Hassliebe.

      За окном на небе гуляли тучи, время от времени закрывая солнце. От настежь открытого окна разило благословенной прохладой. Бежевые стены, холодный кафельный пол. Мужчина с непонятной тоской смотрел на своего «напарника», а тот, словно не видя пустоту в его глазах, продолжал оголять своё довольно не молодое, но красивое тело.       Беги от него.       Как давно это началось, никто не знал. Бытовые заботы и проблемы стёрли ту грань между их обычным приятельским общением и чистой воды использования друг друга для получения удовлетворения. «Напарник» по своей натуре был хитёр как кот, и, увидев свою «игрушку» впервые сделал всё, лишь бы начать с ним хорошее общение. — Хаген, — эта фраза сидела в его голове какой год. Его имя и та самая интонация, тот самый слегка прокуренный, но мелодичный голос холодно отчеканил своё имя.       Он снова будет тебя использовать, беги!       Хаген смотрел на него, как на какую-то дешёвую простушку. Хотя, какая между ними сейчас была разница? Только в поле. Ему поначалу, конечно, не доставляло удовольствия получать ласки от мужчины, но потом привык. Он привык ко всему, чем долгие годы занимался с женщиной, теперь занимается с мужниной. Было больно и непривычно, потом стыдно и посмешно. В первый раз он перепугался, но не подал виду, так было и сейчас.       А что «напарник»? Ему не было зазорно такое вытворять, вообще чувство всякого стеснения полностью отсутствовало. На сцене, в начале своего творческого пути ему полностью сносило крышу. Песенки про жестокость и сперму быстро разошлись по небольшой аудитории, но ответ был неоднозначный. Время поставило на своё место его творческий стиль, но не подход к концертам. Там его фантазия могла полностью разгуляться, особенно в плане образов. Пару лет назад он спокойно прыгал перед публикой в наряде моряка, а под конец превращался в сомнительную «девицу», надевая платье с октоберфеста. Хагена это никогда не заводило, но однозначно, это играло особую роль в их взаимодействии.       Крепкие руки быстро дотянулись до чёрного воротника рубашки, и, расстегнув самую первую пуговицу, принялся за остальные. — Остановись, — в своей непривычной грубой манере прорычал Хаген, осторожно убирая руку «напарника» от очередной пуговицы. — Ты в порядке? — «напарник» обомлел. Он никогда не получал отказа от Хагена, да и по нему это было видно. В голосе не отдавалась такая привычная шальная наигранность, которая зачастую была кстати. Хаген не видел сейчас своего «напарника», а лишь коллегу по работе, всё того же Штефана. — Нет. Прошу, уйди, — тот уже было хотел встать, но Штефан и его характер не позволили это сделать. Он силком подвинул мужчину к себе, словно котёнка за шкирку. — Говори, что случилось? — он был непоколебим, лишь медленно, словно удав, вглядывался в глаза недовольного Хагена. — Между нами нет никакой химии, ты только используешь это положение и меня заодно… — он резко остановился, увидев на лице Штефана гадкую усмешку. — Химии никогда не было, и быть не могло. По сути, — он отодвинулся, выпрямив плечи и поджав ноги под себя, — это даже и хорошо, нет никаких обязательств и прочей рутины. Мы просто получаем удовольствие, разве это может обсуждаться? — Нет, но не в такой форме, — Хаген начал застёгивать все пуговицы, а Штефан, печальным взглядом смотрел на солнце, выглядывающее из-за туч. — Ты хочешь быть любимым, или просто надоело быть нижним? — ответ последовал не быстро. — Найди для этих дел себе девицу, а меня не трогай, — он застегнул все пуговицы, кинул взгляд на Штефана. Тот обдумывал всё сказанное басистом, и каждое слово медленно приводило его в бешенство. — Не ценишь ты чужой труд, — Штефан тяжко вздохнул, повернувшись к мужчине, — я ненавижу расстёгивать пуговицы, слишком муторно. — Ничего, найдешь, для кого ещё стараться, — наконец он встал на ноги, они непривычно болели, особенно коленные суставы.       Вслед за ним вскочил Штефан, необычайно быстро и резко, он вцепился в мужчину руками, и силком притянул к себе. Резким поцелуем впился в губы, покусывая нижнюю губу Хагена. Штефан удерживал его без особого затруднения, да и мужчина не особо сопротивлялся. Губа быстро закровоточила, багровая жидкость каплями спускалась вниз к подбородку. Всё вновь пришло на круги своя.

***

      Места сей действия быстро сменилось, Штефан перетащил Хагена в другую, более тёплую комнату, и вновь начал расстёгивать пуговицы на его рубашке. Он был готов сделать многое для получения желаемого.       Зверь.       Не в состоянии расправится с тремя оставшимся пуговицами, просто силком оторвал их от рубашки.        <I> Кто тут ещё не ценит чужой труд? </I>       У обоих по всему телу бегало ноющее тепло, которое как гром отдавалось в низу живота. В такой момент Хаген чувствовал ненависть к Штефану за невозможность хоть как-то изменить ситуацию, но с другой стороны некую привязанность, если не любовь.        Оба плюхнулись на небольшой матовый чёрный диванчик, и полностью оголившись, Штефан по своей дурной привычке, взял всю инициативу на себя. Сел на колени, и начал затяжно кусать шею Хагена, когда тот смотрел на выпирающую тазовую кость «напарника». Хоть Штефан не был таким стройным и худым, но можно согласиться, этот маленький элемент в его теле выглядел весьма привлекательно. Руки басиста с небольшой опаской шли вверх до талии. Штефан ждал этого, но не показывал своего восхищения от происходящего. — Шлюха, — грозно прошипел он и размашисто хлопнул «напарника» по ягодицам.        Насадив партнёра на член, Хаген начал чутка приподымать Штефана за талию, а дальше пошло всё по накатанной. «Напарник» освоился и стал ловко двигаться, попутно ускоряя темп, а тепло всё так же отдавалось внизу. Штефан быстро двигался, но не стонал, считая это зазорным, мужчина не должен стонать, а лишь глубоко и часто дышал, что было хорошим показателем. Хагену нравился не сам процесс, а скорее созерцание фигуры партнёра. Его тело: мелкие изъяны, в виде шрамов, тату, которые при таком близком расстоянии можно разглядеть в деталях, лишь мало заметный пресс и тазовая кость. В такте моменты он любил лишь глазами, и мало что его могло отвлечь.        Штефан без остатка сил через некоторое время ввалился на диван, утягивая за собой Хагена. У того на животе красовалось пятно белёсой жидкости, что бывало довольно-таки редко.        Они лежали молча на этом злосчастном диване, Штефану было просто хорошо в смысле законченности, а Хаген чувствовал некую обиду, и даже злость за это. Жгучая ненависть смешивалась с приятным ощущением по телу, что давало неприятный коктейль.       Ненавижу.