Попроси меня.

В воздухе раздался отчетливый свист и звонкий хлопок, эхом разнесшийся по темному помещению, что еще минуту назад было погружено в безоговорочную тишину. Мои глаза распахнулись, а щеку обожгло, словно меня хлестнуло пламя. Я был настолько потрясен, что даже не уследил, как карающая длань поднялась второй раз. Эта пощечина, в которую вложили больше силы, чем в первую, заставила меня упасть на кровать, лицом вниз. Но прижаться к спасительной прохладе покрывала мне не позволили - схватили за ворот белой рубашки и притянули к себе. Инстинктивно я вцепился в сильную руку, властно и грубо держащую меня, боясь, что меня удушат моим же воротником, но хватка только усилилась: - Не дергайся, мой мальчик… - ласково прошипели мне в ухо. Послышался характерный треск, рвущейся рубахи – ткань не выдержала подобного хамского отношения, но ему было на это плевать. - Mein Herr… - мой голос прозвучал умоляюще, так как я чувствовал, как его изящные пальцы перебираются на мою худощавую шею и сжимают ее – пока еще несильно, но и этого хватило, чтобы в моем сердце поселился страх. Жаль, что я видел только очертания, скрытые в полумраке, и не мог досконально рассмотреть его лицо - наверняка такое же бесстрастное, как всегда, и столь же красивое, как у статуи Ареса. Не знаю, почему именно Арес. Может, потому, что это единственный бог старого времени, чье изображение я видел?.. Мои мысли разбегались и никак не могли собраться в одну цельную картину, что, может быть, могла бы дать мне ответ на вопрос: почему так? За что?.. ...А ведь сегодняшний вечер должен был проходить в другой обстановке. Да, наивно каждый раз думать, что я смог укротить его, привязать плотной шелковой нитью к своей персоне. Так почему же я каждый раз думаю именно так? Почему ошибаюсь?.. Потому что... потому что такой вариант меня устраивает, и кому, как не Фюреру знать об этом? При мысли об этом я ухмыльнулся, и, кажется, Его это разозлило, так как его глаза приобрели гранатовый оттенок, а на руке, что сжимала мне шею, начали расти когти, рассекая верхние слои кожи, но не доставая до артерии. - Ты боишься, Дитрих? – промурлыкал Найтлорд мне на ушко, нежно потираясь носом о мою пылающую щеку. Я вздрогнул и еще крепче сжал запястья своего крусника. - Нет… Мне приходилось шептать – хватка на моём горле становилась всё сильнее. Он хочет, чтобы я потерял сознание от удушья? - Ты врешь мне, мой хороший… Его голос звучал вкрадчиво и, одновременно, мелодично, словно журчание ручейка, но при этом пугал больше, чем рык голодного зверя. Я люблю этот голос. Я схожу по нему с ума. И он знает об этом, знает... и потому говорит сейчас так, чтобы его мог слышать только я. Моя несчастная одежда превратилась в лохмотья за несколько секунд, я даже не успел как-либо возразить по этому поводу. Каин, частично активировав наномашины – на второй руке, которая гладила меня по телу, появились когти, раздирая мою плоть и оставляя глубокие царапины. Было адски больно, но о пощаде я всё ещё не просил. Кому, как не мне знать, что крусник любит ломать, вбирая в себя все тепло, что может подарить ему моя бренная оболочка. Любит, когда я молча подчиняюсь ему. А любое упрямство с моей стороны злит его и заставляет проявить еще большую агрессию. Кровь теперь струйками стекала на кровать, пачкая темное с золотым узором покрывало. Боль и удушье завладели мной стремительно, не оставив ни малейшего шанса на положительный исход этого сомнительного предприятия. Но я не хотел оставаться в долгу – или, точнее, я желал вырваться из этой хватки, из этих рук, что медленно и с садистским удовольствием располосовывают нежно-аристократическую кожу, - и инстинктивно сделал единственное, на что был способен сейчас. Но моё единственное оружие, мои Нити подвели меня, как и всегда, когда речь заходила о круснике. Я пытался заставить его отпустить меня. Я кричал «отпусти», но всё было тщетно – ответом мне были лишь короткий злой смешок и шелест раскрывающихся крыльев. Крылья... они появляются лишь во время полной активации. Их шесть и перья на них белы, как снег, и кажутся такими же мягкими, но края их, - я знаю, - острее лезвия бритвы. Кажется, я разозлил его окончательно. Резким и сильным движением он швырнул меня на середину постели, не дав толком вздохнуть, понять, что происходит... Он навис надо мной – прекрасное чудовище, сверкающее улыбкой и острейшими клыками. Еще через мгновение – и мои ладони оказались пришпилены к кровати концами крыльев моего незабвенного начальства, как бабочки булавками. Мой крик перешёл в шипение, а после – в жалкий всхлип, когда, попытавшись вывернуть руки, я лишь позволил крыльям-иглам вонзиться в них ещё глубже. Было больно. До слёз, которые я уже не пытался сдерживать. И страшно – уже всерьёз... -Сам виноват, Дитрих… Каин наклонился ко мне, стёр поцелуем слезу с моей щеки. - Ты себе представить не можешь, какой ты сейчас красивый. Тебе так идет этот образ измученного болью ангела… Он наблюдал за тем, как тяжело и прерывисто я дышу, пытаясь взять себя в руки. Но, лишь только это начало у меня получаться, как он вновь пустил в ход когти, и я закричал опять, не в силах совладать с собой, оглушенный болью... Он рассмеялся. - Попроси меня, Кукловод… попроси, и я остановлюсь… -Никогда!.. – только на крик мне и хватало сейчас сил. - Никогда… любимый... ...А боль продолжала ломать меня, словно ураган – тонкую березу. *** - Почему ты не попросил, Дитрих? – поинтересовался мой любимый ангел, прижимая меня к себе среди плещущейся темноты регенерационного раствора. - Зачем? - я улыбнулся и коснулся губами его щеки. – Ты же знаешь – мне понравилась наша игра.