На те берега в тех прекрасных горах, Где солнце ласкает Лох-Ломонд, Туда наша любовь не проводит нас вновь, На прекрасный, прекрасный берег Лох-Ломонд.
Он умер рано, ему не было даже тридцати. Газеты покричали пестрыми заголовками о его безвременной кончине и замолкли, словно в трауре. Люди говорили о его смерти как о чем-то невозможном, сокрушенно качая головой и строя теории о давно готовящемся заговоре. Кто-то еще не верил, что он мертв. Но не смотря на всю людскую неуверенность, весь мир шепотом повторял друг-другу: “Он умер”. Его тело нашли под старой ивой. Лицо было бледное и спокойное, словно он спал, руки лежали на груди, рыжие волосы будто выцвели, потеряли оттенок и стали ржаво-медными. В карманах обнаружили старый блокнот и три карандаша, два из которых оказались сломанными. Видимых увечий не нашли, экспертиза показала, что утонул. Было принято решение считать ту часть берега его негласной могилой. Местные успели придумать дурные и скучные легенды, запугивающие туристов, но сами тоже предпочитали обходить то место стороной. Молчаливый Лох-Ломонд стал тоскливо мрачным, теряясь в своей скорби. И даже солнце не притрагивалось к его водам, боясь почернеть вместе с ним. В ту весну, когда никто еще не смог отойти от его смерти, на озере появился человек. Он был высоким, грузным, носил все черное и скрывал лицо за такой же черной густой бородой. Он был молчалив, но воспитан, одевался скромно и неприглядно. Его никто не знал и никто не узнавал, все говорили о нем как о призраке. Оставалось загадкой, где он остановился жить и что он делал, но все неоднократно говорили, что видели его на берегу. На том берегу. Темный человек бывал там каждый день. Он сидел на песке, прислонившись к старой усталой иве и долго курил потертую трубку. Запах табачного дыма долго не исчезал с Лох-Ломонда.Твой путь – через горы, а мой – по долинам, Я буду в Шотландии раньше; Но наша любовь не проводит нас вновь На милый, милый берег Лох-Ломонд.
Было время, когда капитан Арчибальд Хэддок любил Лох-Ломонд. Когда-то он жил рядом с ним, и вид старого тихого озера напоминал ему о доме и его молодости. Прошло много лет, изменилось много вещей, капитан постарел и осунулся, но вернувшись в родные края и пройдясь по старому знакомому берегу, Хэддок понял: он ненавидит это место. Оно больше не вызывало ностальгических слез или радости, как от встречи со старым другом. Оно больше не казалось прекрасным, точеным и ласковым, манящим своим одиночеством. Лох-Ломонд был мертвым. Холодным и темным, отражающим черной гладью блеск солнца, пробивающегося сквозь вечный туман. Капитан смотрел на него с неприкрытым презрением. Он хорошо помнил те пустые дни, когда он оставался один и, окутанный своей меланхоличной печалью, он всегда возвращался на берег озера, чтобы не чувствовать себя одиноким. Смотря за редкими птицами и короткими волнами, прислушиваясь к шелесту листьев и шуму легкого ветра, он чувствовал себя счастливым. Теперь же душа всегда болела при виде Лох-Ломонда. Потому что Лох-Ломонд забрал последнее счастье в его жизни. Он пересилил себя и снова оказался на этом злосчастном берегу. Окутанный рассветной дымкой, стоящий на сухом зеленоватом склоне, Хэддок молча и печально смотрел на сонную гладь воды, стискивая пальцы за своей спиной. Он никогда не думал, что будет так сильно хотеть закричать и заметаться в приступе отчаяния. Точно так же, как он никогда не думал, что сможет так сильно ненавидеть это место. Он молча и печально смотрел на сонную гладь воды и про себя проклинал ее за то, что она сотворила.С тобой мы расстались в той темной долине У горного склона Бен-Ломонд, Где сизым окрасила спины холмов Луна, что выходит из сумерек.
