Солнцестояние

Гелебор шел босиком. На свежем пуху снега оставались неглубокие следы, но педантичная вьюга прятала их, словно пытаясь запутать неведомых преследователей. Он вздрагивал и ежился. Пальцы ног с тонкими ногтями, похожие на маленьких перламутрово-розоватых моллюсков, кровоточили. Вьюге приходилось заметать как легкие отпечатки, так и красные пятна. Кровоточили не только ступни. Гелебор задумчиво сжимал чуть ниже ключицы, словно пытаясь закрыть мокрые края-губы раны; его магии хватало, чтобы держаться, но все чаще он закрывал глаза – каждый раз только на мгновение. Иногда он останавливался. У губ слабо курилась испарина дыхания. Снежные эльфы почти не замечают холода, но у всякой выносливости есть предел: обнаженный, не считая рваной набедренной повязки, он вскоре стал бы частью пейзажа, небольшим холмиком под мохнатым и колючим покрывалом. Низкое небо и снежная равнина сжимали скалы и редкие невысокие деревья, замерзший ручей и чьи-то далекие тени серо-синим кольцом, он давно перестал разбирать дорогу – брел наугад, полагаясь на благословение Ауриэля, интуицию, на духовные силы и сомнительную удачу последнего своей расы. Вполне вероятно: ошибался. Гелебор шел. Выбора у него не было. - Чужак, госпожа. Какие будут приказы, госпожа? Эленвен молчала. Стоя возле ворот, она запахивалась в тонкий кожаный плащ. Ей казалось, что с каждым вздохом в груди прорастает колкая плесень. Эленвен устала от снега… впрочем, устала еще в первые три дня в Скайриме, так что в некотором смысле ничего не менялось. Часовой переминался с ноги на ногу. Повторить вопрос не решался, наверное, а может быть, сам впервые видел нечто подобное – и как во всяком альтмере любопытство пересилило даже чувство долга. - Чужак, - повторила Эленвен. На самом деле, она не знала как назвать это… существо. Мужчина. Эльф. Альтмер? Если судить по росту и узкой вытянутой фигуре – да. Но кожа его оттенком почти сливалась со снегом, Эленвен смаргивала, когда очертания чужака пропадали в безначальной белизне. Альбинос? В Алиноре к альбиносам относились настороженно: не убивали, но чаще всего принудительно стерилизовали женщин и кастрировали мужчин. Да, наверное. Просто альбинос. Он был обнажен и ранен, но шел без труда, словно вьюга признавала эльфа на равных с собою. С каждым шагом Эленвен все явственнее ощущала магию – странную, почти чуждую, почти пугающую. Часовые переглядывались и дергали лопатками, будто сгоняя муху со спины. Тоже чувствовали. - Взять его, - сказала Эленвен. – Не причинять вреда… - она задумалась и уточнила, потому что безопасность превыше всего. – Если не нападет сам. И постарайтесь запереть понадежнее. Потом ей доложили: чужак не сопротивлялся. Правда, солдат - мальчишка, который в своих золотых доспехах смотрелся, словно младенец с боевым посохом, - отводил глаза и почти заикался. Эленвен почему-то отметила, что у него изгрызены губы. Бедный мальчик. Ему не нравится Скайрим, он нервничает и странный эльф испугал его. - Хорошо, - сказала она. – И можете быть свободны. Я сама поговорю с этим… «чужаком». В конце концов, она была когда-то пыточником и дознавателем. Если нужно, вспомнит прошлое. Его заперли внизу, в подвале смертников, за прутьями клетки. Будто зверя или преступника. Или человека. Эленвен нахмурилась, вдыхая резкий смрад мокрой соломы, плесени, экскрементов и гнили. Она нечасто спускалась сюда, предпочитая принимать чистые сведения и не интересоваться способом их добычи, но сейчас все было иначе, неправильно. Порой в клетке сидели эльфы. Даже альтмеры – из тех предателей, кто если и не поклонялся ложному богу, то сочувствовал старой Империи. Но существо, явившееся