Взаперти

Недзуми вздыхает, отставляет в сторону тяжёлый чайник, жмурясь от боли в перенапряжённой руке, и смотрит в зеркало. На щеке останется шрам… Опять на работе пристанут с неудобными вопросами. И что ответить? Юноша тихо фыркает, кидая взгляд в сторону сжавшегося в углу комнаты Сиона. Снова… Значит, скоро снова будет припадок. Недзуми чуть прикусывает губу, глядя на одинокую фигурку. Больно смотреть на неё. Больно, непозволительно больно и холодно от осознания того, что когда-то этот человек давал имена крысам, с удивлением и восхищением познавал классику… И был таким живым, весёлым, смешным… Был тёплым… А теперь всё прошло. Теперь только срывы, временные просветления, и вновь… это. Даже кормить нужно с ложки, иначе Сион не будет есть, пока не умрёт от голода. Нужно водить за руку по дому, доводить до ванной и туалета, мыть… Нужно всё делать за него. Всё. — Давай, Чудик… - слабая улыбка мелькает на сухих губах. Как близко… Кажется, что вот-вот, и… — Последняя ложка, - обещает Недзуми и показывает Сиону яблоко, с огромным трудом добытое на рынке Западного района. Больно. Всё тело будто парализовало от отчаянья и ужаса. Крыс устал. Он очень устал, но не может просто сдать Сиона куда-то в клинику. А ещё каждый день приходят письма от его матери. Когда-нибудь придётся сказать правду, а не подделывать почерк Сиона… Но не сейчас… Эта тонкая нить лжи ещё удерживает на грани реальности самого Недзуми. И он не может отказаться от этого. Пока нет… Юноша медленно открывает рот, позволяя ложке с супом скользнуть внутрь, глотает содержимое и внимательно смотрит на яблоко. Крыс сглатывает и закусывает губу, осторожно гладя Сиона по голове. Хотелось бы, чтобы он обратил внимание на тёплую руку на макушке, а не на яблоко, но ведь невозможно. Губы дрожат, когда юноша достаёт из кармана штанов складной нож и принимается резать яблоко. Тёплая ладошка тут же вырывает фрукт, и Крыс вздрагивает. Он садится напротив, со щемяще-грустной улыбкой наблюдая за тем, как Сион ест. Сам. Он делает это слишком редко, чтобы можно было упустить момент и не полюбоваться. — Ты молодец… - тихо шепчет он, будто маленькому ребёнку, опуская взгляд и пряча лицо в ладонях. Что ж… Теперь он хотя бы вновь умеет плакать. Недзуми распахивает глаза, чувствуя, что они начинают слезиться от воспоминаний. Противно. Эльюриас… за что? Почему всё обернулось именно так? Почему… Почему нельзя было просто убить его и спасти Сиона? В здравом уме… Крыс уже научился понимать состояние Сиона и угадывать приступы ярости, накатывающие, порой, совершенно внезапно. Теперь жить можно лишь так. От взрыва до взрыва. Только иногда, очень редко, настоящий Сион… его Сион… возвращается к нему. Но обычно это заканчивается одним и тем же. Его слезами, жалобными всхлипами, сбивчивыми извинениями и мольбами избавиться, отправить на лечение. Вот только если его отправить, то вряд ли вернётся… Недзуми сглатывает, подавляя желание уйти куда-нибудь на время скорого приступа, и делает шаг к юноше, сжавшемуся на полу. Уйти нельзя. Нужно быть рядом. Нужно до конца быть рядом. Нужно помочь… Хоть как-то облегчить те страдания, что он испытывает. Сион когда-то рассказывал, что происходит в такое время. Говорил, что ему очень нужно тепло. Что постоянно мёрзнет. Что так хочется прижаться к чему-то живому, любящему… Тогда Недзуми не понял. А теперь не допустит такой глупой ошибки. Он осторожно приседает рядом, и очень бережно, дабы не напугать, не спровоцировать, обнимает Сиона. Тот не шевелится. Только открывает глаза, невидяще глядя вперёд. Крыс выпрямляет ноги, прижимаясь грудью к спине Сиона. — Ты как? – тихо, обречённо спрашивает юноша. Он знает, что ответа всё равно не последует, но не спросить не может. Что-то заставляет. Может, он просто продолжает надеяться на то, что Сион вернётся? Его Сион. Тот самый… Тот, который «поцеловал» на прощание, тот, который спас Недзуми жизнь несколько раз… Тот самый Чудик, который каждый вечер читал соседским детям книжку, который был готов помочь любому, что и доказал однажды… В груди что-то болит. Давит с неимоверной силой, раскалывается на кусочки холодных льдинок. Сион молчит. Он теперь постоянно молчит. Что там напутала Эльюриас со своим воскрешением – не понятно. Но после того, как Сион встал с бетонного пола, где, казалось, и будет погребён под обломками рушащегося здания, стало ясно, что он больше не сможет жить с людьми. Что-то было не так. Что-то угнетало его, тяжёлым грузом давило на сердце и сознание. Это стало понятно, когда Сион ударил Недзуми. Прямо у разрушенной стены. Стоило Крысу отвернуться, как его развернули и вмазали. Крепко. Не простая пощёчина, а настоящий удар, которым можно было запросто убить кого-то помладше и послабее. Тогда Недзуми не отпустил Сиона домой. Он уже заподозрил неладное. Всё подтвердилось на следующий день, когда юношу привели в дом Крыса, связанного и окружённого несколькими собаками, для верности. А позади процессии шествовала