На берегу

Лицо невесомыми пальцами неспешно изучал ветерок: солоноватый, с болотистым запахом тростника и риса, что клонили пушистые венчики к матово-серой гальке и черной земле, которую бережно вылизывало мокрым языком море. — Давай сегодня… без насилия, — с нажимом, но без колкости, попросил Инголемо, безразлично глядя на едва ворочающиеся зеленоватые волны. День обещал был солнечно-ленивым, как близнец похожий на все предыдущие и последующие дни на побережье Азуры. Небо почти сливалось с водой, разве что было в нем побольше белого, да облака кудрились на самой его макушке. Один кусок небосвода закрывали вычурные, из неведомого розового камня сбитые безымянные даэдрические руины, между которых сновал одинокий ужас клана, почесывая рогатый воротник на голове о стены, другой — даже отсюда видная башня старика Нелота — витиеватая и похожая на дерево-исполин, облепленное ульями неведомых пчел… Защербило в горле — пепел попал, что ли, — захотелось медку, текучего, цвета расплавленного янтаря, из далекого родного Саммерсета. — …И без увечий, как в прошлый раз, — беззлобно бросил он сквозь зубы, в которых зажал мятую папироску, чудом найденную в закромах сумы. В тонких пальцах, словно в клетушке, заплясал рыжий огонек. Морровиндский табак терпкий, ядреный, словно они его из пепла Красной горы и делают… Видели бы его сейчас братья: грязный, с руками обожженными, перебинтованными, взмокшая, бывшая пшеничного цвета челка падает на посеревший лоб, роба в пыли и паутине, к рукавам пристали хлопья сухого ингредиента — удушайки, кажется, — подол в нелицеприятных пятнах, и курит какую-то дешевую дрянь из-под ногтей… Бывший утонченный «Алинорский принц», распутник, кутила и франт, теперь сидит на берегу прямо на земле, почесывая заросшую светлым волосом ногу, подвернув штанину, за его спиной — только что обшаренная на предмет наживы одна из бессчетного количества родовых данмерских гробниц, в рюкзаке — засаленный спальник да слегка помятые ступка и пестик… — Молчишь?.. — Инголемо, наконец, обернулся, глядя равнодушно водянистыми глазами, — Паскуда ты, однако… Дух предков беззвучно разевал беззубый полупрозрачный рот, силясь изобразить неумелое и даже жутковатое подобие улыбки. Альтмер давно привык к своему единственному и частому спутнику, посему, не обращая внимания на его странноватые кривляния и взмахи слишком длинными рукавами, из которых спицами выглядывали бывшие пальцы, щелчком запустил бычок в мутноватые волны и поднялся. Несколькими движениями он оправил помятое, отдающее слегка тиной и потом одеяние и вздохнул, смеряя унылым взглядом духа — поддерживать его «компанию» было довольно затратно, но Инголемо был уверен, что его вечно «замороженной» маны еще хватит на парочку простеньких заклинаний. — Ты же знаешь, что мне от тебя нужно? — настойчиво проговорил он, испытующе исподлобья глядя на парящего в полуметре над влажной землей призрака. Тот, конечно же, не отвечал, все так же бестолково вперясь в хозяина пустыми глазницами и кривя прореху рта. — Так, давай, на счет три, — быстро облизнув пересохшие губы, альтмер вскинул руки, откидывая с ладоней широкие рукава мантии. — Раз… Два… Три! Смотрелось сие действо со стороны, наверное, ужасно потешно. Долговязый мер в старой грязной робе быстро ударил по колышущемуся перед ним серому сгустку в воздухе кулаком — кулак, естественно, никаких увечий духу не нанес, однако дух прикрыл раззявленный рот, обиженно сверкнув в сторону своего призывателя — чем он там сверкнул непонятно, однако Инголемо был в этом абсолютно уверен… Со следующим «ударом» дух задрожал, издавая что-то вроде шипения — так из проткнутого воздушного шарика стремительно вырывается воздух — и огрел альтмера по голове призрачной пятерней. — Безмозглая тварь! — удар духа был более чем ощутимым, из глаз посыпались искры; эльф зашипел, отскакивая — никакой маны он сегодня от своего духа предков не дождется… Дух стремительно подлетел поближе, пальцами-косточками тыча едва ли не в лицо Инголемо и пронзительно вереща. Альтмер снова отпрыгнул в сторону, одним взмахом руки прерывая заклятие призыва — дух, издав последний писк, рассыпался, прах его тут же подхватил, кружа, ветерок, распыляя по земле и кромке воды. Мана закончилась, а зелья он опять — опять! — забыл прикупить в Садрит Мора. Инголемо тяжело вздохнул, плюхаясь на землю и закрывая глаза обинтованной ладонью. Ему опять стало мучительно одиноко на этой свербящей пеплом, огромной, неприветливой земле.