Кровавая Химе

      Признаться, я всё же всегда полагала, что обладаю достаточно неплохим контролем над собственными чувствами и эмоциями, и что после запечатывания в меня Кьюби ничего особо не изменится.       Вынуждена признать свою неправоту. Изменилось очень многое, но я сама — в первую очередь.       Наверное, было и правда слишком наивно думать, что я смогу противостоять ненависти и кровожадности лиса. Я никогда не забуду ту жгучую, обжигающую ненависть, вскипающую в венах кровь и жуткую жажду крови. Убить их всех! Убить жестоко, отрывая по кускам их конечности, медленно убивая, ощущая вкус крови на губах, испачкать руки в ней, сделать всё тёмно-алым, как мои волосы… это было жутко.       Это было не просто жутко. Это было Страшно. Очень, очень страшно.       Я три недели отходила от запечатывания биджуу. Но те три недели превратились для меня в Ад на яву. Постоянная жажда крови, убийства, ненависть разрывающая каждый кусочек моего сознания. Вся физическая боль отошла на второй план. Куда сложнее было выдержать этот ментальный удар.       Но вот лихорадка закончилась, всё вернулось практически в норму. Я начала учиться понемногу, медленно, управлять этой опасной чакрой. Получалось откровенно не очень. Кьюби был настроен слишком агрессивно, а у меня проявились эмпатические наклонности. О, какой это был кошмар! Каждая попытка обуять чакру и волю лиса заканчивалась кошмарной головной болью.       Всё изменилось во время моей первой миссии.       Ничего сложного, на самом-то деле. Просто ликвидация некоторых мешающих личностей с изъятием небольшого свитка. Шиноби моего уровня было нечего там делать — это, на самом-то деле, была просто проверка, смогу ли я держать себя под контролем.       Как оказалось, Хозуки тоже думали, что сильным шиноби на такой миссии делать нечего. Поэтому и решились устроить западню, чтобы напасть. Им нужны были подопытные крыски из клана Узумаки. Причём живые.       Ну, что сказать, проверку я определённо прошла лишь наполовину — убила я не всех, двоих оставила, после чего допросила. Хотя, взять себя под контроль, чтобы сохранить остатки разума было… сложно. Очень сложно. Но у меня получилось. А значит, есть шанс, что со временем, у меня получится окончательно подчинить себе силу Девятихвостого.       Как оказалось, наша группа была не первой, до этого им в лапы попалась ещё одна команда, тоже приблизительно моего возраста.       Командиром отряда было принято решение, что безопасней будет уничтожить всех, вместе с лабораторией. Однако я возразила. Я… не могла их бросить. Дети нашего клана, те ради кого я делаю это всё… для меня на первом месте Клан. А Клан — это люди, что живут в нём. Узумаки.       Красноволосые, активные, буйные, весёлые и задиристые. Они делают Узушио тем местом, что я люблю. Наполняют его своим смехом и радостью, слезами и печалью… в отличие от многих, я делаю это всё не ради чего-то эфемерного, а ради вот этих людей.       Да, конечно, часто приходится идти на жертвы. Мы — шиноби, без этого никак. Но и жертвовать кем-то без каких-либо причин… не помочь своим же? Бред! Взаимопомощь, поддержка и сострадание друг к другу в клане — вот на чем мы все удерживаемся. Вот почему шиноби ещё не стали окончательно монстрами.       Мы всегда сражаемся за что-то. За кого-то.       Возможно, произойди это чуть ранее, я бы не стала спорить, однако сейчас у меня начался, так сказать, запоздалый всплеск гормонов, вызванный резким скачком агрессивной, мощной чакры. Потому сдерживать эмоции мне стало сложней, да и… не требовали от меня больше этого.       Почему — не знаю. Но право быть почти обычным человеком, мне дали. И мне бы не хотелось его упускать, становясь бездушной клеткой для Кьюби и машиной для убийств.       Я… хочу жить. Пускай, если так случится, то коротко — мы шиноби, мы должны быть готовы к смерти и встрече с Шинигами-сама. Но я хочу именно жить, а не существовать в клетке из сплошного «должна» и «надо». Хочу иметь своё собственное «хочу» и «могу». Пускай небольшое, я понимаю, что на первом месте для меня долг перед кланом.       Поэтому я захотела помочь этим детям. Их, если верить допросу, было трое. Два мальчика и одна девочка. Все — родные братья и сестра. Девочке было двенадцать, младшему мальчику — десять, а старшему — четырнадцать.       Не факт, конечно, что у всех сохранился рассудок, но почему бы не попытаться? Если есть шанс помочь, то я не могу им не воспользоваться.       Это мой долг.       В лаборатории было темно, сыро, казалось, даже стены этого подвала, на который вышли мы (что-то наподобие скрытого бункера) пропитались запахом крови, криками боли подопытных и здешним безумием.       