к посольству, не было и альтмером. Эленвен остановилась в паре шагов от клетки. Магия альбиноса пульсировала ровно и мощно, пробиралась сквозь ее инстинктивную защиту, должно быть, так чувствовали себя те, кто поднимался на Красную Гору Морровинда, прикасаясь ступнями к оскверненной Сердцем Лорхана, почве. Правда, в ауре эльфа не было и тени враждебности, и все же, как любая могучая сила она могла стать смертельно опасной. Белокожий сидел на грязной подстилке, полуприкрыв глаза. У него были нежно-розовые веки и пухлые, как у юной девы, губы. Взъерошенные волосы просили горячей воды и мыла, а рана едва затянулась, из-под тонкой пленки упрямо сочилась кровь. Альбинос скрестил ноги и покачивался в медитативном трансе. Сухопарое тело казалось расслабленным, выражение лица – спокойным, как у тысячелетнего старца, умершего в окружении детей, внуков и правнуков. Эленвен устыдилась страха. Белый или нет, эльф казался тихим и безобидным, из тех, кто скорее боится собственного могущества, чем бравирует им. - Итак, вы пытались незаконно проникнуть в талморское посольство, - начала она, надеясь, что голос звучит значимо и официально. Поодаль зашуршала солома: завозился кто-то в соседней клетке, забился в угол. Эльф открыл глаза – они оказались голубыми, хотя Эленвен ожидала кроличьей розовости. - Вы можете объяснить свои действия? А так же назвать свое имя. Эльф смотрел на нее. Дважды дернулись бесцветные ресницы: моргал. - Имя… Гелебор. Рыцарь-паладин Гелебор, - уточнил он – Эленвен почудилось нечто подозрительное, сродни ухмылке, но выражение лица оставалось неподвижнее маски. – Я пришел к вам, потому что больше мне было некуда идти. «Маска» сделалась скорбной. - Уточните, - потребовала Эленвен. – Со всеми подробностями. Гелебор пригладил свои растрепанные и грязные волосы. Кровь из раны собиралась в прогалинах между остро торчащих ребер. С какой-то странной – и непозволительной для дознавателя и первого эмиссара жалостью Эленвен подумала: должно быть, он голодал много дней. - Я помню вас, - сказал Гелебор, - я имею в виду, золотокожих. Вы победили тех чудовищ на Летних Островах? - Что? - Должно быть, да, - теперь дернул плечами, закрыл лицо. – Вам повезло больше, а ведь когда-то казалось: вы обречены бесславно исчезнуть, стать пищей и покорными рабами в садах мертвой плоти, чудовищных оранжереях слоадов. Эленвен сжала прутья клетки. У нее кружилась голова. Она не понимала… или не хотела понять слова белокожего эльфа. - Кто ты? - Я? Больше-не-хранитель. Я отдал Лук Ауриэля, потому что Виртер мертв, и мне незачем стало прятать его от опасных рук. Потом я пытался найти других… сородичей, но… - Гелебор замолк на долгую паузу. Эленвен слышала его дыхание – прерывистое, как хрипы больного чахоткой. Или как рыдания. Может быть, белокожий действительно плакал. - …не нашел, - сказал он. Когда он убрал руки от лица, проступила улыбка, похожая на еще одну неровную рану. – Похоже, правильный ответ на ваш вопрос: я последний снежный эльф. Эленвен ушла. В голове у нее словно гудел целый комариный рой, и все, на что хватило – приказать слугам принести Гелебору горячую воду с мылом, одежду, одеяла, хорошую еду и вино. Если попросит – зелья лечения, хотя непохоже, чтобы искрящийся магией избранник Ауриэля нуждался в вульгарном вареве из корешков и бородатого мха. Эленвен медленно опустилась на стул возле письменного стола. Чернильница в форме яблока подмигивала золотым боком, отражая приглушенный свет зачарованных светильников. Перо отбрасывало мохнатую тень на пергамент. Следовало написать отчет и запрос в Алинор по поводу этого… создания. Снежные эльфы считались вымершими, не