Инукаси. Её лицо было расцарапано, а под ногтями Сиона запеклась кровь. Больше он на улицу не выходил. Уже год… И это только усложняло ситуацию. Теперь юноша мог срываться только на Недзуми, причём с особой жестокостью. А потом он приходил в себя. Примерно на день, не больше. И это время было наполнено слезами, какими-то совершенно глупыми, по мнению Крыса, уговорами и хлопотами над синяками и порезами Недзуми. Сион, может, и рад был бы убить себя, но прекрасно понимал, что тот без него не выдержит. Если уж предпочитает постоянно отчитываться перед начальством за каждый порез, из-за которого на Крыса уходит гораздо больше грима, чем обычно. Ещё один еле слышный вздох, и Недзуми прикрывает глаза, чуть крепче сжимая руки на груди Сиона. Наверняка ему опять холодно. В такое время Чудик часто твердит об этом… А сейчас молчит – плохой признак. Вот-вот сорвётся. Сколько раз уже Сион просил связать его? Ну неужели он не понимает, что… что Крыс просто не сможет смотреть на него… такого. Извивающегося, бранящегося, отчаянно пытающегося вырваться из пут. Сдерживать невозможно. Давать отпор – опасно для жизни. Да и как он ударит Сиона… А он тёплый. Пускай не разговаривает, не реагирует, но тёплый. Живой… На Сионе одеяло. Мёрз, но в кровать лечь не захотел, как и всегда, в принципе. В итоге стащил его на пол, сжавшись в комок. Но даже через толстую ткань чувствуется мерное биение сердца. Правда, оно постепенно начинает ускоряться, так что еле заметный тычок в рёбра не становится такой уж неожиданностью. Недзуми вздыхает, покорно отпуская Сиона. Дверь закрыта. Прибежать не должны… Да и не кому. Сион резко разворачивается. Следующий удар, уже куда более ощутимый, приходится в челюсть, и Крыс падает на пол, отчаянно ища в алых глазах хоть какие-то признаки тепла, беспокойства… Чего-то… домашнего. Частички Сиона. Напрасно. В такие моменты он не тот привычный Чудик. Не аутистичный юноша, безразличный ко всему, что его окружает. Он… зверь. Из раза в раз Недзуми пытается опровергнуть это, доказать самому себе, что его Чудик рядом… И из раза в раз терпит сокрушительное поражение. Его нет. Нигде нет. Ни в руках, которые сейчас с жестокостью расцарапывают лицо Крыса, ни в глазах, подёрнутых пеленой невменяемости, ни в седых прядках волос, растрепавшихся, непричёсанных и от того ещё более неопрятных. Недзуми опускает веки и морщится, сгибаясь пополам от сильного удара в живот. Если не дать ему волю – то может вообще убить потом. А так только потешится и успокоится. Потом даже в себя придёт. На время… Сегодня Сион останавливается как-то чересчур быстро. Он в ужасе глядит на свои ладони, все в крови Недзуми, и тот вздрагивает. Обычно его подопечный не «возвращается» так рано. Проходило несколько часов, прежде чем взгляд Чудика прояснялся, так что Крыс успевал вымыться и хоть как-то залечить царапины и синяки. Раньше ещё и порезы, но теперь в доме нет режущих предметов. Только боевой нож. Который всегда при Недзуми. — Крыс… - тихо шепчет юноша и бросается к двери, но та теперь закрывается на несколько замков, о которых Сион не знает, так что получается только дёргать проклятую деревяшку на себя, в бессильных попытках вырваться из подвала. Крыс вздыхает, поднимаясь с пола. Тихий всхлип нарушает воцарившуюся на несколько мгновений тишину, и юноша вновь сжимает Сиона в своих руках. — Всё хорошо, - уверенно шепчет он, радуясь тому, что его Чудик снова рядом. Тот мотает головой, разворачивается и утыкается лицом в грудь Крыса, с ужасом понимая, что футболка Недзуми тоже разодрана. — Нет! Ни капли не… - Сиона затыкают. Затыкают мягким, очень нежным поцелуем. И он не может не ответить. Он ведь так редко в сознании, так редко может видеть Крыса, прикасаться к нему… А сейчас… Выходит… Недзуми его ещё и любит… И взаимно… Жаль только, что времени у них так мало… Тонкие руки, усеянные алыми каплями, обвивают шею Крыса, мягкие губы поддаются, раскрываясь навстречу настойчивому языку, и вскоре Сион уже не способен даже стоять. Он обмякает в сильных объятиях и тяжело дышит, закрывая глаза. Совершенно невероятным образом юноша оказывается на кровати. Недзуми отходит куда-то и возвращается мокрый. С волос течёт. Он забирается под одеяло, тут же прижимая к себе тёплое тело, и вздыхает, чувствуя, как Сион льнёт к нему. Редкость… Завтра он опять станет призрачной куклой. А через месяц сорвётся… До этого за Сионом нужно ухаживать, как за младенцем, кормить с ложки и вовремя водить в туалет, но пока… — Я хочу умереть, Крыс… - уже без слёз. Хотя нет. Ещё нет… Вскоре Сион, как всегда, попытается отвернуться, чтобы потом всю ночь тихо плакать в подушку. Только на этот раз Недзуми не позволит ему отвернуться… Юноша стискивает веки, притворяясь, что не услышал этих слов, и касается искусанными губами виска Сиона. Дурак… Знает… Точно знает, что Недзуми не выдержит этого. И всё равно каждый раз одно и тоже. Но Сион особенный. Он сильный. Может, когда-нибудь что-то изменится? — Спи уже…