Сны Неналаты

Месяц Высокого Солнца принес жару и дурные вести. Пал Мискарканд, и, говорят, низшие вырезали всех – от великих воинов до младенцев; сам же король спустился в подземелья, чтобы переродиться в нежить и мстить тем из выродков, кто осмелится потревожить покой. Покой! Как будто это все, о чем мы можем просить – и кого просить, жалких тварей, безмозглых полузверей, уродливых выродившихся эльнофей. Они забыли свое место и свою ничтожную природу, набросились на хозяев, подобно взбесившимся псам, однако стоит ли прятаться от стаи безумных тварей с кипением ядовитой пены на клыках? Мискарканда ждут тысячи лет посмертной горечи, и поделом. Трус. Мы не сдадимся. Я не сдамся. После того, как низшие захватили Храм Предков, мы потеряли надежду, и упадок пожирает города. Разбиты кристаллы геральдических статуй, погасло сияние велкиндских камней – они разворованы алчными выродками. Сады Серкен – прекрасная и смертоносная вотчина хищных цветов – стали пустыней, и больше не расцветают переливчато-радужным и лазурно-синим сытые лепестки. Больше не льется кровь в голодные пасти гигантских росянок, и не трепещут они каплями света. Умолкли кричащие колеса Виндазеля – я помню, как мастера превращали нестройные вопли низших в дивную музыку, в нужный момент опаляя огнем или молнией, сдирая кожу или выламывая суставы. Разная боль вызывает разные крики, при должном умении их можно сложить в благозвучную симфонию, но ныне искусство Виндазеля забыто, а самих музыкантов выродки привязали на шипы и крючья колес, вырвали внутренности и намотали на сочленения, чтобы прокрутить в последний раз. Разграблены и разбиты лаборатории Хадхула, утеряно великое знание о связи планов даэдра и мира смертных. Даэдроны плохо приживались внутри слабых тел низших, но все-таки достаточно хорошо, чтобы изготавливать из желчи, костей и лимфы дивные снадобья. Но теперь в священной вотчине Огненного короля - пепел и прах, обугленные останки ученых. Быть может, мы порой были жестоки с низшими (но в таком случае, следует признать жестокостью скотоводство и рыбную ловлю, чем отличаются петушиные бои от нескольких сожженных недийских ублюдков?), но не пытались уничтожить их полностью. Бешеные псы, они не щадят никого. Мир катится в бездну – в первохаос Падомай; мой город – один из немногих, кто все еще держится. По вечерам я выхожу в сад, наслаждаясь последними лучами солнца и медленно разгорающимся сиянием кристаллов, и размышляю: сколько еще? Лет? Месяцев? Дней? Жара давит грузным брюхом и пахнет кровью. На горизонте полыхают молнии, а дождь никак не приходит омыть раны разрушенных городов. Я думаю о распятых, разорванных в клочья и выпотрошенных заживо сородичах,об изнасилованных отвратительными тварями-выродками женщинах; о вырезанных заживо из чрева младенцах. Я ничего не могу поделать. Быть может, стоит заключить перемирие с Линдай. Несколько веков враждовали, но теперь слишком мало осталось нас – благородных детей света, и слишком слабы мы по сравнению с безумной и отвратительной ратью выродков. Если Линдай пришлют послов, я приму их. Вместе мы сумеем выступить к Храму Предков. Иногда чудится: я сплю и вижу сны. Давно превратился в одного из предков и померк, словно камень Варла без прикосновения нужных чар. Сны эти – кошмары. Ко мне приходят благородные колдуны и крестьяне, одинаково трясясь от ужаса и кляня выродков. Те ловят на дорогах купцов и нападают на фермы. Животных – лошадей, коров, кхаджитов и аргонцев, угоняют живыми. Неудивительно: звери ближе зверям. Во сне невозможно вспомнить и осознать ошибку - так и я не понимаю, как случилось, что низшие поставили нас на колени? Нет. Еще не поставили. Хорошая новость: Линдай действительно направили послов. Прибудут через три дня – как раз к празднеству Света Ауриэлева. У нас осталось так мало: свет, отчаянье и гордость. И Храм Предков за сотни лиг отсюда. Я жду. Мои посох и клинок соскучились по битве. Теперь уже все равно, но я успею рассказать, прежде чем все закончится. Линдай прибыли вчера. В сопровождении низших, или, как называли их теперь, «людей». Они шли по городской площади – эльфы и люди, в одинаковых золотых бело-золотых шелковых одеждах. Я выхватил меч, но один из Линдай остановил меня. «Времена меняются», - говорил он. – «Мы присягнули потомкам Алессии на верность, и ты еще можешь сделать то же. Ради своего народа, ради мира – мы