Вот она — неприглядная сторона шиноби. Садисты, не знающие жалости, прогнившие изнутри, не представляющие своей жизни без убийств и крови. Всю эту сущность ясно показывало это… помещение. Те, кто вырос на войне, кто живёт ею никогда не смогут жить в мире, несмотря на все мечты, вдруг вспомнившегося мне, Хаширамы. Это невозможно и именно такие картины это лишний раз доказывают.       Войны будут всегда — за земли, влияние, власть, деньги, просто войны ради самой битвы. Слишком часто становление ниндзя ломает психику детей, которые вследствие уже никогда не смогут вернуться к другой жизни. А некоторые её никогда и не знали.       Смотреть на детей нашего клана, изможденных, загнанных, бессильных было… страшно. Что с ними надо было сделать, чтобы подавить присущий каждому Узумаки оптимизм и жажду жизни? Представлять подобное не хотелось, но я всё равно это узнаю. Потому что будет проведено расследование, а отчёты и дальнейшие указания поручат мне.       Я — химе и должна привыкать к власти, неприятным — омерзительным — подробностям, знанию, которое хочется забыть как можно скорее и к ответственности за жизни тех, кого мне предстоит направлять на смерть.       Уже сейчас меня готовят к тому, что внутри клана править будет не Харуто — я. Так же как это было при джи-сама и при то-сане. При них правила сначала мать джи-сама, а после ба-сан. Внеклановая политика, в основном, ложится на плечи Главы Клана. Когда он это потянет. А вот внутри клана, чаще всего, в основном, заправляет его жена или мать.       Однако сейчас, к примеру, большинством правит ба-сан при помощи и поддержке Райдон-сама, и джи-сама. Не уверена, что мне хотелось бы той власти, которую взяла на себя моя родственница.       Она власть любит, не смотря на все её неприглядные стороны, я же… я же предпочла бы мужа, семью, редкие миссии и постоянную работу с фуином. Исследования, открытия, эксперименты… — вот что меня привлекает. Власть — это, без сомнения, приятно. Даже сейчас, осознавая всю её подноготную, я не могу не признать, что она пьянит похуже лучшего саке. И именно поэтому лучше держаться от неё подальше. Слишком легко пристраститься и слишком сложно от неё потом отказаться.       Впрочем… с каких пор у химе Великих Кланов появился выбор?..       — Химе-сама, — из мыслей меня вырвал капитан данной миссии. Впрочем, капитан — не капитан, а меня слушаться он обязан.       — Каковы результаты? — холодно спрашиваю. Я готова к любому ответу.       — Из всех подопытных, — лицо шиноби еле заметно кривится. — В относительно нормальном состоянии — трое. Двое Узумаки и один Учиха. Что прикажете делать дальше?       Что ж, всё не так уж и плохо. Но, для начала, стоит убедиться самой.       Не отвечая ничего, молча направляюсь к тому месту, где сейчас ощущаю чакру этих троих детей. Учиха? Неожиданно, конечно, но если он ещё в том возрасте, когда можно повлиять на подсознание без особого вреда, то иметь такого при себе будет очень даже выгодно. А если он сможет пробудить шаринган…       — Сколько Учиха лет? — не поворачиваюсь, спрашиваю у идущего чуть позади мужчины.       — Десять, химе-сама.       — Шаринган?..       — Три томое.       Три томое?.. Неплохо. Да и возраст вполне подходящий. Надо будет поручить поработать с мальчиком профессионалам. Такой слуга мне пригодиться. Верный, преданный, сильный… ба-сан будет довольна.       — Остальные?       — Девочка, Узумаки Сайко, двенадцать лет. Мальчик — четырнадцать, Узумаки Ивао. Три месяца назад их признали погибшими. Сироты, из побочной ветви, но способные. Особенно мальчик.       Значит, самому маленькому мальчику не удалось сохранить рассудок. Делаю глубокий вдох, подавляя в себе все эмоции. Мне сейчас нужен холодный и ясный разум.       Останавливаюсь перед разбитым лагерем. Ранее я отошла немного в сторону реки, течение воды успокаивает, помогает привести в порядок мысли, что мне тогда и требовалось.       На земле сидят двое — мои соклановцы, ещё совсем дети.       — Химе-сама! — старший мальчишка моментально, пусть и видно, что это доставляет ему боль, низко кланяется, прикасаясь лбом к земле. Что ж, если у него остались силы на манеры — жить будет.       Слабо улыбаюсь и подхожу к подростку.       — Как тебя зовут?       — Ивао, химе-сама, — всё так же, не разгибаясь, отвечает он.       — Разве? Мне казалось, он умер три месяца назад, — холодно замечаю, посмотрев в глаза, резко выпрямившемуся мальчишке.       — Х-химе-сама? — хрипло задаёт немой вопрос, не отрывая от меня своего взгляда.       — Тебя зовут Нобуо, запомни это.       — Да, химе-сама, — спустя несколько секунд шока, снова почтительно кланяется… Нобуо.       Преданный… да, теперь у меня есть первый, преданный слуга. Осталось только по прибытию поставить печать. А с его сестрой, что просто безучастно лежит под руками ирьенина и с маленьким Учиха разберёмся позже.       Впрочем, я и так знаю, что буду делать.