Ему сообщили о его смерти через неделю после его отъезда из Муленсара. Хэддок хорошо помнил их последний день. Помнил, как он тогда необъяснимо сильно нервничал и ходил за ним по поместью, раз за разом прося его остаться еще хотя бы на денек. Но разве он, упрямец, послушает старого моряка? И капитан как сейчас помнил его темные глаза, смотрящие на него с той же уверенностью и лаской. И помнил слова, которые он тогда произнес: -Я вернусь быстрее, чем вы успеете сказать “Лох-Ломонд”. Иногда капитан все еще закрывает глаза и мысленно произносит “Лох-Ломонд”, в надежде, что едва он откроет их, он будет стоять перед ним. Живой. Сейчас как никогда хорошо вспоминались даже самые незначительные моменты, когда они были вместе. И их неловкая первая встреча, когда они не сразу понравились друг другу, и спокойные светлые дни в Муленсаре, когда он ставил свою любимую пластинку Фрэнка Синатры и звал капитана потанцевать вместе с ним, чтобы хоть как-то разбавить домашнюю скуку, и сумасшедшие ночи, когда он был так возбужден после очередного путешествия, что никогда не мог заснуть, и тогда Хэддоку приходилось не спать тоже и выслушивать его бесконечную болтовню, а когда он засыпал, положив голову ему на плечо, на руках поднимать его в свою комнату, бережно закутывая в одеяло и мягко проводя ладонью по коротким торчащим волосам. Капитан сжимает ладонь в кулак, словно стараясь уловить на пальцах это ощущение. Реальность возвращается слишком быстро, выталкивая его из воспоминаний, которые теперь не приносили радости, но лишь усиливали мучения. Память оказалась сильнейшей пыткой. Внутри все серело, словно те далекие моменты из прошлого обугливались и сгорали, осыпаясь. Их поджигало осознание того, что ничего из этого уже никогда не повторится. Это железное “никогда” резало сердце, как нож. Страх предстоящего долгого невыносимого одиночества, одинаково пустой жизни в каждом дне без него, заточение в поместье наедине со своей виной - это все теперь держало Хэддока за шею и душило до слез. Капитан осторожно спустился ближе к воде. Рыжее солнце на закате скользило лучами по поверхности озера, аккуратно пробиваясь сквозь ветви деревьев, играя в жухлой траве и звеня в пыльных стеклах окон редких домов. Сердце разрывалось. Дыра, что образовалась в нем, росла с каждой минутой пребывания на берегу озера и болела все сильнее и сильнее. Он сделал глубокий вдох, чтобы перекрыть горьким сухим воздухом тупую боль, но это нисколько не помогло. Ему снова хотелось закричать, но уже по-другому, не от отчаяния и боли, а просто выкрикнуть его имя в воздух. Чтобы эти солнечные лучи поймали его, чтобы ветер помог им разнести этот звук, поднял его по склону Бен-Ломонда и обрушил на леса под ним. Хэддок хотел верить, что он его услышит. Он задумался, представляя, что сказал бы он, будь он сейчас рядом с ним. Но едва ему удалось представить невысокую тощую фигуру с рыжим чубом и круглым лицом, как внутри все обожгло желание броситься к нему, схватить за плечи и умолять не оставлять его одного. Капитан как наяву мог видеть эту скромную улыбку на его губах и слышать его спокойный ровный голос, который при всей своей простоте, казалось, слышен везде и повсюду. Этот бледный призрак, застывший в памяти, был последним, что осталось от него. Хэддок дрогнул, рванувшись вперед, но ботинки моментально промокли, когда он ступил в воду, и ведение исчезло. Он снова был один на берегу Лох-Ломонда, где солнце слепит глаза, хватаясь за облака, где водная гладь становится ровной, где деревья перестают шуметь и выпрямляются, подхватывая кронами небо, где землю окутывают сумерки, и в воздухе парит запах ночной свежести. Где капитан Арчибальд Хэддок со скорбью в глазах всматривается в горизонт.Но наша любовь не проводит нас вновь На милый, милый берег Лох-Ломонд.
Через неделю темный человек уехал. Он пропал так резко и неожиданно, что местные не успели спохватиться и обсудить это событие, и про него быстро забыли. В тех местах его больше не видели, и даже если он появлялся там, то так скрытно и незаметно, что об этом не знал даже хозяин единственной гостиницы рядом с озером. И люди вернулись к своей привычной жизни. Арчибальд Хэддок оправиться не смог. Вернувшись в Брюссель и приехав в Муленсар, он закрылся в комнате, которая раньше принадлежала ему, и не выходил оттуда всю ночь. Он перебирал его старые вещи: одежду, книги, записи, сувениры из путешествий, старые бумажки, ручки, коллекцию печатных машинок, которую он перевез сюда и много ненужных вещей, которые раньше бы капитан с радостью выкинул. Но сейчас все, даже маленькая записка с его росписью, было важным. Важным и полным воспоминаний. Капитан пробыл в этой комнате до утра, не засыпая ни на секунду, перечитывая его рукописи, перекладывая экземпляры газет с его статьями и бесконечно долго сжимая в руках его единственный оставшийся голубой свитер, который еще немного хранил его тепло. На следующий день в почтительном трауре на пороге поместья появились Дюпон и Дюпонн. Вежливо откланявшись капитану и преподнеся свои искренние соболезнования, которые Хэддок моментально холодно отверг, они передали ему вещи, найденные при нем на берегу, и удалились, не посмев даже переступить порог. Капитан вернулся в его комнату и положил их на рабочий стол. Три карандаша, два из которых сломаны, и старый рваный блокнот. Хэддок, замявшись, осторожно его открыл, боясь повредить сухую мятую бумагу. Исписано было всего лишь два листа. На одном какой-то адрес, на втором всего четыре строчки. Четыре строчки, из-за которых Хэддок тихо застонал, осел на кровать и закрыл лицо руками, судорожно вдыхая тяжелый воздух комнаты.Ромашки цветут и птицы поют, Волна спит в объятьях рассвета, Хоть в сердце разбитом не будет весны, Слеза принесет тебе лето.
Слабый порыв ветра аккуратно задел одну из газет на полу, датированную двадцать седьмым мая. Рядом, в колонке некролога, с очень длинным описанием жизни, было напечатано всего лишь одно имя. “Тинтин” На улице только-только начинался июнь.