В Шоколаде

В заведенье с хорватским названием «Чоколада» Николас как обычно натирал до блеска барную стойку, когда дверь хлопнула, колокольчики звякнули, а в тихое кафе зашел молодой человек, кутаясь в свой длинный шарф. Незнакомец потер покрасневший нос, снял перчатки, спрятал их в карманах, обдал дыханием замерзшие руки. - Руска зима, - будто выругался парень. Эти слова Николас понял. Это первое что он выучил, когда первый раз озяб в начале ноября. Незнакомец присел на барный стул и начал пристально осматривать Николаса. Бельгийцу стало не по себе. - Могу помочь? – спросил Нико на русском. - По-русски говоришь? - Мало, - кивнул бармен. - Кофе мне сделай. - Эспрессо? - Да, - нервно бросил гость, оглядываясь. – Маджьяр где? - Простите? - Венгр. Hungarian. Понимаешь? - Саболч? Не работает. Выходной! – обрадовано произнес Нико, довольно вспоминая русские слова. - Хозяин здесь? - Хозяин? Босс? - Ево будала. Ивица. - Ивица тут. Звать? - Нет, - махнул рукой черноглазый незнакомец. - Ты давно здесь? - Я? Нет, - подумал немного. – Месяц. - Данко, - гость протянул руку для знакомства. - Николас, - бельгиец широко улыбнулся. - Откуда? - Брюгге. - Где это? - Бельгия, - удивленно ответил Николас. - Я из Сербии. Знаешь Сербию? Белград, Крагуевац. - Конечно знаю, Сербию знаю. Белград. Соседи Хорватии. Данко фыркнул, усмехнулся. - Нравится здесь? - Работа? Да, - кивнул. Серб допил свой кофе, вытер салфеткой обкусанные губы, подмигнул и направился на кухню. Николас даже возразить не успел, да и не знал, как это сделать на русском. Резко стало слишком тепло и запахло рыбой и специями. Знакомый родной запах. Кожу защипало, на глазах навернулись слезы. Хозяин кухни стоял к нему спиной и что-то быстро резал большим ножом. Стук лезвия по деревянной доске, такой же привычный, как и его фартук, как большая каменная печь. - Добар дан, Ивица. Хозяин обернулся, отложил нож. Удивление или какой-то испуг отразились на его покрасневшем от жара лице. - Добар, добар, - он вытер руки о фартук, испачканный кровью. – Койи гости! - Как поживаешь, хозяин? – Данко снял с головы шапку, прошелся пальцами по непослушным волосам. - Хорошо. Замерз что ли? - Немного, - серб улыбнулся, огляделся. – Все так же. - А чему поменяться? Садись, - придвинул ему стул, убрал блюда со стола. – Тут тепло, согреешься. - Спасибо, я ненадолго. - Что так? Времени нет? - Да времени полно, тебя отвлекать не буду. Ивица сжал тонкие губы, задумчивый отошел к своим кипящим кастрюлям и сковородкам. - Алекс как? - Живой. Работает. Ивица подошел, сел рядом, взял его руку в свою, прижал к губам. - Совсем замерз… - Иво, - Данко попытался высвободиться, но хорват не отпустил. – Просить пришел. - Проси, душа моя. - Деньги нужны. В долг, - глаза опустил, щеки горят, губы задрожали, видно что стыдно, а просить больше не у кого. - Погодь, - хорват встал, достал из шкафа бутылку красного вина, налил в бокал до краев. – Выпей, согрейся. Данко взял бокал обеими ладонями, сделал глоток, шмыгнул довольно. - Сколько нужно? – Ивица достал из кармана портмоне, отсчитал пять купюр, положил на стол. Хватит? Данко посмотрел на него, на пятитысячные купюры, снова на Ивицу. - Хватит. - Вот и все. Теперь как гость сиди. Пей пока. Я закончу и посижу с тобой. - Спасибо, - прошептал Данко, пряча деньги во внутренний карман куртки. - Ты не голодный? Может хочешь чего? - Нет, меня уже твой Николас угостил кофе. - Познакомились? Как тебе? - Красивый, - грустно ответил серб. - Скажешь тоже! – Ивица засмеялся. – Одна беда – по-русски не говорит. - А в остальном хорош? - Хорош, - Иво поднял крышку, выругался, встретившись с паром. Бокал звякнул, вино разлилось большой красной лужей. Данко вскочил, чтобы не залило брюки. - Ну что ты творишь? – Ивица подоспел с тряпкой, кинул ее на стол, поймал тут же Данко в объятья. – Ну чего ты? – схватил за лицо, повернул к