считая омерзительных фалмеров, в которых переродилась некогда величественная раса. В подвале посольства, соседствуя с талосопоклонниками и каким-то облезлым кхаджитом-вором, сидел последний снежный эльф. Каков будет приказ? Привезти Гелебора в Алинор? Живым или мертвым – в виде чучела, на потеху экзальтированным великосветским дамам и педантам-библиотекарям? Они будут тыкать в него пальцами и кинжалами - получить на исследования немного крови. Они взвесят его и приложат линейку ко всем частям тела, словно для мерки на гроб. Вероятно, Гелебор даже не станет сопротивляться. Эленвен сжала перо. Скайрим – страна древних тайн и первобытной тьмы, думала она. Здесь нет времени, тысячелетия наступают друг другу на пятки. Солитюд не отличается от любого сиродильского города, Рифтен – отражение Морровинда (в волосах путаются комья сажи и красноватой гари). На пустырях бродят великаны и мамонты. В подвале посольства сейчас завернулся в одеяла и ест ужин рыцарь мертвого культа. Эленвен представила, как Гелебор аккуратно зачерпывает густой чечевичный суп ложкой, долго жует хлеб и мясо. Перед тем как подняться к себе, она спросила его: как ты нашел нас, и Гелебор пожал своими костлявыми плечами. «Я заглядывал в головы людям и мерам. Всем, кого встречал. Наверное, это было не слишком вежливо, но меня сильно ранили Обманутые, и я торопился». Сквозь писк комаров-мыслей пробивалась эта фраза. «Заглядывал в головы». Теперь Эленвен воображала деликатные пальцы с розовыми, как мышиные носы, подушечками: Гелебор разбивал черепа, чтобы погладить бороздчатые складки мозга, чтобы впитать импульсы чужого знания. Разумеется, это происходило иначе… но картинка никак не желала уходить. Перо хрупнуло. Эленвен с досадой уставилась на его обломки. Она боялась Гелебора, следовало признать, но выше страха поднималось другое ощущение, имя которому подобрать не могла; зато со свойственной ей решительностью списком наметила план действий. Первое выполнено: одеть, накормить, вылечить. Второе… Эленвен отодвинула чернильницу (Алинор не узнает, но это не предательство Талмора; может быть, сообщит – немного позже). Она возвращалась к Гелебору, зная: тот ждет ее. Против ожидания, он не медитировал, а доедал ужин, мелко кроша заварное пирожное. Он часто слюнявил указательный палец, чтобы собрать крошки - будто склевывала маленькая птица. Гелебор явно наслаждался вкусом, и вообще… «Словно вернулся в Нирн из странствий по пустошам Обливиона», - подобрала сравнение Эленвен. - Тебе лучше? Рана закрылась. Новая кожа была розовой, как губы, уши, веки и кончики пальцев. Из всей одежды Гелебор выбрал шерстяную нижнюю сорочку и кожаные штаны. Он сидел, скрестив ноги и демонстрируя босые пятки, а сапоги отодвинул в угол. - Спасибо за заботу, - сказал он. - Не замерзнешь? - Нет. Я почти не чувствую холода. - Я хочу, чтобы ты знал, Гелебор. Ты не пленник, но… - Эленвен замялась, комариный гул разделился на два голоса – талморский и личный, они ожесточенно спорили между собой. – Эта территория посольства, де-юре ты находишься во владениях Альдмерского Доминиона без соответствующего разрешения, и… - Вы боитесь меня, - закончил Гелебор. Эленвен вздохнула: - В определенном смысле. Ты слишком сильный маг. - Да, - согласился он. – Пожалуй, я мог бы уничтожить это место целиком… но я не враг, Эленвен. - Что? Я разве называла имя? Она точно помнила: не представилась. Из осторожности поначалу, а затем запуталась в рассказе снежного эльфа. - Прости. Иногда я слышу не только голос… скорее наоборот, я почти разучился говорить и слышать слова. Эленвен передернуло. Она вновь вообразила мягкие деликатные пальцы в плотной