Искупление

POV Гарри Тот вечер, когда Снейп вышвырнул меня из своего кабинета, пролетел как в тумане. Не помню, как выбирался из полутемных сырых подземелий. Горло саднило, слезы застилали глаза. Тело трясло от нервного перенапряжения. Ноги подкашивались, но я шел без определенной цели. Единственное желание - остаться наедине со своими мыслями и разобраться в эмоциях - гнало неведомо куда. Неожиданно я оказался на седьмом этаже, у входа в Выручай-комнату. Даже не представляю, о чем думал, когда ходил вдоль стены, и что за помещение мне было нужно. Появившийся дверной проем казался спасительным островом. Войдя внутрь, я почти не заметил окружающей обстановки. Комната обернулась каким-то подвальным помещением. Унылые серые каменные стены. И больше ничего. Лишь в центре противоположной от входа стены ярко горел камин. Подойдя к нему, я опустился прямо на голый пол и уставился в огонь. Сидел неподвижно, как статуя, непрерывно вглядываясь в создаваемые пламенем образы. В состоянии полного отупения я пробыл очень долго. Сейчас даже не смогу сказать, сколько, но точно не меньше нескольких часов. Картинки из Омута Памяти постоянно вставали перед глазами. Мозг не желал воспринимать очевидное. Видения отца и Сириуса, поднимающих палочку для выполнения очередного заклятия, постоянно всплывали в сознании одно за другим. В памяти четко отпечаталась бесконечная мучительная череда проклятий и циничных шуток. Подсмотренная сцена была неслыханна по своей жестокости. Я никак не мог поверить, что подсмотренные воспоминания реальны. Все вокруг постоянно убеждали меня, каким прекрасным человеком был отец. Увиденное не хотело укладываться в сложившееся представление о Джеймсе - отважном и мужественном гриффиндорце. Я постоянно повторял: «Не может быть!». Словно желая убедиться в нереальности происходящего. Однако образ стонущего, окровавленного Снейпа будто врезался в мозг. В минуты сомнений картинка отчетливо вставала перед глазами. Я ненавидел профессора, но даже врагу нельзя пожелать такой участи, постигшей его по вине моих родных. Теперь стало понятно отношение Снейпа - его ненависть и презрение. Постоянные нападки на отца и с трудом контролируемая ярость при виде крестного. Он гнобил и унижал меня всевозможными способами, но самое интересное, что при этом неоднократно защищал и спасал жизнь. Как-то это не вязалось одно с другим. Я пытался представить себя на его месте. Что чувствует человек, когда у него на глазах растет сын злейшего врага? Тут же вспомнился Волдеморт. Интересно, а что, если у этого красноглазого монстра есть сын? Смог бы я нормально к нему относиться после всего, что сотворил папаша? Видеть его каждый день и не срывать злость? Это было бы сложно. Просто невозможно предугадать, как поведешь себя в такой ситуации. Но, как я ни старался, все равно не мог понять мотивов Снейпа. Да после всего увиденного он должен вообще плюнуть на меня и искать лишь способы отомстить или отыграться за все унижения и боль. Однако, хорошенько все обдумав, я пришел к странным выводам. Профессор, похоже, один из немногих людей, которые не скрывали своего отношения ко мне. Всегда говорил пусть неприятную, но правду, какой бы она ни была. Пытаясь найти оправдания действиям отца и крестного, в голову пришла неожиданная мысль: «А что, если Снейп заслужил такое обращение?». Но тут же опроверг ее: «Это что же надо было сотворить, чтобы подвергнуться таким издевательствам?!» В чувствах был полный разлад. Я то пытался найти оправдание для родных, то обвинения для Снейпа. Вдруг вспомнив бледного как полотно профессора и его сжатые в тонкую линию губы, вообще удивился, что остался жив и относительно невредим. Судя по его состоянию, он с трудом удержался от смертоубийства. Пара синяков на шее не в счет. Это я еще легко отделался. Когда немного опомнился и пришел в себя, была