Больше всего на свете

      Идет дождь, капли кружатся в медленном танце под шум проезжающих машин. Светофоры вновь и вновь перемигиваются разноцветными огоньками , будто пытаясь расшевелить унылую реальность. Люди спешат по своим делам, перебегая через помокревший от натиска крупных капель асфальт. Они не задумываются о том, что кто-то в этот момент теряет самого близкого человека, что в одном из многочисленных домов, защищенных кирпичными стенами, рушится чье-то счастье и что прямо в эту секунду неизвестный, забытый миром человек, рыдает от бессилия. А они все бегут и бегут по своим делам, не желая остановиться и вдруг вспомнить о своем любимом и набрать его номер, желая услышать родной голос и убедиться, что все в порядке. Сделать то, что я не в силах совершить даже при огромном желании. Просто потому, что не придумали еще таких телефонов. Телефонов, что дадут возможность пообщаться с ушедшими.       Я тоже когда-то была такой. Помешана на своем богатстве, карьере, мнении других людей. Не замечала, как искренне меня любит самый дорогой человек. Не думала о том, что когда-то что-то сможет пойти не по моему плану. Сутки на работе стали не в новинку, выходные в командировках тоже вошли в привычку. Не представляю, как же ты это все терпел, мой хороший? Почему ни разу не упрекнул? Хотя я бы даже тогда нашла какую-нибудь отмазку, вроде того, что нам нужны деньги на свадьбу, и, несмотря ни на что, отправилась на работу.       Сейчас, вспоминая твои глаза, просящие остаться, твои ласковые руки, заботливо обматывающие мою шею шарфом, твою лучезарную, но в то же время горькую, улыбку, я понимаю, чего лишилась в этой жизни и никогда больше не обрету. Мне никогда больше не коснуться тебя, не застать тебя заснувшим в дизайнерском кресле за просмотром очередного блокбастера. Мне ни за что не испытать простого человеческого счастья, того чувства окрыленности, когда тебя касается нужный человек.       Как-то Станиславского попросили описать глаголом, что значит любить. К нему предлагались различные варианты: дарить подарки и цветы, жить интересами любимого, пожирать глазами, петь от счастья и пребывать в эйфории.       Станиславский ответил:       «Хотеть касаться».       Это странно, очень странно размышлять о тебе в прошедшем времени, ведь совсем недавно ты ждал меня с работы с теплым ужином и неизменным букетом лилий, который ты вручал с тем же смущением, что и пять лет назад, в день нашего знакомства. О, тот день стал для меня по-настоящему счастливым:       Город, в ожидании новогоднего чуда, будто притих, слушая радостные возгласы празднующих, в то время как по заснеженной аллее парка брела малозаметная фигурка в тёмном пальто. Я была подавлена очередной неудачей в своей карьере и, честно признаться, уже давно не верила в чудеса. Именно поэтому я в тот момент шла по безлюдной тропинке, не считая нужным праздновать с друзьями в шумном клубе. За минуту до твоего появления я не верила в чудо. Никак. И никто бы не смог меня заставить поверить. По крайней мере, я так думала. Но вот впереди показывается молодой человек, окоченевший и сидящий на покрытой инеем скамейке. Я тогда верно подметила, что ты был похож на милого снеговичка. Это прозвище закрепилось за тобой надолго. Нет, не так. Навсегда.       Оказалось, что ты потерял всякую веру в свою очередную возлюбленную, которая не раз предавала тебя. Помню, меня в ту секунду пробрал смех. Он не был заразительным или же безудержным. Он был похож на всхлипывания отчаявшегося человека. Так мы и нашли друг друга. Я поняла, что ты особенный, когда ты достал из-за спины замерзший, заиндевевший букет лилий и со смущенной улыбкой вручил мне, заверив, что вместе у нас все обязательно получится. Просто не может не получиться.       Время — вот, что залечит душевные раны. Так мне говорили многочисленные психологи, которые взялись за мое лечение после того, как я потеряла тебя. Знаешь, только тогда я осознала насколько любила тебя, твой понимающий взгляд под черной оправой стильных очков и немой укор в вымученной улыбке. Твою вечную манеру приглаживать волосы пятерней, когда сильно волнуешься. Твои постоянные жесты, которыми ты сопровождаешь очередную увлекательную историю.       Неожиданно вспоминаются наши посиделки в те редкие вечера, когда меня не загружали работой до отвала. Мы заваривали друг другу черный чай в старых отколотых чашках, не смотря на изъяны, являвшихся нашими фаворитами. Затем я доставала из огромного платяного шкафа клетчатый плед и пару перьевых подушек, скидывая эту неотъемлемую атрибутику чудесного вечера прямо в твои руки. Ты, конечно же, ронял это все, а потом и меня, щекоча все части тела. Вдоволь насмеявшись, мы усаживались на теплый плед, подложив под спину подушки, и безудержно спорили о том, какой фильм выбрать: мой любимый «Титаник» или же, по твоему мнению, единственный стоящий фильм, «Послезавтра». По обыкновению наши споры перерастали в ссоры, а те, в свою очередь, в ожесточенный бой подушками, после чего мы, смеясь, убирали поле боя от вездесущих перьев. Нашим следующим пунктом являлся просмотр нейтрального фильма, выбрать который ты милостиво позволял мне. В итоге, закутавшись в шерстяной плед и положив голову тебе на плечо, я засыпала под монотонное бормотание телевизора. Ты, боясь потревожить, аккуратно поднимал меня на руки и нес в спальню, чтобы уложить меня на нашу любимую кровать с пологом, расшитым золотистыми и серебряными нитями, изображая звездное небо. После чего, осторожно прикладывался рядом, гладя меня по шелковистым волосам и шепча: «Как же я тебя люблю!»       И сейчас, стоя под ливнем перед мигающим крестом городской больницы в некогда белоснежном пышном платье, я горько улыбаюсь. Сама все испортила. Как и всегда. Ты никогда не требовал от меня пышных церемоний и огромного количества гостей. Всего этого хотела только я. Именно поэтому я и работала, как проклятая. Тебе же было достаточно просто назвать меня своей в присутствии одного лишь священника. Но, видимо, не суждено было нам соединиться в этой жизни. Ведь перед, внезапно накрывшим тебя, приступом, ты только собирался ответить мне, священнику и многочисленным гостям: «Да».       Мы были созданы друг для друга, я точно это знаю. Вот почему мне было так тяжело тебя терять. Даже до сих пор я не могу поверить, что просторная квартира не огласится громкими звуками ожесточенной бойни твоих любимых боевиков, просто потому, что я не смотрю такие фильмы, да и вообще не смогу больше никогда посмотреть что-то, что мы смотрели с тобой. Из-за чего я решаю уехать и покинуть тот дом, где мы были так счастливы. Я не боюсь воспоминаний, нет. Я боюсь той нестерпимой боли, которая возникает, когда я вхожу домой. То светлое счастье превратилось в клубок сжигающих душевных страданий и слез, душивший меня без остановки.       Напоследок оставляю в нашем доме послание для тебя и белую розу, как знак твоей и моей чистой любви. Не удерживаюсь и все же возвращаюсь к столу, перечитывая последние, наспех написанные строчки:        «P.S. Я люблю тебя. Больше всего на свете. Лана»