себе. – Чего? – ослабил хватку, провел пальцами по лицу, от скулы до подбородка. Данко снова отвел взгляд, длинные ресницы подрожали и легли, успокоились, а под ними смерчи и молнии. – Ну чего ты к дитю то ревнуешь? Скоро к кастрюлям и сковородкам меня ревновать начнешь! - Пусти, хорват! – ощетинился весь, отскочил. Ивица нахмурился, вздохнул, вернулся к готовке. Этот стоит молча, осталось только губы надуть. Что за капризы? - Сядь, налей себе еще. Рыбу будешь? - Ой, заботливый какой, братец! С чего бы вдруг? - Данко, рот закрой! Чего хочешь? Поругаться снова? Подраться? - Ничего не хочу, - сел за стол, налил себе вина. – Соскучился, - прошептал он еле слышно. Ивица выругался тихо, развязал фартук, бросил на стул, подошел к Данко, поцеловал в макушку, прижал его голову к своей груди, погладил по волосам. Тот потерся об него, как уличный кот, которого приласкал случайный прохожий на улице, посмотрел ему в глаза Николас сидел у окна и рассматривал прохожих, когда из кухни вышел Данко. - Пока, рыженький! – бросил он, надевая шапку и завязывая шарф. - Пока, - пролепетал бельгиец, подумав о том, что парень так и не заплатил за кофе. - До свидания, Роман, - вымотанный диалогом с Широковым, Володя уже выпивал пятую чашку чая. - До свидания, - Ромка улыбнулся ехидно, открыл дверь и тут же натолкнулся на Малафеева. - Вы закончили? - Да, - Ромка еще раз заценил его парфюм, оказавшись в облаке аромата. - Ну тогда мы можем ехать. На этот раз Вячеслав сам сел за руль, заботливо открыв Роману дверцу и перекинув бумаги на заднее сиденье. Ромка поймал его взгляд в зеркале, Слава шутливо ему подмигнул и завел автомобиль. - Есть любимое место? - Выбирайте, где вам уютнее. - Вчерашнее подойдет? - Далековато. Я автомобиль свой оставил у вашего офиса. - Не беспокойтесь, я верну вас обратно к вашему автомобилю, Роман. Договорились сначала поужинать, а потом уже обсуждать дела. Ромка подметил, что давно так не ужинал, не оглядываясь на цены в меню, вообще ни о чем не думая. Он даже поймал себя на том, что совсем уже не хочет ничего обсуждать. Их разговор с Малафеевым получался таким легким и непринужденным, будто они не оппоненты в судебном деле, а хорошие приятели. Все это смахивало на свидание. С одной стороны, Ромка уже больше года не то что не был на свидании, а вообще не имел хоть каких-нибудь романтических отношений, с другой, он прекрасно помнил прошлые ошибки и наступать на те же грабли было не в его духе. И вот они сидят за одним столом, пьют белое полусладкое, такое же белое, как и сам Вячеслав Александрович, такое же полусладкое, как и его улыбка. Он о чем-то весело рассказывает, кажется, о его последнем путешествии в Майами. Даже заикнулся о детях. Ромка вспомнил дело, несколько раз перечитанное в архиве, стало немного неловко. - А вы любите путешествовать, Роман? - Все как-то времени не было, - сухо ответил Ромка, повторяя себе «это не свидание, он не в твоем вкусе». - Я же не спрашиваю вас, путешествовали ли вы. Я спрашиваю, любите ли. - Как я могу сказать да или нет. Если я не пробовал чего-то, я же не могу это оценить. Они посмотрели друг другу в глаза, и Малафеев сдался первым в этом поединке. - Вы правы, Роман. Нужно для начала попробовать… - Будет время, попробую. - Простите? - Ну, путешествовать… Будет время, слетаю в Европу. - Вам должно понравиться. Скорее всего Германия. Вы же любите порядок. Рома усмехнулся. Подколол. - Еще вина? - А вы уверены, что стоит? - Ну, так как я за рулем, то предлагаю вам. А к тому времени, как мы вернемся к офису, думаю, вы полностью протрезвеете. Вы же не намерены меня так легко отпустить? - Вы уж простите, но нет, - Ромка придвинул к нему бокал, чтобы Слава смог его наполнить. У Вячеслава зазвонил мобильник, он извинился, ответил на звонок. - Уже приехал? Парни встретили? Завтра увидимся, отдыхай, - он отложил в сторону телефон, улыбнулся. – Друг приехал из