Танцует!

Строгий мэр за барной стойкой в эту развеселую ночку. Все еще как бы на чеку, на посту, на посту с постной миной и бокалом полупустым Мартини. - Плесни мне, Лукас, кальвадос, что ли! И быстрее! Вновь Миллс одна, вновь пьет до дна и начинает пальцами выстукивать ритм канкана, но ей еще рано, и она еще не пьяна. И все пары - парами и в парах, в дыму и запале вечернего угара. Мэр трезва, и ей еще рано. И ее так не много - только она сама. Хоппер раскружил над головой Руби. Красные круги и красные юбки. Челяди так не грустно, как трезвому мэру. - Плесни еще Парижа! Кальвадос! До полного бокала! - наклонилась к Лукас ближе и почти на ухо: - Когда у Вас доходит до канкана? - Рано, мэр Миллс, рано, - Лукас-старшая напомаженная в ярко красное, - горожане, чтоб Вы знали, - агнцы. И никакого канкана. - В присутствии мэра? - Миллс поднимает брови. - Хопперу можно, а мне... - Миллс оперлась руками о стойку. - Прочная! А я... - осушила до дна, - я бываю такая порочная. Но еще рано, только два бокала: Сторибрук - не Париж! Нет здесь ни гармошек, ни балалаек. - Как это? - и сидящий рядом Лерой просиял. - Надо мэру баяна - будет баяна и балалайка, это - как Вы пожелаете. - Спрыгаешь, гном, на трех струнах! А - ну! Хочу канкана, и плесни мне, старуха, в бокал кальвадос, - Миллс икнула и отвернулась. Гном не шутил и через пятнадцать минут - одна гномья нога тут и другая - за... И вот под неамериканские аккорды мэр застучала пальцами по стойке, закивала головой удовлетворенно и почти пьяно, но ей еще рано, и все остановились, посмотрели на нетрезвого мэра, но еще не пьяного, и подложили в собственном пьяном угаре, кроме. Кроме Свон, стоящей в дверном проеме, будто в глубокой коме, вцепившись в руку пирата. Сурового пирата с поднакрашенными глазами. Миллс икнула, соскочила, соскользнула со стула, осмотрела пирата с головой и в лицо: - На левом глазу линия не ровно! Свон, что Вы застыли, что Вы? - Миллс подхватила шерифа под руку. - Вы, наверное, не танцуете такие раскованные танцы, только лебедью медленно-медленно. Стойте - смотрите! - Миллс встала на стул и готова была шагнуть на стойку, подняв не слишком длинную или короткую юбку. - Что это на Вас нашло? - Свон коршуном около. Миллс села на стойку, качнула ногами, и лицо Свон поравнялось с мэрским декольте. - Кальвадос! Парижа! Плесни мне, старуха! - А ну-ка, Миллс, слезай оттуда! - Вы так раскованно не любите? - Миллс откинула туфли и грациозно пошла по стойке. - Я станцую, арестуешь меня? - подмигнула и пошатнулась. - Стой там! Стой там! Я ловлю! - Не улавливаете, мисс шериф. Ни нот, дай Вам балалайку - все испортите. Не впервой! Лерой! Давай французской гармошки! И, Сторибрук, устремил взгляды - мэр танцует! Будет, танцевать будет, но еще рано... Миллс вновь опустилась на стойку и принялась раскачивать голыми ногами: - Итак, мисс шериф Свон, что вас так испугало? - Ты пьяна! - Не особо, рано, шериф, рано выводить меня из себя! Не в себе... А ты вон, - Миллс махнула рукой, а потом - из рюмки кальвадосом в пирата, в франта, метросексуала с кривой стрелкой около левого глаза, - с тем, не со мной! Какая мораль, когда погано? Плесни, старуха, кальвадос, не в бокал - на пирата! Это - наезд, и это - протест! Я станцую канкан, Вы узнаете, мисс Свон, как мэр... - Горячая... - Именно, - Миллс притянула к себе лицо шерифа и поцеловала с лёгкостью королевы в губы, - властью данной мне и отобранной у меня - все танцуют, все пьют, Лерой, гармошку и под ноты! Строгий мэр на барной стойке в эту развеселую ночку. И все - под ритмы канкана. И она пьяна. И она танцует до упада прямо в руки такой разсерьезной Свон, а потом... А что же потом?* *конец 10-го, ориентировочно, сезона.