные Корпорации Зла станут недоступны. После завершения процесса шифрования, ключ будет удален. С бэкапами тоже разобрался. - Ну, конечно, - кивает Тайрелл. – Значит, избавиться от одного человека будет проще простого. Ведь я могу тебе доверять? Я киваю. Я уже знаю, чего он хочет. У него на хвосте детективы по делу об убийстве, ни работы, ни семьи, ни друзей, никакого просвета в жизни. Ему просто не нужна такая жизнь, он хочет новую, и я могу ему ее дать. Мы сидим перед мониторами совсем близко, и я борюсь со своей гаптофобией, потому что так надо. Тайрелл должен видеть процесс своей смерти. Через пару часов человек по имени Тайрелл Уэллик перестанет существовать, все упоминания о нем исчезнут, все его счета будут закрыты, а средства переведены на оффшоры третьих лиц, все долговые обязательства будут выплачены задним числом на средства Корпорации, его брак расторгнут, а сам он стерт с лица земли. И мы будем стоять и смотреть, как рушится мир под нашими ногами. Как наступает всемирный финансовый кризис, как подрывается репутация политиков, как СМИ летят к чертям. Глядя на мир с высоты, мы будем менять историю, но наших имен в ней никогда не напишут.