Москвы, давно его ждал. Ромка пожал плечами, не выказывая особого интереса к его личной жизни. - Ну, может, уже и делами займемся? – Роман откинулся на спинку кресла, лениво доставая папки из кейса. - И куда вы все торопитесь? - А мне домой надо. - Вас там ждут? - А вас разве нет? Вячеслав устало потер переносицу, взглянул на Романа из-под бровей. Уставшие серые глаза. Совсем бесцветные и вовсе не холодные. Ни теплые и ни холодные. - Нет, меня дома не ждут. - А дети? - Дети давно спят. Они с бабушкой. Роман выпрямился, положил ладони на свои треклятые документы и осторожно посмотрел на своего собеседника. Такой откровенности он от него не ожидал. А тот только приблизил к себе пепельницу, без спроса достал сигарету из пачки Романа и закурил. Повисла тишина. Где-то за соседними столиками люди обсуждали свое насущное, звенели бокалами и вилками, раскупоривали дорогое шампанское, лед с плеском опускался в напитки, нож разрезал красное мясо рыбы. - Меня тоже не ждут, - вдруг выдавил Рома. Дима на работе, а больше у него никого нет. Он закурил за компанию. - За одиночество, Роман? – Слава поднял бокал, выдавив из себя улыбку. Ромка без слов ответил тем же. Дела обсуждались тихо, ровно, на холодные головы. Без всплесков и эмоций, только сигареты уходили одна за другой. Они ушли последними, оставив полную пепельницу и оплаченный счет на неприличную сумму. - Я довезу вас до дома. А завтра, если хотите, ребята заберут вас с утра. - И все же лучше к моему автомобилю. - Роман, вам нельзя за руль. - А вам? Ну да, вам все можно, - Рома поднял повыше шарф, пряча нос. - Нет, к сожалению, не все. Садитесь, я довезу вас до офиса. Остановились только раз. У какого-то ларька. Слава молча вышел, купил что-то и сел обратно. Рома схватил брошенную в него пачку Мальборо, вторая легла в карман пальто Малафеева. - Я ваши все выкурил. - Я думал, вы не курите. - Редко, - ответил Вячеслав и рванул по ночному городу. Попрощались, пожали руки друг другу, и Ромка ушел. Слава проследил, как Роман покинул улицу на своем черном БМВ, а потом и сам скрылся. +++ Дома непривычно тепло. Небось Данко опять весь день держал духовку включенной. Когда-нибудь он или спалит квартиру, или газом отравится. Алекс зашел в комнату – спит, завернувшись в одеяло. Рядом телефонная трубка, на тумбочке пепельница и окурки. В комнате воняет сигаретным дымом и его тоской. Окно не открыть – замерзнет. Пошел на кухню, приоткрыл форточку. Холодный воздух надул тонкие занавески как паруса. Гора посуды, грязная плита, пустой холодильник. Выругался, бросил полотенце на пол, сел на табурет, закрыл лицо руками. Посидел так с минуту, вздохнул, принялся за посуду. Сковородку на газ, туда сосиски. Макароны уже кипят в кастрюле. Слышно шарканье тапок, идет. Чешет голову, волосы в разные стороны. Алекс обернулся через плечо, усмехнулся. - Чучело, проснулся? - Что варишь? - Макароны. Садись. Морду бы хоть умыл. - Я с утра умывался, - зевает широко, подбирает под себя ноги. Умещается же так на маленькой табуретке. Сидит, не проснулся еще до конца. Как котенок, того и гляди клюнет носом вниз. Промыл макароны, сосиски на тарелку, макароны в сковородку. Кетчуп на стол, кофе по чашкам. Данко кладет три ложки сахара, мешает, громко ударяя ложкой о стенки. Алекс отбирает у него бокал, сам размешивает, возвращает другу. - Чего злой какой? - Дрыхнешь весь день. - Выходной же. - И впрямь… Выспался? - Уху, - прячет лицо в чашке. - Ешь, - Алекс ставит перед ним тарелку с макаронами. Данко смотрит на них, кривит рот, смотрит на Алекса из-под бровей. – Ешь, говорю. Ест. Молча. Жует макароны, будто они резиновые. Алекс попробовал. Вроде ничего, даже не пересолил на этот раз. - Не кури в комнате. - Не хотел выбираться из-под одеяла. - Нравится в мусорке жить? Воняет как в бомжатнике. - Не ругайся. - Данко… Ну хватит уже. Проснись, - Алекс прихватил его за