массе мозга, на сей раз собственного. С другой стороны, даже она – боевой маг Доминиона не почувствовала вторжения, чего говорить о жалких людях? Гелебор и впрямь осторожен. - Ты не враг, - медленно проговорила она. - Да, - Гелебор тронул свежий шрам и тут же отдернулся, будто обжегшись о собственное тело. – На самом деле, я пришел просить помощи. Он говорил еще долго – монотонным голосом, сухим, как хруст снега под подошвами сапог. Эленвен слушала, подспудно радуясь, что их разделяет решетка. Конечно, вряд ли клетка сдержала бы Гелебора, но за прутья можно было схватиться, они были железные и давали уверенность в том, что мир еще не окончательно рассеялся в пустоте Этериуса. Или в каком-нибудь плане Обливиона. Безумном, вероятно. - Итак, ты говоришь, что искал общины снежных эльфов. - Именно. Обманутые уничтожили всех, - здесь Эленвен надеялась услышать злость, ненависть, хотя бы осуждение, но не получила ничего, кроме монотонного спокойствия. – Они пытались убить и меня… что ж, мои наблюдения подтверждаются, они действительно становятся умнее, однако они больше не эльфы. Я пока не знаю, что они такое. - Враги, - сказала Эленвен. Ноготь большого пальца побелел, так сильно она стискивала решетку. - Возможно, - уклончиво ответил Гелебор. Здесь дознавателю почудилось желание спасти «Обманутых». «Мерзких фалмеров? Они же больше не его сородичи…» - И ты предлагаешь воссоздать расу снежных эльфов из… - Эленвен отогнала подозрения, зато замялась. Повторить выкладки Гелебора – все равно, что признаться в безумии. Он странный – с его бесцветным телом, медленными и немного заторможенными движениями; отмытые волосы блестели инеем. Гелебор казался седым, и Эленвен не знала, естественный ли это цвет волос – или правда седина. В конце концов, он родился еще в Меретическую Эру. - ..из самого себя, - сказал Гелебор, а продолжил тем же тоном, как будто просил у Эленвен несколько корней Нирна и пыли камней душ на магические опыты: - Для этого нужны женщины. Можно даже человеческие – это не имеет никакого значения… дело в том, что материнская кровь сильнее, и для того, чтобы сотворенные из меня оставались снежными эльфами, женщине придется быть всего лишь… - он замялся, впервые застыдившись. Эленвен заметила блекло-розовый румянец. - Сосудом, - наконец, произнес Гелебор. Она побарабанила ногтями по решетке. Железо откликнулось противным царапающим звуком. Гелебор смиренно опустил взгляд. Кажется, он был готов принять любое решение – как и полагается тому, кто пришел просить помощи. Мог ли взять… необходимое силой? Эленвен предполагала: да. Наверное, следовало убить это создание. Прямо сейчас — ударить молнией, превратить в прах, каким бы ни был великим воином и магом Гелебор, он странен, наивен — оттого ли, что уверен в своей силе, или же за тысячи лет утратил бдительность ко всему, что не пытается уничтожить сразу. Гелебор редко смаргивал. Ресницы у него были нежными, как у недельного младенца. Он чистокровный, почему-то подумала Эленвен. Нет, не так: он — эльфийской крови, и если сравнивать кто из них двоих ближе к древним альдмерис, к не-воплощенным эльнофей, она проиграла бы по всем очкам. Эленвен набрала воздуху в легкие. Одновременно щелкнула замком: -Я буду первой. «Матерью твоих детей. Возрожденных снежных эльфов.» -Первым... сосудом. Первому Эмиссару не требовалось объяснять своих действий, и все же Эленвен выступила перед солдатами и даже слугами. Она долго говорила о великой миссии во имя меретической расы, конечно же, во имя Доминиона, избегая пока вдаваться в детали. Слишком рано, в конце концов. Может, у Гелебора ничего не получится. Или он убьет ее своей