Проблеск света

И так как матери наши Для счастья нас родили, Клянемся жить для счастья, Для счастья всей земли. Бертрольд Брехт.

Анволия — крошечный прибрежный городок, затерявшийся где-то на западе штата Нью-Джерси. Жаркое, но не знойное лето сменяется здесь довольно теплой зимой, близость океана делает город привлекательным для туристов, не желающих тратить деньги на раскрученные курорты, а местные жители очень добры и отзывчивы. Занятие, столь любимое многими поколениями людей, — рыбная ловля. Когда-то давно в Анволии было огромное количество рыбаков, продававших пойманную рыбу в городе и за его пределами, но со временем их вытеснили большие рыболовецкие суда, облюбовавшие эти места. С тех пор люди брались за удочку больше для развлечения, чем из соображений выгоды. Рыбацкие домики находились вдали от города и занимали довольно длинную полосу берега, образовывая небольшую улочку. Если раньше они действительно служили для хранения снастей и лодок, то сейчас, перестроенные в двухэтажные коттеджи, утратили свое предназначение, и от рыболовного промысла в них осталось только название, да пирсы. Здесь и проходило детство Белль, дочери местного мэра, — на берегу океана в маленьком уютном коттедже, без забот и тревог, постигших ее позже. — Все еще читаешь? — ласково окликнула Белль ее мать, Коллетт. — Уже закончила, — не поворачивая головы ответила девочка. Она сидела, свесив ноги с пирса, и держала в руках раскрытую книгу. — И что ты об этом думаешь? — женщина, последовав примеру дочери, присела рядом с ней. — Глупая роза, — вынесла вердикт Белль, — почему она так нравилась принцу? — Для него она была особенной розой, — ласково ответила Коллетт, — одной среди миллионов. Даже ее характер не мешал этому. — Ну уж нет, — отмахнулась девочка. Она перестала смотреть на чаек, летающих возле берега, и повернулась лицом к матери, — я бы никогда в жизни не полюбила такой противный цветок. Коллетт, вздохнув, лишь улыбнулась в ответ. — Собирайся, отец скоро придет, — девочка захлопнула книгу и с радостной улыбкой на лице побежала в дом, обгоняя мать, — сегодня Мо обещал ей спустить лодку на воду. *** Когда много пьешь, информация в голове есть, а работать с ней некому. В чертогах разума девушка-администратор отправилась делать маникюр посреди дня, автоматы приема и выдачи воспоминаний не работают, охранники ушли в запой, а главный библиотекарь постоянно приносит не те книги, хотя ты уже сотню раз ему объяснял, что нужна голубая с золотыми буквами, в которой написано про счастье. Зачем он пил вчера, Голд не знал сам. От скуки или от усталости, от внезапного чувства одиночества, накатившего на него после ухода Белль, не важно. Важно то, что он в очередной раз (не подряд ли?) надрался и чувствовал себя самым мерзким ублюдком во всем Нью-Йорке. Подсознательно он чувствовал, что все эти мысли вызваны не иначе как отходняками, но все равно продолжал самобичевание по той простой причине, что заслужил. Голд попытался встать, но сил для этого у него совершенно не было, и он упал на влажные от пота простыни. Ему уже не разорвать этот порочный круг, что бы он там себе ни обещал. Он чертов трус, тянущийся к бутылке по любому поводу, совсем как его отец. От головной боли он никак не мог сфокусировать взгляд, лихорадка заставляла его потеть и трястись от холода, а в ушах страшно шумело. Незавидное положение. Кое-как взять себя в руки и пересилить похмелье помог звук входящего сообщения. Это могло быть что-то срочное из больницы, несмотря на выходной, поэтому он с трудом нашарил мобильник, затерявшийся где-то среди простыней и посмотрел на экран. «Абонент Белль Френч прислал вам новое сообщение», — гласило уведомление. «На улице прекрасная погода для прогулок. Не желаете встретиться?», — Голд с трудом нашел глазами окна своей спальни, но они оба были плотно занавешены. «Очень жаль, но я пас. Много работы», — немногословно, но на большее в таком состоянии хирурга вряд ли хватило бы. «Лжец», — вердикт Белль был коротким и точным. «Это еще почему?», — он чуть не уронил телефон на лицо, пока печатал. «Потому что вы наверняка еще валяетесь в постели. За окном ливень», — то, что Голд изначально принял за шум в ушах оказалось дождем. Хитрая девчонка, думал он, наглая провокаторша. «В таком случае, первой солгали вы» «Это была ложь во благо» «В суде бы не прокатило», — его уже начинал раздражать этот бессмысленный разговор. Ей было легко писать, сидя в своей уютной квартирке, или где там она жила. Такие, как она, не пьют на ночь в одиночку и не знают, как после этого бывает трудно встать с постели. «Но мы не в суде», — Голд живо представил лукавую улыбку на губах, с которой она печатала это, — «Вы наверняка хотите свою трость обратно», — почти сразу же пришло второе