локоть, потянул. - Да я проснулся, проснулся, - отпихнул его руку. - Нет, ты засыпаешь все крепче, - прошептал Алекс, возвращаясь к своим макаронам. Молчит. Ковыряется. Рукой хватает сосиску, жует, облизывает пальцы. И когда он в последний раз смеялся? Так чтобы громко, запрокинув голову, и глаза горели. Зомби. Ни живой, ни мертвый. Доел, собрал тарелки, положил все в раковину и обратно в комнату под одеяло. Алекс убрал со стола. Накрыл остатки еды крышкой, закрыл форточку. За окном темно. Темнеет в четыре. Если это можно назвать темнотой. Белая земля, белое небо, белые деревья и громкие черные птицы. Зашел в комнату. Лежит. Накрылся одеялом, смотрит телевизор. Бессмысленный взгляд. Переключает каналы. Останавливается на каком-то спортивном, там борьба. Смотрит. Ему неинтересно. Но Алекс знает, в чем тут дело. Он садится на кровать, снимает рубашку, майку, расстегивает ремень, снимает джинсы, носки. На нем короткие боксеры, а Данко любит плавки. Но сейчас он в пижамных штанах и безразмерной футболке. Постоянно мерзнет. Но они оба любят зиму, любили по крайней мере. Играли в снежки, когда были мальчишками, валялись в сугробах, до посинения торчали на улице, пока родители не загоняли в дом. Последний раз они играли втроем, Данко, Алекс, и его жена. Данко ее очень полюбил, а она его. Стала как сестра. Была бы она здесь, рядом, обязательно бы помогла… - Переключи, - просит Алекс. Не реагирует. Отобрал пульт, переключил на евроньюс. Кризисы, Греция, Германия, ядерная политика, Косово. Алекс делает громче, Данко подползает ближе к экрану. Маленькие горячие ладони ложатся на плечо Алекса, он накрывает их своей тяжелой рукой, гладит, успокаивая. Это никогда не кончится. Алекс вдруг вспомнил их на одной демонстрации в Белграде. Флаги, пиво, стаканы, шум, крики, хохот, листовки. Белград. Его огни, его толпа. Сербия. Он сейчас и не вспомнит, зачем они пошли и в чем было дело. Все пошли, ну и они с друзьями. Ох и напились они тогда. А потом пьяные бежали домой, попали под дождь, и Данко выливал из ботинок воду. А Алекс, кутал его в свой дождевик, и прикуривал две сигареты, для себя и для него. Сигареты Данко промокли насквозь. - Домой хочу, - как-то обиженно заявляет Данко. Он всегда так делает, когда ему грустно. У него всегда две фразы наготове «хочу домой» и «я люблю тебя». Вторую Алекс не слышал уже очень давно. Нет, не оттого что Данко его разлюбил, может, он просто говорит ее другому. Хочет домой. Потому что дома всего этого не будет. Чужого города, белого неба, холода и проклятого хорвата. Дома мама и ее теплые руки. Дома всегда тепло и полно народу, братья, сестры, друзья. По вечерам в бар, туда, где уже ждут Банэ и Коларов. Потом подходят Милош с Миланом, всегда вдвоем, всегда улыбаются, а в бар заходят, всегда споря о чем-нибудь. Милан всегда соглашается первый. А иногда приезжают Деян и Марко и рассказывают, какова она жизнь за бугром. Вот теперь и они знают, что это такое. Когда не дома. - Хватит! - Алекс нарушил тишину, бросив пульт на пол. Данко только посмотрел на него и спрятался под одеяло. Как собака. Жрет, спит и смотрит. И молчит. Молчать он не любит, да и не умеет. - Поговори со мной, - Алекс погладил Данко по голове через одеяло. - Я спать. Сжал зубы, заскрежетал, и слезы из глаз. Скупые, только собрались в уголках глаз, скатились, и будто и не было их. Убил бы. Обоих. Сил нет. Поднял пульт, положил на тумбу, накрылся одеялом с головой. От Данко исходит тепло, а он замерз насквозь. Будто чувствуя это, обернулся, подполз, обнял руками и ногами, положил голову на грудь. Тяжелый, но теплый, костлявый стал. Губы сами касаются макушки – поцелуй на ночь. Саболч забежал в «Чоколаду» уже ближе к закрытию. Николас прибирал стойку, начищал бокалы. Кто-то из официантов поднимал стулья, кто-то протирал пыль с картин. Ивица уже звенел ключами, закрывая кухню. Завидев друга, Нико махнул