плотью. На лицах солдат и юстициаров Эленвен замечала сомнения, невысказанные вопросы — но и доверие. Ее уважали. Ее боялись тоже, однако в первую очередь считали достаточно разумной. Когда Эленвен предложила проводить приемы в посольстве, приглашать вонючих дикарей-нордов в святая святых Талмора, кое-кто ворчал, а Рулиндил и вовсе съязвил: не будет ли следующим шагом приглашение в постель? Эленвен заставила его замолчать коротким «Если это понадобится во благо Доминиона». В конечном итоге, приемы и связи сыграли на руку всем. Рулиндил охотно пользовался информацией от «гостей». Сейчас он молчал наряду с остальными. Понадобится много объяснений, когда беременность станет заметна, подумала Эленвен, но решила не делить улов прежде рыбалки. Гелебор ждал ее в комнате. Он примостился на углу кровати, напоминая белую птицу на ветке. В жарко натопленных апартаментах Эленвен Гелебор будто все-таки замерз: ежился и передергивал плечами. Слуги принесли все необходимое. Остро отточенный кинжал, огненную соль, зелья. Эленвен сглотнула. Внутри все сжималось, а колени отвратительно подгибались, и она обозлилась на себя — дознаватель, пыточник, палач, ей глупо бояться боли. Она не боится. Любая женщина знает все о страдании, - подумала Эленвен, и почудилось, что мысли чужие. Кто-то открыл ее голову и вложил их — легкими ласковыми движениями. Она сжала зубы, выдохнула и сказала: -Как ты? Я готова. -Я тоже, - ответил Гелебор. Она шагнула ближе, занесла руку над верхними крючками мантии, и замялась, впервые подумав о Гелеборе как о мужчине. В золотистом свете зачарованных факелов он казался особенно бледным, похожим на призрака или ледяное привидение — до какой-то морозной синевы. Эленвен взяла его за ладонь. Гелебор вздрогнул, но не отдернулся, когда она сжала его пальцы. -Начнем, - выдохнула она и все-таки расстегнула первый крючок. Гелебор помог ей со вторым. Пришел черед Эленвен почти-отпрянуть, отметить румянец на впалых щеках — и улыбнуться. -Я подумал... будет нечестно использовать тебя как просто материал, - сказал Гелебор. - Ты красива, Эленвен. Я забыл, как выглядят красивые женщины, и рад, что ты напомнила мне. Он обнял ее, прижал к себе и поцеловал — губы оказались пересохшими, будто Гелебор мучился от многодневной жажды, немного обветренными и очень горячими. Эленвен раздвинула их языком, властная, как всегда и со всеми, и получила награду — мягкий рот. Целовался Гелебор неумело, точно подросток. Он же был монахом, вспомнила Эленвен, или правда забыл все... живое. Что ж, она постарается напомнить. Она вела сначала, но вскоре Гелебор словно проснулся от своего сна на грани забвения. Эленвен хихикнула, когда он забрал в свой нежный рот ее ухо, и дернула плечом, стряхивая расстегнутую одежду. Гелебор отступил, чтобы наполнить ладони ее грудями, и по-младенчески приникнуть к соскам. Эленвен тяжело дышала, запрокинув голову. Между ног текло. Она нетерпеливо дернула завязки на штанах Гелебора, высвободила член — да, она не получит его семени, потому что эксперимент подразумевает иное, но просто хотела посмотреть на член снежного эльфа. Женское любопытство, если угодно. У Гелебора был длинный и смешно-розовый, как уши и веки. Эленвен гладила его, а потом опустилась на колени и сжала полуоткрытую головку губами, оттягивая крайнюю плоть. Гелебор опирался ладонью на стол, отчего при каждом движении позвякивал о склянку с огненной солью кинжал. Эленвен не закрывала глаза, и когда смотрела снизу вверх, Гелебор казался не просто интересным или привлекательным, но величественным, похожим на серебряное изваяние, он будто бы светился изнутри. Выражение лица его было почти скорбным. Акт