уже глубокая ночь. Тело задеревенело от долгого сидения на холодном каменном полу. С момента, как зашел в комнату и застыл, глядя в камин, хорошо, если пару раз пошевелился. Огонь завораживал и не давал совсем скатиться в бездну отчаяния. К тому же он согревал. Озноб от нервного напряжения постепенно стал проходить. Я будто вынырнул из своих мыслей в реальный мир. Но подниматься и топать в общую спальню не хотелось. Не было желания никого видеть. А еще тревожил страх нарваться в коридорах на разозленного профессора зельеварения. Комната, подстраиваясь под мои желания, тут же предоставила кровать под бордовым пологом. Рухнув прямо на покрывало как подкошенный, я забылся тревожным сном. Даже во сне мысли о поступке родных не отпускали. Снилось, как отец направляет палочку на уже взрослого Снейпа. Неожиданно картинка менялась. На месте Джеймса все время оказывался я, накладывая на зельевара Круцио. Вздрагивая от ужаса, пробуждался и думал - неужели я такой же? Стоило вновь провалиться в сон, как видения возвращались. Наконец, проснувшись окончательно, уже боялся сомкнуть глаза. Так и пролежав без сна до утра, решил, что мне срочно нужно поговорить с Сириусом. Крестный - единственный оставшийся в живых близкий человек. Только он мог хоть что-то рассказать о давно минувших событиях. Мне необходимо было понять: почему? Что послужило причиной столь жестокой забавы? Теперь надежда на разговор с Сириусом занимала все мысли, не давая прорваться отчаянию и разочарованию. Возможно, это глупо и по-детски, но хотелось верить, что всему найдутся логичные объяснения. Может, у них с отцом было какое-то веское обоснование этому поступку. А если Снейп действительно сволочь, заслужившая подобное? Но где-то там, в глубине души, я понимал, что это призрачная надежда. Дни пролетали за днями. Я полностью ушел в себя, пытаясь отыскать способ увидеться с Сириусом. О том, что произошло в кабинете зельеварения, невозможно было рассказать никому, даже лучшим друзьям. Это ведь не мой секрет. С одной стороны, я не имел права рассказать кому-то о жестоком унижении Снейпа. А с другой, о таком даже стыдно говорить. Этот поступок ложился пятном позора на мою семью. Старые воспоминания словно объединили нас с профессором. Страшная и унизительная тайна на двоих. Придя к таким мыслям, испугался сам себя: надо же, нашел что-то общее между нами. Конечно, Снейпу досталось и, возможно, незаслуженно. Его было по-человечески жаль. Но, несмотря на это, он все так же оставался злобным, жестоким и нелюдимым. Я до ужаса боялся нашей первой встречи после этого злосчастного события. В день, когда было нужно идти на урок зельеварения, дрожал как осиновый лист. Несколько раз порывался сказаться больным, но прекрасно понимал, что это только отсрочит мучения и увеличит страх перед столкновением со Снейпом. Ругая себя за такое малодушное и негриффиндорское поведение, задумался: «Чем представители львиного факультета лучше других, и что значит: «гриффиндорское поведение»?». Когда я поступал в Хогвартс, мне рассказали, что на этом факультете учатся храбрые и благородные. Это и послужило причиной выбора. Но что-то не сходилось. Вот отец и крестный - истинные гриффиндорцы. Однако они не погнушались жестоко издеваться над однокурсником. И где в данной ситуации благородство? А Питтегрю вообще оказался мерзким предателем и лизоблюдом. Так чем те же пресловутые гриффиндорцы лучше слизеринцев? Шляпа отправила меня на этот факультет, лишь учтя высказанную просьбу. Так, может, и остальных так же делят - не по чертам характера, а по сформированным в обществе стереотипам. Почему Гриффиндору можно простить все, а Слизерину не спускать и малейшей оплошности? Вопросы накапливались в голове, немного притупляя страх перед уроком. Однако мне повезло. Профессор даже ни разу не взглянул в мою сторону. Он теперь выбрал