рукой. - Привет! – прошептал он. Саби широко улыбнулся, разматывая длинный желтый шарф. - Иди уже, - Ивица махнул рукой, что-то записывая в большой тетради. - Спасибо! Увидимся позже! Николас говорил с боссом на английском, хоть Ивица и твердит, что Нико нужно учить русский. Русский давался тяжело. И хоть он уже мог читать и немного понимать, что он читает, говорить и понимать речь было все также трудно. С Саби они тоже говорили на английском, и тот к счастью не настаивал на русском. Хотя Саби говорил уже очень хорошо, и даже его легкий акцент, который так нравится русским девушкам, стал почти незаметен. - Можно идти, - Николас надвинул на голову капюшон своей легкой куртки, на которую каждое утро ворчал Иво. - Как день? - Я познакомился с Данко. Саболч замер на секунду, посмотрел на друга, убедился, что тот как всегда добродушно улыбается, и продолжил свой путь домой, пряча лицо от ветра. - Рад за вас. И как оно? - Он забавный. - Забавный, как же… - Он не заплатил за кофе. - Это нормально. Он не будет платить. - Он боссу очень хороший друг? - Очень. Просто замечательный. Нико, ты странный. - Все так говорят. Саболч забежал в подъезд, придерживая дверь для друга. – Пойдем уже! Тот замер смотря на небо. - Снег, - прошептал он. – Снег!!! - Ты уже видел снег, - Саби прислонился к двери спиной, стягивая шапку. – Нико! - Нет, Саболч, это будет самый настоящий снег. И утром будет все в снегу. Ведь так? - Наверное, - венгр пожал плечами. – Завтра будем смотреть на снег. Николас поджал губы и зашел в подъезд. Саби проворчал что-то, обращаясь видимо к Богу, и отпустил дверь. Их русский дом. «Моя русская семья» - так говорил Николас своей матери, когда общался с ней по скайпу вечерами. «Мой дурдом» ласково называл Саболч эту четырехкомнатную квартиру с высокими потолками и большими окнами. Они жили в самой маленькой спальне, возле кухни. Места было немного, зато было очень светло и уютно. Одна двуспальная кровать, шкаф, письменный стол. Больше ничего и не нужно. Два ноутбука: один валяется на кровати, второй на столе. Носки, джинсы, футболки дружно запиханы в шкаф, в котором иногда прибирается Саболч. Парни завалились в квартиру, тут же стряхнули обувь, оставив ее подсыхать на коврике возле двери. - Как прошел вечер? - Нормально. Выпили немного. Эти европейцы действительно странные. - Эти европейцы, - передразнил друга Николас. - В данном случае конкретные европейцы, Нико, - Саболч отмахнулся, включая кофе-машину. – Со сливками? - Латте, - попросил бельгиец, приглаживая волосы перед зеркалом в ванной. – И что же в них странного? - У них столько денег, а они экономят на всем… - В Европе не принято транжирить, Саби. Не то что здесь. - А мне нравится здесь. Люди живут на всю катушку, если есть деньги. - Ивица не такой. - Ивица – не русский, и у него нет времени тратить деньги. - Как ты думаешь, может их еще короче состричь? – жалобно спросил Николас, заходя на кухню. - Если только под ноль, Нико. Когда Ивица зашел в свою квартиру, осторожно открыв тяжелую металлическую дверь, стояла полная тишина. Он прошел к комнате, которую сдавал своим молодым служащим, приоткрыл дверь и улыбнулся. Николас и Саболч тихо спали, завернувшись каждый в свое одеяло. Устали. Он тоже сегодня непривычно устал. То ли посетителей было слишком много, то ли визит Данко все еще заставлял его переживать. Хорват прислонился к косяку, сложив руки на животе, прикрыл глаза и поймал себя на мысли, что сейчас точно уснет. - К себе иди, - прошептал Саболч, повернувшись на спину и вытащив одну ногу из под одеяла. - Жарко? - Аха, - паренек зевнул, потянулся руками вверх, уперевшись в спинку кровати. – Иди к себе. Не стой тут. - Устал… - Спать, Ивица. - Посиди со мной. - Нет, - венгр накрылся одеялом с головой. – Спать хочу. Ивица тяжело вздохнул, буквально отодрал спину от косяка и тихо прикрыл за собой дверь. - Ну что за дети?..