сообщение. «Двое людей с общей целью могут многого достичь», — едва успел отправить свое самое длинное сообщение в диалоге Голд, перед тем как почувствовал рвотный позыв. *** Термин «ювенальный» происходит от латинского слова «juvenalis», которое означает «юношеский», Голду недавно об этом рассказывали социальные работники. Быстро пробежавшись глазами по параграфу, он закрыл учебник и лениво потянулся. Покидать такое уютное место под деревом совсем не хотелось, но скоро должен был начаться урок и опаздывать к визгливой мисс Доу было себе дороже. Не успел Голд подойти к двери, ведущей из внутреннего двора в школьный коридор, как его окликнул Хордор, одноклассник, прогуливающий уроки в компании своих дружков. — Эй, Золотце! — руки Голда покрылись мурашками. В последнюю встречу с Хордором он успел убежать, но еще раз до этого получил от отца за то, что пришел домой с разбитой губой. Он понимал, что вечно бегать от детины-Хордора у него не получится, и боялся, что в очередной раз все закончится далеко не разбитым лицом, — Золотце! Ты кинул меня и парней на последнем свидании! Совсем не хочешь с нами дружить? — издевательским тоном продолжал кричать Хордор, в то время как двое из его компании, ухмыляясь, двигались в сторону Голда. Не успел мальчик дернуться, как чьи-то сильные руки скрутили его сзади и уже через мгновение, под смех дружков Хордора, он лежал, прижатый щекой к земле не в состоянии пошевелиться. Под таким углом было трудно что-либо разглядеть, но приближающиеся ноги Хордора он видел отчетливо. — Целуй мой ботинок, — Голд почувствовал, что хватка сзади слегка ослабла, но лишь для того, чтобы швырнуть его аккурат к ногам Хордора, — целуй мой ботинок! — уже настойчивее вопил мучитель. Собравшись с мыслями, хотя в голове словно что-то свистело от боли, Голд попытался подняться, но в этот момент терпение Хордора лопнуло и нос Голда встретился с тяжелым ботинком разъяренного детины. *** Голд резко открыл глаза и первые несколько секунд не понимал, что с ним. Только что ботинок Хордора приближался к его лицу, а через мгновение он оказался… на собственной кухне. Его разбудил кипящий чайник, свист которого он услышал во сне. Отогнав мысли об этих старых-старых событиях, он достал две чайных пары и аккуратно расставил их на столе. В голове все еще был туман, но имитация хоть какой-то деятельности помогала не зацикливаться на похмелье и воспоминаниях. Он уже собрался с мыслями и приготовился достать из холодильника еще одну бутылку «Перье», как раздался звонок в дверь. — Вы можете не утруждать себя, я войду сама, здесь открыто, — услышал Голд крик Белль вместе со звуком открывающейся двери. «Ну как же», — подумал он, — «девочка все может сама», — куда идти? — Направо. Вы точно вовремя, мисс Френч. У вас есть возможность самостоятельно приготовить чай, потому что я на это совершенно не способен, — пробормотал Голд, сидевший за столом, уткнувшись лбом в бутылку холодной воды. Головная боль снова вернулась, а до ибупрофена он был не в силах дотянуться. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль попросить Белль помочь с таблетками, но она тут же была отброшена. — Жалкое зрелище, — протянула Белль, и мужчина нехотя повернул голову, теперь прижимаясь к спасительной бутылке щекой, — вы медленно убиваете себя. — Ошибаешься, дорогуша. У меня это довольно быстро получается, — съязвил Голд. Девушка только покачала головой и по-хозяйски начала осматривать кухню. Мужчина снова прижался к бутылке лбом и решил не мешать юному пытливому уму. Он прикрыл глаза и слышал только шум открывающихся и закрывающихся кухонных шкафов. — Где стаканы? — Наверху, слева, — шум воды, шаги, стакан теперь стоит на столе рядом с ним. — Вот, — вздохнула Белль, — это поможет, — Голд поднял голову. Девушка достала из сумки упаковку аспирина, кинула в воду пару таблеток и подвинула стакан ближе к нему. — Спасибо, — сказал мужчина, всматриваясь в лицо Белль. Казалось, он был смущён этим жестом, но большинство людей, знающих Голда, сочли бы это вздором. — Совсем забыла! — резко подскочила Белль и понеслась прочь из кухни, — трость! *** Доктор Голд когда-то умел мечтать. В детстве, когда вопиющая чудовищность мира еще не так бросается в глаза. Позже он напрочь разучился, но если бы все еще умел, то создал бы целый мир у себя в голове. Там, в идеальном мире, он бы не был таким остолопом и не совершил такого количества ошибок. Он бы сдувал пылинки с Белль, носил ее на руках и сумел бы найти тот заветный способ, но, как пелось в каком-то старом мюзикле, жизнь одна. Нет идеального мира и нет второго шанса на исправление. Голд вздыхает. — Еще не хочешь открыть мне самые темные уголки своей души? — горько усмехается мужчина. — Не дождешься, — потрескавшимися губами улыбается Белль.