другую тактику. Я стал ловить себя на мысли, что все чаще наблюдаю за Снейпом. Постоянно искал его глазами во время трапез, в коридорах. Пытался поймать взгляд учителя на уроках. Но все было напрасно. После злополучного занятия окклюменцией Снейп вообще перестал замечать меня, будто я - пустое место. Сначала из-за этого результаты по зельям еще больше ухудшились. Но, постепенно привыкая к такому отношению, я заметил, что, когда не слышу едких замечаний, легче сосредоточиться. Впервые правильно приготовив зелье, я был крайне удивлен. Затем со странным воодушевлением взялся штудировать учебники. Наконец стал делать некоторые успехи и был уверен, что смогу неплохо сдать экзамен. Но, перерывая горы книг, понимал, что не результаты испытаний волнуют меня в первую очередь. Сдавая профессору удовлетворительно сваренные зелья, со временем пришлось смириться, что ни положительных, ни отрицательных результатов Снейп не замечал. Как бы я ни старался, все равно получал очередной ноль. На уроках, обводя взглядом класс, он делал вид, что меня не существует. Его взор проходил мимо. Создавалось ощущение, что на зельях я постоянно нахожусь в мантии-невидимке. Мне хотелось, чтобы Снейп оставил холодное равнодушие и вернулся хотя бы к прежней язвительности. Не знаю, зачем мне это было нужно. Возможно, для успокоения собственной совести. Преследовало желание трусливо зарыть голову в песок и сделать вид, что все, как раньше. Но ничего, как прежде, уже не было. Стремление встретиться с Сириусом нарастало с течением времени все больше и больше. Я уже не мог думать ни о чем другом. Нападки Амбридж и Министерства, злобные выходки Хорька и Инспекционной дружины – ничто не трогало меня. Все было безразлично, кроме одного: выяснить правду о произошедшем много лет назад. Неожиданно такая возможность подвернулась, благодаря близнецам. Поговорить с Сириусом через камин в кабинете Амбридж – наверное, один из самых идиотских поступков за всю мою жизнь. Однако я не мог упустить имеющуюся возможность хоть что-то выяснить. Близнецы обещали около двадцати минут времени. Это было катастрофически мало для такого серьезного разговора. Но, даже готовясь к нему, я понимал, что не смогу рассказать Сириусу о том, что увидел в Омуте. Мне не повезло. Крестный был не один. Они ужинали вместе с Ремусом на кухне дома на площади Гриммо. А обсуждать подобный вопрос в присутствии человека, который, возможно, и не знал о выходках друзей, было рискованно. Не хотелось ставить под удар их дружбу. Мы перекинулись парой ничего не значащих фраз. Когда они узнали, что Снейп отменил занятия окклюменцией, влетело мне по первое число. Наконец я решился. - Сириус, мне очень нужно поговорить с тобой об отце. - Конечно, Гарри, говори. - Ну понимаешь… У меня очень мало времени. А я не могу написать тебе. Сов перехватывают. Но… Я все никак не мог подобрать нужные слова. И тут Сириус перебил: - Гарри, так есть же сквозное зеркало. Я с удивлением посмотрел на него, совершенно не представляя, о чем он говорит. Видя непонимающий взгляд, крестный пояснил: - Помнишь, на Рождественские каникулы я отдал тебе сверток? Ты что, его до сих пор не раскрывал? Наконец я вспомнил момент расставания и пакет, врученный Сириусом. Вот тебе и гриффиндорская любознательность! Закинув в сундук, я просто забыл о нем и даже не развернул, чтобы посмотреть, что там. Понаблюдав за моими сомнениями, крестный пояснил: - Это сквозное зеркало. Просто позови меня, когда захочешь поговорить. Радость и облегчение вылились в слова благодарности. Но время поджимало. Быстренько попрощался с крестным и Ремусом, пообещав, что свяжусь с Сириусом прямо сегодня, после отбоя. В гостиную я летел как на крыльях. Да, у меня пока не было ответов на мучавшие вопросы, однако появилась возможность их получить. День тянулся неимоверно долго. Причитания Гермионы