любви, наверное, напоминал ему о том, что все женщины собственного народа мертвы. «Это неважно», - мысленно отвечала Эленвен, заглатывая тонкий член. «Ты просидел вечность на дне бездны, но я вытащу тебя оттуда». Тоже миссия Талмора. Когда все было закончено, и пришел черед операции, Гелебор уложил ее на чистые простыни. А потом разрезал живот Эленвен, рассекая тонкий слой мышц, чтобы достать пульсирующую сферу матки; его ладони искрились магией, не позволяющей истечь кровью или почувствовать слишком много боли. Багряные капли вспыхивали лиловым, Эленвен наблюдала будто издалека. По лбу долго стекала едкая капля пота, а вдоль позвоночника разбегались колкие мурашки. В паху по-прежнему было мокро. Гелебор сосредоточенно надрезал матку , прошептав незнакомые слова, которые могли быть заклинанием или объяснением в любви на языке снежных эльфов. Эленвен послушно плыла по течению. Она доверяла Гелебору — и ее ощущения были скорее наслаждением, чем болью, а может быть, просто не могла бы отличить одно от другого. Когда он сорвал с предплечья немного кожи и поместил внутрь крохотный комок мяса, она изогнулась в оргазме. Он сшил ее чрево мелкими стежками, и лег рядом на мокрую от крови постель, чтобы обнять плечи и поцеловать вновь. - Я сказала именно то, что вы услышали, третий эмиссар. Рулиндил сделал шаг назад, словно сидящая перед ним в плетеном кресле-качалке женщина покрылась шерстью и обернулась Гончей Гирцина. Эленвен догадывалась о причинах. Она поплотнее завернулась в шерстяную накидку – темно-красную в некрасивых аляповатых цветах, зато теплую. Последние недели она мерзла изнутри. И причину нутряного глубинного холода Эленвен знала тоже. - Высшему руководству может не понравиться… - Рулиндил пожевал тонкими губами. Ему будто попался червяк в салате во время званого обеда. И не выплюнешь, и проглотить противно. «Придется», - Эленвен оперлась на носок, потом на пятку, заставляя кресло качнуться вперед-назад. - Я отправила все отчеты. В том числе о… собственном состоянии. Я получила одобрение. Рулиндил все-таки проглотил червяка. - Да, госпожа. Он развернулся на каблуках начищенных до матового блеска сапог, и ушел. Спустя несколько минут в кабинет из спальни выглянул Гелебор. - У меня все получилось. Он кивнул и сел на пол, рядом с ее креслом. По-собачьи обнюхал колени и прижался щекой и ухом к животу Эленвен – круглому, особенно заметному в ее сухопаром, неженственном теле. Она чуть было не сказала: плод холоден, словно вместо околоплодных вод плавает в воде из проруби. И боль внутри похожа на острые куски льда. Но вместо этого произнесла: - Многие женщины мечтают стать матерями твоих детей… - Эленвен запнулась. – Или твоими собственными? - Благодарю тебя. - Не надо, - отмахнулась Эленвен. Она замолчала, разглядывая Гелебора – последнего снежного эльфа, пока последнего. Жреца культа Ауриэля. В своих отчетах она писала о непостижимой силе и магии древних меров, но думала совершенно о другом. Об Ауриэле – боге солнца. О его битве с Лорханом. Она гладила сухие волосы Гелебора, сравнивая их с лучами бледного зимнего солнца. Ее пальцы сияли июльским золотом. Эленвен прижала пальцы Гелебора к животу, где ждало своего часа дитя. Война никогда не заканчивалась; но Талмор потратил бы бессмысленные столетия на борьбу с Человеком. Теперь все иначе. - Летнее солнце, зимнее солнце, - сказала она, чувствуя себя героиней какой-то странной легенды. – Скоро? Гелебор вновь мягко кивнул. - Да. Близится Солнцестояние. Эленвен почесала его подбородок, точно лаская кошку: - Знаешь, я не уверена, что действительно хочу этого… но когда все начнется, я просто буду с тобой.