Слишком мало времени

Золото и серебро. Цвета эльфийских и человеческих владык, цвета драгоценностей знатных дам, цвета богатства, власти и красоты. Цвета доспеха, облегающего тело Верховной Жрицы. Под шлемом по-прежнему горят яростью глаза, черные волосы по-прежнему коротки. Кассандра как была, так и осталась воительницей. Доспехи и меч ей привычней длинных одеяний - хотя все должно было уже стать наоборот. И Лавеллан по-прежнему любуется ею. Нет - даже больше прежнего. Сейчас Кассандра сверкает, даже забрызганная кровью. Даже когда совсем близко, бережно придерживая за локоть пошатнувшуюся Лавеллан, спрашивает, сильно ли болит. Сильно. Но Лавеллан смотрит на Кассандру, и это помогает терпеть боль. Метка разбрызгивается зеленым на фоне блестящих доспехов. Словно королевских. Нет - власть Верховной Жрицы больше власти любого короля. Тонкая рука Лавеллан в сильных, уже начинающих снова становиться жесткими от меча пальцах Кассандры выглядит совсем маленькой. И вся Лавеллан - маленькая, хрупкая, страдающая. Дориан, глядя на них, не упускает случая выразить умиление - в своей своеобразной манере. У Верховной Жрицы не может быть детей - во всяком случае, известных. Верховная Жрица не может выйти замуж. Но кто сказал, что Верховная Жрица не может любить? И она любит, Лавеллан чувствует это. Любовь поддерживает их обеих. Пусть даже сейчас им редко удается урвать мгновения, минуты, чтобы побыть наедине. Ладонь Лавеллан вся в зеленых полосках от Метки. Постепенно полосок становится больше, они расчерчивают руку почти до локтя. Словно новые вены поверх старых, вены, в которых течет ядовитая кровь - хотя вряд ли это вообще можно назвать кровью. На привале Кассандра гладит эти полоски, касается осторожно и бережно. Так, что её прикосновения даже приятны. Лавеллан старается не думать, больно ли при этом самой Кассандре. Она слишком утомлена собственной болью, чтобы взять на себя беспокойство о чужой. А Кассандра молчит. Кассандра воин, а не изнеженная принцесса. Даже когда она снимает доспех, её тело остается тяжелым, сильным, с немного грубоватой кожей. Лавеллан всегда нравилось прикасаться к этой коже. Нравится и сейчас - от Кассандры пышет жаром, а она сама, кажется, постоянно мерзнет. Зеленый огонь ярок, болезненен, но холоден. Конечно, их видно, и видно, как именно они сидят... но Дориан молчит. Молчит и Коул - и Лавеллан благодарна ему за это. Время привала проходит быстро. Они не могут позволить себе спать - здесь и сейчас. Только отдохнуть, отдышаться после очередной схватки, на скорую руку поесть. Лавеллан не хочет есть, хоть и понимает, что надо. И она тянет время, тянет секунды-минуты рядом с Кассандрой, смотря на неё, прикасаясь к ней. Дотянуть до часа не получается ни разу. Впрочем, это было бы опасно. Рука болит все сильнее. И Лавеллан совершенно не уверена, что доживет, успеет остановить новую войну . О том, чтобы пережить, она уже и не думает. Слишком мало времени осталось у неё. У них. Побыть друг с другом час - непозволительная роскошь. Сколько таких часов они, не задумываясь, тратили в Скайхолде? Лавеллан уже и не помнит. Но хорошо и то, что есть. Что Кассандра пошла с ними. Место Верховной Жрицы ведь совсем не здесь, и кажется почти кощунственным пачкать золото и серебро её доспехов в крови и грязи. Впрочем, Лавеллан не знает, из чего они на самом деле. Но Кассандра выглядит в них прекраснее любой королевы. Любоваться. Драться, разливая изумрудный огонь, становящийся все менее контролируемым. Радоваться, когда удается урвать прикосновение к обнаженной коже, а не к металлу доспеха. Их время проходит быстро. В невидимых часах падают вниз последние золотистые песчинки.