про глупость некоторых гриффов и ее перепалки с Роном бесили невероятно. Часы как будто остановились. Каждая минута тянулась в два раза дольше обычного. Даже выходка близнецов прошла мимо сознания. Вся гостиная гудела, обсуждая последнюю проделку, после которой они с триумфом покинули школу. Наконец, не выдержав суматохи, я выскочил в коридор, прихватив мантию-невидимку и сквозное зеркало. Решив, что даже после отбоя гостиная - не лучшее место для подобных откровенных разговоров, вновь направился в Выручай-комнату. В этот раз комната имела более гостеприимный вид. Мягкий диван у весело потрескивающего камина. Небольшой столик и стопки учебников на нем, чтобы скоротать часы ожидания. Сперва казалось, что читать в преддверии серьезного разговора - не самая удачная идея. Но ненадолго мне удалось отвлечься на изучение книг по Защите. Однако, чем ближе к одиннадцати часам, тем труднее было усидеть на месте. Я то ерзал на диване, перекладывая учебники из стопки в стопку, то мерил шагами комнату. Наконец, решив, что выждал достаточно, схватился за зеркало. - Сириус! Он ответил мне сразу же, видимо, тоже с нетерпением ожидая разговора. - Ты один? - Да, Гарри, расскажи, что случилось? - Понимаешь, это все из-за окклюменции. На последнем занятии… Не представляю, как это получилось… - Сириус терпеливо ждал объяснений, не перебивая. - В общем, я как-то проник за блоки Снейпа. И видел его воспоминания… Я замолчал, не зная, как продолжить. Сотни раз отрепетированная речь не хотела складываться в простые фразы. Да и обманывать крестного было тяжело. Сириус вскипел: - Так он из-за этого отказался с тобой заниматься? - Ээээ, нет… вернее, да. - Нюнчик совсем обнаглел! Он же знает, как это важно! – Сириус продолжал злиться. Разговор явно зашел не в то русло. - Сириус, успокойся. Я хотел обсудить не то, за что меня выгнали, а то, что увидел в воспоминаниях Снейпа. То ли это была игра света и тени, то ли мне показалось, но крестный при этих словах сильно побледнел. После продолжительной паузы он спросил: - И что ты видел? – вопрос был задан с ощутимой тревогой и надеждой в голове. - Ну… Я видел несколько эпизодов из его детства и юности. Видел ваши с ним стычки, - говоря это, я внимательно всматривался в лицо крестного, пытаясь прочесть отражающиеся там эмоции. Сириус молчал, затаив дыхание в ожидании продолжения. - Я просто хотел спросить: почему вы с отцом так ненавидели Снейпа? Что он сделал? Крестный облегченно выдохнул и даже слегка улыбнулся: - В общем-то, ничего. Мы были молодые и глупые. А ненависть наша была взаимной и зародилась еще в поезде на первом курсе. Знаешь, как это бывает? Не понравился человек, и все. И, чем больше с ним сталкиваешься, тем больше ненавидишь. Я задумался. Мне было знакомо это. То же самое чувство я испытывал по отношению к Хорьку. Но почему же у меня никогда не возникало идеи поймать его в темном закоулке и откруциатить хорошенько? Даже простой маггловский мордобой начинался только после подначек со стороны слизеринца. Видимо, сомнения как-то отразились на лице, потому что Сириус стал вновь меня убеждать. - Я не знаю, почему так получилось. Просто мы были абсолютные противоположности. Веселый и обаятельный Джеймс, которого все кругом любили, и злобный нелюдимый заморыш Снейп. - Сириус, но человек может стать злобным и нелюдимым по вине обстоятельств, которые от него не зависят, – я невольно вспомнил Дурслей и методы их воспитания. - Разве можно только по этим причинам ненавидеть кого-то и делать пакости? - Да пойми же, Гарри, мы были молодыми, совсем детьми! А детская ненависть… она более жестока, чем взрослая, сдерживаемая кучей всевозможных запретов. Я в отчаянии покачал головой. От слов Сириуса не становилось легче. С каждой фразой понимая, что ничего спасительного в этом разговоре не найду. Потому что просто не было веского