смирились». Презренные Линдай! Они смирились – но не я. Впрочем, ничего не сказал тогда, и приказал разместить человеческих послов со всеми удобствами, а вечером мы пировали за одним столом. Выродки пили драгоценное цветочное вино, хлюпали и чавкали, но на омерзительных мордах я заметил не только ненависть и торжество. Страх тоже. Когда я улыбнулся одному из них, он затряс жирными подбородками и подавился едой, словно свинья, учуявшая волка. Линдай уверили его в безопасности, однако, похоже, и сами сомневались, иначе не носили бы зачарованных на противоядие перстней и амулетов. Но я не отравил их. О нет. Празднество Света Ауриэлева должно было состояться во всем великолепии последнего рассвета. Я позаботился о том, чтобы оно запомнилось на века. Среди гула барабанов и пения флейт, среди многотысячного танца в храме, среди лучей утренней зари, я вошел под хрустальные своды жертвенного зала. За мной последовали младшие жрецы, а горожане толпились вокруг; обычно им не дозволялось переступать священный ониксовый порог, но сегодня был особенный день и особенное Празднество. Впускали каждого. Опустившись на колени перед крылатым изваянием Ауриэля, я вознес богу-предку и младшей дочери его, Меридии, молитву. Я молил: приведи народ свой к славе. Возроди героев наших и позволь, как встарь, наполнять мир светом. Молил за весь народ, но в последней строфе долгой песни и о себе. Я просил дать мне вернуться. А потом привели предателей-Линдай и выродков, связанных по рукам и ногам, и тогда я разрезал их живыми на полосы и сплел из мокрой кровоточащей плоти косы, подобно тому, как женщины заплетают волосы. Я вспорол брюхо жирному выродку, выгреб и сжег нечистоты, заполнил пустоту чистотой велкиндского камня – в знак того, что даже самое ничтожное способно стать великим. Всем Линдай вырвал языки, которыми они поклялись в мерзкой верности врагам, и залил рты кипящим золотом – в память об утраченной Башне Белого Золота. Магия источников вздымалась от агонии принесенных жертв, и тогда я призвал ее выплеснуться огнем на себя – и на весь город. Сияние ослепляет. Неналата не падет пред людьми. Мы вернемся. Я вернусь. Я – король детей света, король последнего города. Я – верховный жрец Ауриэля. Я – Неналата. …проснулся от собственного крика. . Зажег пять свечей, но все равно темно, и руки кажутся скользкими, словно только что вытаскивал еще живые внутренности, равнодушно отталкивая ошметки мезентерия, вкладывал туда камни и заплетал теплое мясо. Немного мутит и неприятно тянет сердце; неудивительно – я уже не юноша. Я могу вытерпеть. Эти сны – ключ к истине, мне осталось только собрать недостающие компоненты головоломки. Сны прорастают в меня. Третьего дня подозвал Джолринга, и, пока он поднимался по лестнице, сжал нож – безобидный декоративный кинжал айлейдской работы, скорее всего, изначально изготовленный как сувенир. Когда Джолринг приблизился, мне захотелось перерезать ему горло, чтобы затолкать во влажный тоннель открытой трахеи порошок велкиндского камня. Велкиндский камень сияет синим. Невыносимо сияет. Джолринг спросил – «Вы звали меня, сэр?» и я усилием воли отложил нож. «Не возвращался ли Клод? Или другой? Он обещал разведать пару руин». Джолринг пожал плечами. Старый слуга не любит Клода Марика, признаться, не без оснований: Марик прохиндей и вор, однако хороший наемник и приносит мне… интересные вещи. В последнее время, впрочем, у Клода появился конкурент. Айлейдские статуэтки предков ровной чередой заняли свои места под стеклом – и за какой-то месяц… месяц снов и видений. Не стоит притворяться, будто я не замечаю взаимосвязи. Сегодня встретился с Цинной. Проклятая женщина! Наотрез отказывается не только продать корону, но хотя бы позволить прикоснуться… хотя бы взглянуть на нее. Почти плюнула в лицо: ты сумасшедший. Как будто ее оскорбления остановят меня! Нет, я не безумен. Сны мои – свидетельства прошлого, истинной моей сути. Они все боятся признать правду, но древние герои, мертвые герои, возвращаются из небытия – так вернулся в Морровинде полководец Неревар. Сплетники твердят: в Анвиле разрушен храм Дибеллы, перебиты жрецы и жрицы, а на алтаре надпись айлейдской вязью, предрекающая возрождение Умарила Неоперенного. Мои сны – продолжение, часть целого. Я встану плечом к плечу с королем-полубогом, чтобы мечом и огнем нести славу детей света. Я – Умбакано. Я – Неналата. Я готов пробудиться.