оправдания для совершенного поступка. - Я ведь тоже подросток, Сириус, – тихо прошептал в ответ. – И, знаешь, мне знакомо многое из того, через что пришлось пройти Снейпу. «Кроме самого страшного и унизительного», мысленно добавил я. - Гарри… - глядя с отчаянием, крестный не знал, что сказать. – Джеймс был хорошим другом. Ради дружбы он был готов на многое, почти на все. И мне очень жаль, что тебе пришлось столкнуться со Снейпом и его воспоминания поколебали в тебе добрые чувства к отцу. Но, как бы у нас в прошлом ни сложились отношения, знай, что он любил вас с Лили и пожертвовал ради этого жизнью. Слышать это было больно. На глаза навернулись слезы. - Да, Сириус, я знаю, – почувствовав, что больше не могу разговаривать из-за подкатившего к горлу комка, решил прощаться. – Уже поздно, я, пожалуй, пойду. Крестный с сомнением посмотрел на меня. - Хорошо, Гарри, иди. Ты теперь умеешь пользоваться зеркалом. Если вдруг еще захочешь пообщаться, зови. И попробуй поговорить со Снейпом, чтобы он опять возобновил уроки. Это очень важно, пойми. Если опасаешься из-за подсмотренных воспоминаний, я могу подойти к нему. - Нет, Сириус, не надо. Я справлюсь. - Хорошо, я не буду вмешиваться, - кивнул он, соглашаясь. - Тогда ладно. Спокойной ночи. - Удачи тебе, Гарри. И терпения. Положив зеркало на стол, я спрятал в ладонях лицо. Сколько надежды на эту встречу. Но вместо ожидаемого облегчения почувствовал еще большее разочарование. Не знаю, почему, но после этого разговора я ощутил себя намного старше Сириуса. В его словах не чувствовалось раскаяние. Крестный, конечно, не знал о том, что я видел именно «эти» воспоминания. Однако после всех испытаний, выпавших ему после Азкабана, неужели он не должен был измениться и повзрослеть? Но Сириус по-прежнему какими-то детскими отговорками и общими фразами пытался оправдать отца, да и себя заодно. На душе было тоскливо. Просто удивительно. Неужели, несмотря на многочисленные испытания, я все еще жил, не снимая розовые очки, и делил мир только на черное и белое? Почему так больно рушить созданный кем-то идеальный образ отца и крестного? Естественно, они живые люди и имели право на ошибки. Но ведь их надо осознавать и исправлять. А Снейп – злобный и угрюмый профессор, который меня ненавидел и все эти годы нещадно третировал. Оказывается, имелся веский довод простить всю его ненависть и злость. Ощущение, что мир перевернулся с ног на голову, и невозможность ни с кем поделиться проблемами каменной плитой опустились на плечи. Мелькнула неожиданная мысль: «А что, если отец просто не успел загладить свою вину? Ведь он умер таким молодым». Может быть, мне, как сыну, придется искупать его грехи перед Снейпом. Ведь что бы ни говорил крестный, ни один человек не заслуживает пыток и издевательств, просто потому, что не угодил кому-то характером. Уж это я усвоил четко. Я нервно хихикнул. Хотя Волдеморт считает иначе. Ему только дай добраться до меня. Он не только пытать, он меня просто сходу заавадит. Притом что лично ему я тоже ничего не сделал. Так же, как и Снейп отцу и крестному. Просто за сам факт существования. Меня начал пробирать нервный смех. Мало того, что я сравнил себя со Снейпом, так еще и поставил на одну ступеньку родных и Волдеморта. Это уже был явный перебор. Все-таки отец действительно пытался спасти нас с мамой, а Сириус, невинно осужденный, отсидел в Азкабане 12 лет. Просто свои ошибки необходимо искупать. И если отец не может, а Сириус не хочет, то придется взять на себя эту обязанность. Попытаться добиться от Снейпа прощения. Или же загладить вину родных каким-то другим способом. Вот только каким? Постепенно размышляя об этом, я уснул, свернувшись калачиком на диване. Проснулся плохо отдохнувшим, но решительно настроенным. Я поставил перед собой задачу: попытаться добиться прощения у Снейпа за поступок отца.